Рэн жутко волновался все эти дни, хоть и пытался не показывать этого при брате. Но Торкель явно чувствовал некоторое смущение и молчаливый фантом извинений от младшего за столь вопиющее присутствие в их укромном уютном уголке и доме детства этого экстравагантного цунами в лице Ито Масаши.
[indent] Молодой мужчина, ровесник Торкеля, гостил у них уже четыре дня, но по ощущениям — целое столетие. Рэн всеми силами пытался сгладить все углы и не дать цунами и впрямь стать таковым: нии-сан жутко ревновал, и парень это чувствовал, что не мешало ему при этом ещё и наслаждаться этой самой ревностью. А ведь именно из-за неё они тогда и поругались так серьезно — в первый и единственный раз. Однако со временем Рэнмо понял, что дико тащится с ревности Торкеля, при этом никогда специально не давая повода для неё. И если брат ревновал, чувствуя неладное в поведении Ито, то сам Ито это самое поведение не слишком-то стремился скрыть, скорее наоборот даже стал его слишком активно и нахально демонстрировать, окончательно лишившись на свадьбе каких-либо надежд на то, что Рэн когда-нибудь всё-таки забудет своего иностранца и станет принадлежать только ему одному.
[indent] Масаши нельзя было винить за насильно навязанные в качестве наказания обоим чувства, в которых он был вынужден безответно любить и безрезультатно добиваться своего господина, ослушавшегося приказа отца и тем самым подарившего ему новую жизнь — за эти месяцы рядом со своим Солнцем воспоминания и сны Рэна всё более становились сконструированными и обретали плоть, переставая походить на буйные и отчасти безумные фантазии помешавшегося на своём брате подростка. Вот только ни брат, ни Ито даже, если и начали что-то вспоминать, этого пока что не понимали, застряв в человеческих телах и очередных новых для богов и сверхъестественных существ жизнях. Если честно, Рэн и сам порой начинал сомневаться в своей адекватности, когда слишком многое вспоминал за раз или слишком долго собирал имеющиеся отрывки в одно целое, выискивая логические цепочки и приводя осколки в относительно целую сюжетную мозаику.
[indent] Волновался Рэнмо и в Норвегии, когда позвал на венчание свою истинную семью в лице Огури, Юи и Ито. Тогда всё обошлось: Ито знал, что такое отказ и все эти годы терпеливо любил, будучи в вечной френдзоне — Джорах Мормонт нервно курит в сторонке. Он хоть и продолжал поедать Рэна взглядом и беситься от отчаянной бессильной ярости, официально потеряв объект своей проклятой лживой и слепой любви после бракосочетания, начал вести себя несколько странно рядом с Гуннаром: поглядывать то и дело уже в сторону рыжего мощного норвежца и даже нервничать в своей цундере-манере, о которой не было известно ни Гуннару, ни Торкелю, отчего те могли решить, что друг Рэна — тот ещё грубиян. Вот только, если бы они оба помнили хоть что-нибудь о своих божественных сущностях и истинной истории их всех, то может, никому бы и вовсе не пришлось волноваться ни тогда, ни сейчас, ни после.
[indent] А Рэн волновался. И волновался он ещё и потому, что не мог вспомнить называл ли он Торкелю во время признаний в той ссоре имя парня, с которым, будучи пьяным и жутко отчаявшимся от своей одинокой любви, чуть было не изменил брату, перепутав чужие настойчивые губы и прикосновения с единственно любимыми. Даже то, что одурманенный мозг и уставшее тело отреагировали практически молниеносно, не дав чужим губам и рукам получить хотя бы глубокий поцелуй и чуть более откровенные для друзей объятия, Рэн считал изменой. А теперь этому парню Торкель вынужден готовить завтраки и терпеть его нахальные выходки. Уже даже за это было стыдно и Рэн уже пребывал на волоске от того, чтобы усадить обоих друг перед другом и выложить всё в лицо, чтобы расставить все точки над «i» и не мешать предстоящей совместной работе.
[indent] — Черт, Ито! — Буквально врезавшись в полуголого друга на пороге гостиной, воскликнул Рэн на японском и тут же тише зашипел уже, выискивая взглядом брата. — Я же тебе халат давал, почему ты разгуливаешь в одном полотенце до сих пор? — И почему вообще Масаши даже после завтрака принимает душ? Он что, по два раза мастурбирует что ли? Или специально вынуждает Торкеля ещё сильнее напрягаться, ведь он уходит на работу и оставляет полуголого чувака со своим мужем, который, конечно же, на это не ведётся, но напрягается не меньше из-за неудобного поведения. Ито лишь усмехается, наклоняясь поближе и подтягивая своё едва держащееся в районе паха полотенце. Он точно возбуждается от всего происходящего, ибо, похоже, только его член и держит эту махровую чёрную тряпицу.
[indent] — Ой да ладно тебе, Рэн-чан, расслабься. — Шелестит он своим прокуренным голосом и подмигивает.
[indent] — Прекрати, пожалуйста. — Шепчет твёрдым тоном Рэн. — Я замужем, а ты в моем доме и доме моего мужа. Уважай, если не меня, то хотя бы его. — Тонкие сильные пальцы сжимаются на чужом запястье, удерживающем полотенце на эрегированном члене, лисьи глаза непоколебимо смотрят в наглые ехидные глаза напротив, — «если хочешь жить…» — носи халат. — И Рэн отпускает друга.
[indent] — Окей, дружище, исправлюсь. — Как ни в чем не бывало отвечает Ито в своей задорной наглой якудза манере, излучая харизму вселенских масштабов, и небрежно смахивает от небритого лица мокрые завитки длинной челки, а после заинтересованно скашивает взгляд через плечо Рэна на столь отличающийся от их японской речи норвежский язык. Рэн оборачивается следом — знакомый и внезапно громкий голос дает понять, что Торкелю позвонил Гуннар.
[indent] Черт возьми, Торкель всё это время был буквально у него за спиной… и Ито сто процентов всё видел, и знал, что Солнце их, если не услышит, то точно заметит.
[indent] «Твою ж мать! Я же почти его за гениталии ухватил!»
[indent] Вот засранец, всё рассчитал.
[indent] И не успел Рэн даже додумать, как Масаши его обогнул и вальяжной походкой развязного альфа-самца направился к лестнице на второй этаж прямо позади дивана, на котором устроился Тор. Похабная песенка зазвучала на хрипловатом басовитом японском языке с характерными самурайско-якудзовскими нотками, заполняя собой пространство этого дома и дома по другую сторону экрана. Этот парень умеет овладевать чужими умами и душами, когда хочет, а сейчас он этого явно хочет — Рэн отметил, что Ито красуется. И красуется уже не перед ним, а перед одним рыжим бородачом.
[indent] — О, здравствуй, Гуннар! — Догоняя Ито, Рэн учтиво приветствует старшего брата своего мужчины на английском и дергает за полотенце.
[indent] Песня тут же смолкает, а Масаши, выпучив свои огромные глазища, резко оборачивается, мгновенно обращаясь в быкующего якудзу. Рэнмо всегда умиляла эта гопническая привычка общения у солдат якудза.
[indent] — Ты чо творишь, паскуда?! — Хорошо, что норвежцы не понимают их сейчас.
[indent] — Спасаю всех нас. — Отвечает Рэн коварным тоном дерзкого лиса на всё том же родном языке, раскручивая полотенцем в воздухе и кидая его прямо в руки охреневшего от внезапности Ито, и краем глаза подмечает, что, похоже, представление возымело своё действие. — Ты тут обронил кое-что. — Эти слова Рэн произносит на английском.
[indent] Ито вдруг фыркает и подмигивает ему, не торопясь оборачиваться в полотенце — до размеров Торкеля ему далеко, но тоже впечатляет, есть чем покрасоваться — переводит взгляд на экран, сталкиваясь со взглядом Гуннара, усмехается и резко уходит наверх. Похабная песенка вновь начинает разносится зычным эхом по дому, но уже приглушенно и несколько сбивчиво — похоже, кое-кто занервничал и теперь закроется в гостевой спальне на некоторое время. Как бы ему снова не пришлось идти в душ.
[indent] — Извините за вторжение. — Вежливо кивая, улыбается Рэн и как ни в чем не бывало тоже удаляется к лестнице, чтобы подняться на мансарду в их с Токи домашнюю студию.

Отредактировано Ren Mochizuki (28.09.2022 18:20:36)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Странное ощущение от происходящего — Рэн прокручивал в уме взгляд брата, почти уверенный, что сделал всё правильно, и всё равно выглядело это со стороны Торкеля и его «папаши» явно очень странно. Зато стало даже как-то легче. Теперь, главное, чтобы Гуннар не прочитал своему младшему лекцию о подобных греховных недопустимых выходках его супруга и его странного близкого друга. А ещё главнее, чтобы такой вот внезапный план, лишённый деталей и дальновидности, всё же не вышел ему боком — надежда, что Масаши вспомнит свои истинные чувства, со звонком Гуннара выросла ещё немного. Лишь бы Торкель не слишком злился, но своего мужа Рэн постарается ублажить по полной и даже больше, чтобы загладить все подобные пережитые им волнения и неудобства.
[indent] Перебирая струны на своей верной чёрной лакированной старой подружке Аматэрасу, Рэн всё же вслушивался в атмосферу дома. С приездом Ито их родное гнездо даже будто бы вздыхать чаще стало и напряглось отчасти, зато заинтересованно начало впитывать новые буйные флюиды. Вот и сейчас дом слегка напряжённо дышал: на втором этаже было удивительно тихо — наверняка, Масаши там вовсю наяривает, стыдливо стараясь скрыть своё неуёмное желание; на первом, кажется, тоже. Рэн выдохнул. Либо оба самца, которые по неволе соперничают друг с другом, сейчас каждый по своим углам, либо Торкель уже придушил Масаши своими крепкими сильными ручищами, наблюдая за тем, как багровеет, а после и синеет лицо наглого якудзы.
[indent] — Уф, черт… — Уже только от представления подобных картин становилось жарко, и Рэн постарался переключиться на работу — нужно было ещё поправить небольшой кусочек в финале трека, который ему не нравился. Вот вроде всё идеально, а что-то не то, а послезавтра уже съемки надо начинать, а в идеале вообще этим вечером.
[indent] Скрип лестницы и старинной двери он не услышал, потому что был в наушниках, зато почувствовал появление брата спиной. Улыбнувшись в пустоту, Рэн сделал вид, что ничего не заметил, и выжидательно дождался, когда Торкель его обнимет. От поцелуя в висок парень прикрыл глаза и инстинктивно прижался спиной к любимой груди, преисполняясь глубинной нежностью.
[indent] — О… — Снимая наушники, Рэн, действительно, удивился. Кажется, его импровизированный и спонтанный план дал те самые результаты, о которых он даже не смел мечтать. — Чего это он вдруг? Решил направить на путь праведный этого придурка? — Беззвучно и беззлобно в отношении обоих посмеялся он, а после развернулся корпусом, чтобы обнять своего драгоценного мужа и вновь приластиться к нему щекой, точно лис к своему верному и любимому волкодаву. — Пускай приезжает — будет весело. — Тихо подмечает и разворачивается окончательно, чтобы обнять мужа уже и ногами.
[indent] — Прости за эту выходку. — Заглядывая в глаза. — И за Масаши прости. — Обычно Рэн не называл друга по имени, уже тем самым выдерживая дистанцию между ними по японским негласным правилам, но в разговоре с Торкелем, когда хотел дать понять, что Ито — хороший парень и не стоит на него злиться, употреблял именно имя.
[indent] — Я это сделал, чтобы Гуннар увидел. — Потерся носом о нос, словно лис, и добавил уже более хитрым тоном, но шепотом, — тебе не кажется, что они запали друг на друга?

Отредактировано Ren Mochizuki (28.09.2022 21:20:47)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Насколько Рэн помнил, когда-то он мог контролировать это некогда неподатливое и дикое темное существо. Более того, он владел его жизнью. По сути ничего не изменилось и раз за разом повторялось, слегка меняясь разве что декорациями и моментом судьбоносной встречи, чтобы запустилось наказание от Цукиёми-самы. Но ещё в Норвегии, стоило только опечаленному и внезапно притихшему Масаши увидеть Гуннара, как он и правда будто бы слетел с катушек. Или точнее начал с них слетать, что и продемонстрировал отчасти ещё тогда, и демонстрировал во всей красе все эти четыре дня. Рэн только и успевал шептать Торкелю, что всё в порядке, Ито просто проходит акклиматизацию. Ведь и правда, мужчина никуда дальше Окинавы за всю свою жизнь — по-крайней мере, точно эту — никуда и не улетал. А тут — сначала Норвегия, а потом и Штаты.
[indent] — Он очень ранимый малый, хотя это и незаметно, да. Тот ещё цундере. — Тихо и коротко посмеявшись, произносит лис, ощущая, как отзывается либидо брата на его близость. — И начинает «ненавидеть» тех, кто ему слишком сильно нравится. — Что не касается и никогда не касалось именно Луны, но то ненастоящая любовь.
[indent] В глубине памяти имелись смазанные обрывки из далёкого прошлого. Начиная с того, как его Тэмотсу впервые увидел Бальдра: он затих и даже на обращения к нему своего господина отзывался так, чтобы как можно реже попадаться на глаза высшему богу; а когда Бальдр с ним заговорил, Тэмотсу внезапно нагрубил ему, растерялся и испугавшись сбежал, оставив всех, в первую очередь самого Цукирэ, в искреннем замешательстве. Это повторилось ещё несколько раз после, и каждый раз потом Тэмотсу отчаянно извинялся перед своим господином на коленях, получая от Цукирэ лишь понимающие похлопывания по плечу и осторожные слова о том, что ему стоит учиться социализации. Но так же Лунный Лотос всё больше понимал поведение своего слуги и друга — тот был слишком обескуражен внезапными и ранее не знакомыми ему чувствами, что не знал, как правильно нужно себя вести. Ведь по сути, сохранив жизнь безымянному лидеру озлобленных и пакостливых, всеми отверженных карасу тэнгу, Цукирэ получил не просто верного и преданного жизнью слугу и друга, но и дитя, которое воспитывал и растил, наблюдая за его метаморфозами и эволюцией, что физически, что духовно, что интеллектуально.
[indent] Вот и сейчас его Даитэнгу вёл себя несколько неадекватно и растерянно, обращая свою просыпающуюся настоящую симпатию в агрессию и высокомерие. Рэн даже был уверен, что Масаши после этого себя долго корил, а то и наказывал многочасовым пребыванием в позе сэйдза на рассыпанном по татами сыром рисе. По-крайней мере, однажды он его таковым застукал — на следующее утро после того, как Ито позволил себе воспользоваться пьяным беспамятством Рэна. Находил парень своего друга в этом самовольном наказании и ещё несколько раз, и при упорных попытках вызнать зачем он это делает, всё-таки добивался ответа: — «я непростительно провинился — я заслужил!»
[indent] — У нас ведь рис закончился, да? — Как бы между прочим тихо шепчет Рэн и шумно выдыхает, на поцелуй в пах — как тут откажешь столь пикантному желанию любимого. Рэн вздыхал и реагировал мурашками уже только от одних прикосновений к обнаженной коже — каждый раз, когда Торкель забирался своими длинными музыкальными пальцами к нему под одежду, словно в первый раз — что уж говорить о предвкушении того, чего так желал сейчас его драгоценный брат и супруг, его заветное Чёрное Солнце. Чего всегда желал и он сам, замерзшая Луна, теперь же сияющая и обласканная солнечным теплом.
[indent] — Почему-то мне кажется, что получится. Вот только этот разговорный барьер… — Ито совершенно был плох в английском. Сколько Рэн не пытался его обучить языку, тот ни в какую не давался. Остаётся уповать только на язык любви. И лис от этих мыслей закусил губу, чтобы не хохотнуть. А после кивнул, томно взирая на своего мужа сверху вниз. Конечно же, он не против. Не против ни органной партии в исполнении Токи в их творчестве, ни его спонтанных оральных ласк: и то, и другое наполняло Рэна ещё большей любовью и глубинной нежной теплотой.
[indent] — Для меня это будет честью, Sol, ты же знаешь. — Нии-сан навсегда останется его идолом в отношении музыки. И Рэн запускает пальцы в любимые густые волнистые волосы, будто бы случайно оцарапывая кожу головы длинными ногтями, лаская её подушечками пальцев и натягивая волосы у корней.

Отредактировано Ren Mochizuki (29.09.2022 02:14:59)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Рэн сильнее прикусывает губу, рискуя ее и вовсе прокусить до крови — вид восторженного Солнца, наконец, дорвавшегося до вожделенного особого ритуала, который только он мог подарить своей Луне, заполнял Рэнмо сильнейшими чувствами, точно надвигающееся цунами. Неужели они оба так отчаянно сильно соскучились за эти долгих четыре дня друг по другу? Да. Но Рэн даже и не предполагал, что это настолько взаимно — и эта взаимность грозила не просто сдвинуть, а снести крышу не только им двоим, но и родовому гнезду. Наверное, на Рэна так влияет эта дикая жажда Торкеля показать их нахальному гостю, кто тут главный и кому именно принадлежит и душой, и телом Лунный лис. Сам-то Рэн никогда в этом не сомневался — у Ито никогда не было никаких шансов.
[indent] — Когда-то я тоже так себя вёл с тобой… может, он это от меня перенял? — Беззвучно и коротко посмеялся младший и облокотился локтями о стол для большего удобства, заодно слегка приподнял зад, чтобы мужу было легче стянуть с него шмотки.
[indent] И только стоило сказать это вслух, как Рэн замер, опомнившись и уставившись на Солнце со смесью легкого испуга и любопытства: ведь брат ещё не помнит их первой встречи, не помнит их истинных сущностей — по-крайней мере, что-то подсказывает, что не эти подробности, иначе бы Рэнмо это заметил. Остаётся уповать, что мысли Торкеля сейчас заняты совсем иным, и если Sol и обратит внимание на эти слова, то расценит их в качестве времени, проведённого в Японии. Потому что в какой-то момент, когда они оба ещё были подростками именно в братских отношениях, а Токи внезапно стал отдаляться на все попытки Рэна наоборот сблизиться и сблизиться в интимном плане, младший, действительно, несколько раз психанул, поведя себя отвратительно — ох уж эти обиды избалованного капризного пацана на то, что желаемое не хочет идти к нему в руки, не замечает его и будто бы вовсе презирает — да, тринадцатилетнему Рэнмо в своих переживаниях и жаждах и такое временами казалось. Благо они всё же никогда долго, а уж тем более сильно друг на друга не дулись.
[indent] — Ох… Мммм… Sol… — все мысли и о рисе, и об Ито, и о прошлом тут же вылетают напрочь и из его головы.
[indent] Рэн дугой прогибается в пояснице, подаваясь бёдрами навстречу и откидываясь совсем развязно на стол, запрокидывая голову и закрывая глаза, наполняясь столь будоражащим мычанием своего единственно любимого на все времена мужчины, стоит только Торкелю вобрать его член до основания. Пальцы сжимаются в кулаки, с силой вонзаясь острыми ногтями в собственную плоть. Рэн шумно дышит и тихо постанывает, чувствуя, как от удовольствия начинает кружится голова. Крепкая хватка сильной пятерни на ягодице только распаляет сильнее, а все эти невероятные звуки, что издаёт брат подкидывают дровишки в кострище внутреннего шторма. Громкое «ах» на движение пальцев, сжимающих мошонку. Локти чуть разъезжаются, отросшие ниже груди и выбеленные наполовину волосы рассыпаются по столу и ноутбуку, путаясь в клавишах. Ещё более громкий стон, как отклик на столь отчаянную отдачу брата — боги и демоны, да Торкель, кажется, так самозабвенно ещё никогда ему не отсасывал! Может, стоит почаще приглашать Ито в гости? Звуки похабного и одновременно чистейшего удовольствия теперь уже взрывают мансарду, перекрывая прекраснейшую мелодию, что издаёт брат. Это даже отчасти похоже на звериный сладострастный экстрим вокал. И, словно по какому-то импульсу, Рэн чуть изворачивается к ноутбуку и щёлкает на клавишу записи, да тут же, принимая прежнюю позу, видит лицо застывшего на пороге Масаши. Реакция не заставляет себя ждать — Рэн даже не успевает подумать.
[indent] — CHIKUSHOO! ITO! — Выпаливает на японском, хватая первое, что подвернулось под руку — стакан с ручками, маркерами и карандашами — и швыряет его в своего друга: несколько карандашей аж вонзаются в обшивку звукоизоляции, точно смертоносные иглы шиноби, — SHINJIMAE! KONO KICHIGAI! — Чтобы тут же не сдержаться и совсем внезапно даже для себя, рычаще громко протяжно простонать — ох, Торкель, что же он творит!
[indent] Пальцы тут же вновь впиваются в волосы брата, с силой и нетерпением натягивая на себя. Тор ускоряется, а Рэн становится всё громче. Грудь ходит ходуном, воздуха совсем не хватает. Глаза закатываются, затянувшись пеленой кайфа, а на приоткрытых губах сквозь шумное дыхание и громкие стоны в перемешку с японской руганью, которую он применял только в моменты особо острых эмоциональных моментов, читается довольная улыбка. Как же всё-таки это заводит до предела — оказаться застуканными свидетелями не просто звуками, а самим процессом.
[indent] — АH, SO-O-OL, KUS-S-SO-O! AI SHITERU! MMNGH!

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Рука зачем-то хватает стакан прямо на лету, а ведь он мог просто уклониться. Несколько карандашей вонзаются в обивку прямо на уровне глаз, но Масаши не в силах оторвать их от разворачивающейся прямо перед ним слишком возбуждающей и горячей картины. Слишком болезненной, черт возьми! Он молча разворачивается на голых пятках, подгоняемый яростной и слишком сексуальной руганью Рэнмо-чана, от которой, как и от его сладкого стонущего голоса внезапно заныло в паху. Дверь за широкой спиной закрывается сама, а рука опускает стакан на небольшой выступ-нишу в стене с громким «клац» — он не рассчитал свою силу. Ноги, точно ватные, сами понесли его осунувшуюся фигуру вниз по скрипучим ступеням. В ушах стоял зычный голос и стоны, похабное хлюпанье и мычание, сплетаясь в дичайше громкий шум, давящий на виски. Кажется, даже дышать стало тяжелее. Его будто бы столкнули в котлован и заливали жидким бетоном. Грудную клетку сдавило. Его пошатнуло. Обнаженное плечо, выглядывающее из-за лямки майки-алкоголички, усеянное алыми лепестками пиона поверх чернил и длинного косого шрама от катаны, глухо ударилось о стену. Холодная. Или это он вдруг стал таким горячим? Ито прислушался к своему самочувствию — и, правда, его бросило в жар. Твою же мать, Рэн-чан! Это слишком больно!
[indent] «Ты такой жестокий… слишком жестокий.» — Масаши вздыхает и затыкает уши, фыркает и торопится поскорее уйти с лестницы, действительно, свалить к черту, лишь бы не слышать этих звуков, которые никогда не будут адресованы ему.
[indent] «Аишитеру, значит?» — Этого слова, видимо, он никогда не услышит. И даже «ски» или «дайски». Уж точно не от того, от кого хотел бы; а все эти бесконечные девки и пацанята из эскорта клубов, принадлежащих клану Куроки, в компании которых он то и дело пытался забыть своё одиночество и почетный титул вечного неудачника из фрэндзоны, вообще ничего не значат. Да и их симпатии и любовь это всё фальшь и пыль в глаза, лишь бы развести клиента на как можно более дорогую выпивку. Правда, в отношении элитных солдат якудза, каковым он и являлся в их клане, всё это бесплатно. Так что же, можно надеяться, что их чувства правдивы? Да только нахуя?
[indent] — Ублюдок! — Шипит он непонятно кому именно адресованное ругательство: то ли себе, то ли этому гайдзину, из-за которого и был приставлен к Рэн-чану ещё в старшей школе и которого тот так и не смог забыть… или же самому Рэну? Нет, нельзя. Нельзя на него злиться и срывать злость, нельзя его оскорблять — он чистейшее создание, даже из-за того толком неслучившегося поцелуя извинялся несколько недель, хотя уж он-то вообще ни в чем не был виноват. Ох, уж эти губы, черт возьми. И эта талия. Эти пьянящие глаза, подернутые дымкой пьяного желания и отчаянной любви, на дне которых явно читалось вовсе не отражение Ито, а отражение неизвестного иностранца, которого Ито так жаждал увидеть хотя бы разок, чтобы понять, кто завладел сердцем и душой пацана, в которого он внезапно и бесповоротно влюбился при первом же взгляде на него.
[indent] Черт. Сейчас эти воспоминания кажутся такими странными. И… и как-будто ненастоящими. А любовь? Действительно, ли он любит его? И действительно ли ему сейчас так больно?
[indent] Черт…
[indent] Перед закрытыми глазами в полной темноте всплывает некий мутный силуэт. Высокий. Мощный. С натруженными мускулами мышц и копной кучерявых огненных волос, рассыпавшихся по спине. Пальцы сами тянутся к длиннющей мягкой бороде, притягивая к себе, чтобы зарыться в неё лицом…
[indent] «Твою мать, что за?!…»
[indent] Масаши распахивает глаза и на ещё более ватных ногах бредёт куда-то вперёд. Что за мысли? Что за картинки? Что за желания?!
[indent] Неужели это его воспоминания?..
[indent] Тот мужик…. Рыжий священник… он… кажется, он похож на этот образ… Нет, черт возьми, нет, что за бред вообще?!
[indent] Хочется курить прямо здесь и сейчас. Стоны и ахи всё ещё доносятся до его ушей, хоть и приглушенно. Ито хлопает себя по бёдрам, выискивая в домашних спортивках сиги и зажигалку, но вспоминает, что не в своей однушке да и чтобы закурить, пришлось бы выйти на улицу, а сил… почему-то нет…
[indent] Этот старик… он так смотрел с экрана ноутбука. Он стал таким красным. Хах. В выражении его физиономии вообще хрен поймёшь, что он там почувствовал. Но вроде как вовсе не праведное возмущение, а скорее… интерес? Смущение? Он и в Норвегии как-то странно всё косился, как-будто никогда не то, что японцев, а живых якудза не видел! Или же не поэтому? Хм… Да и он сам тоже хорошо, косился не меньше. Как же всё странно…
[indent] Ито вздохнул, осунувшись. Но вдруг почувствовал чужое присутствие и тут же весь подобрался. Скосив взгляд, он увидел врага всей своей жизни. А настоящий ли он враг? Какая вдруг внезапная и странная мысль…
[indent] Фыркнув и скрестив растатуированные руки на могучей груди, вещающие об истории его промысла в клане, который этот недалёкий тихоня-гайдзин никогда не расшифрует и не поймёт — они ж все недалекие, иностранцы эти! — Масаши направился ему навстречу. Откуда-то даже силы появились — его наглая вальяжная походка вновь стала пружинящей и высокомерной. Да этот хрен тут же скуксится, как только они поравняются! Ха!…
[indent] «ЧТО ЗА?!…» — Вот такого Ито точно не ожидал, а он всегда на чеку. Не ожидал от этого чувака! — «Вот блять…» — Вот тебе и скуксится… кто ещё скуксился-то в итоге?
[indent] Внимательно выслушав всё, что ему только что сказали с непробиваемым видом альфача, Масаши брезгливо — как знак непокорности — дернул верхней губой и начал растирать сдавленное горло, уставившись вслед мужу Рэн-чана, впервые таковым назвав Торкеля. А этот мужик опасный…. Охренеть!…
[indent] — Temee… — Хрипло пробухтел Ито скорее по привычке, но уважением проникся.
[indent] Он постоял так ещё немного, знатно прихренев, а после скрылся в своей комнате, что была через одну от хозяйской спальни. Пройдя к окну, Масаши всё же закурил, подняв фрамугу. Эта комната была ещё и тем хороша, что предоставляла отличный обзор двора со стороны парадной двери, а значит, он увидит, когда этот сукин сын — крутой сукин сын — наконец, съебется в свою церковь. Затягиваясь, Ито даже вслушивался в шорохи, то и дело потирая сдавленное горло. Даже в зеркало взглянул — синяки, похоже, к вечеру нальются своей особой краской. Фыркнул. Ну и пофиг. Шрамы и синяки — это украшение мужчины ещё со времен самураев!
[indent] Дверь через комнату клацнула ручкой, а по скрипучим старым половицам раздались тихие шлепки ног. Уходит, подонок. И Масаши приклеился к стеклу, сев на подоконник так, чтобы его со стороны двора, если что, было как раз-таки не видно. Сверху же всё прекрасно наблюдалось — чёрная макушка с толстенной девичьей косой прошлепала до дороги и скрылась за поворотом. Последняя шумная затяжка, окурок с силой вдавливается в пепельницу, и Ито грузно шлепает к своей двери.
[indent] На мансарду он взлетает буквально за несколько мгновений, и находит там Рэнмо спиной ко входу. Парень уже в наушниках и с гитарой на коленях, вовсю втыкает во что-то в ноутбуке. Наверное, в очередной контрольный раз прослушивает запись предстоящего к видеозаписи трека — вечно он весь в работе и пытается добиться идеального идеала, чертов перфекционист, да тем и нравился всегда. Не то что сам Масаши — всё тяп-ляп да наотъебись, если слишком много отнимает сил. Он всегда называл это творческим спонтанным подходом, оправдывая лёгкой хаотичной непричесанностью, мол, таков его стиль. И, многие не могли согласиться, что он ему подходил. Даже сам Рэнмо в этом видел нечто очаровательное и недостижимое для него, что тешило самооценку вечного неудачника во френдзоне.
[indent] Масаши ненароком загляделся на эту сосредоточенную позу, в которой застыл парень. На его точеную крепкую спину с острыми широковатыми плечами и тонкой талией, так и манящей, чтобы за неё обняли, притянув к себе вплотную за живот. Всей этой волнующей сексуальности не скрывала даже широченная длиннющая чёрная футболка, которые Мотидзуки вечно таскал под несколькими слоями разных неформальных шмоток. Но сейчас весной и летом обычно можно было наблюдать его только вот в одной футболке, а то и вовсе в майках с длинными вырезами в подмышках, что можно было слюной истечь на игриво проступающие в узорах чернил ребра и косые мышцы. Да толку-то — это поджарое и мнимо худое хрупкое желанное и сильное гибкое тело никогда не будет принадлежать Ито Масаши, как бы этого не хотелось.
[indent] А, действительно, ли хочется?
[indent] Опять эта странная мысль и это странное ощущение… После поездки в Норвегию всё какое-то странное, а он то и дело не находит себе места: то привычное и стабильное, что было у него всегда — безумная отчаянная любовь к Рэнмо, как ощущение себя, как потребность в воздухе, сне и пище — всё чаще казалось каким-то иллюзорным. Ненастоящим. Обманным.
[indent] «Чертова матрица какая-то, не иначе. Или я просто схожу с ума от безнадеги.»
[indent] И правда, чего уж рыпаться-то. До свадьбы у него не было и шанса, а теперь и подавно.
[indent] И всё же Рэн прекрасен: в его обычно идеальном виде всё ещё чувствуется та порочная сексуальность и взъерошенность, от него всё ещё исходит жар сладострастия и пахнет сексом, черт возьми, сексом. Ито шумно сглотнул, а после проверил на всякий случай не выпирает ли у него ничего из спортивок. Хотя при его габаритах даже спортивки не помогут. Взяв подушку с кресла у входа, он прикрылся и подковылял в развалочку к Рэну. Ненароком, точно маньяк, втянул воздух над ним, чуть пригнувшись — аромат волос и тела, аромат спермы и аромат чужой метки. Он принадлежит другому, и этот другой не просто пометил его, но и продемонстрировал во всей красе, как от его минета этот парень вьётся змеей, поёт соловьем и рычит зверем.
[indent] «Блять! Думать о чем-нибудь другом! О чем-нибудь другом! Алая борода, завитки волос, хриплые стоны… Блять, что за нах-то?!»
[indent] — Ито? — Испугавшись и дёрнувшись от неожиданности, шумно выдохнул Рэн, снимая наушники, — дьявол, ты меня напугал… Уф, зачем подкрадываешься?
[indent] — Э… я… это… я не нарочно… соррян! — Тут же выпрямляясь, крепко прижимаясь к паху подушку — там уже снова колом и непонятно от каких именно картин, тех, что представали сейчас перед ним, или тех, что предстали внезапно в воображении. Масаши коротко хохотнул и пошкрябал всё ещё влажный затылок, взъерошивая свои мелкие непокорные кудри, что  пускались в недосохшем виде чуть ниже плеч.
[indent] Рэн поставил на паузу то, что слушал, и повернулся к нему полу-боком. В его взгляде с отголосками посвящённой другому томной похотливой нежности читалось искреннее раскаяние и лёгкий налёт стыда.
[indent] — Прости за то, что швырнулся в тебя… эм… а что это было-то? — Он слегка озадаченно обернулся на стол и через пару секунд поисков и обмозгования, видимо, всё же понял, что это был стакан с канцелярией. — И… что так послал. — Взгляд снизу вверх. Стыдится он явно не за то, что Ито увидел, скорее наоборот этим доволен. Почему-то вдруг кажется, что такое происходило уже не впервые. Не то, что Рэн его вот так прогонял и ругался на него, а то, что кайфовал, пока Масаши наблюдал…
[indent] — Да всё оки-доки. Сам виноват. Я чот опешил — не каждый день тебя таким увидишь. Извини, что сразу не слился. Не успел. — Он коротко хохотнул, после мрачно хмыкнул и небрежно прислонился задницей к столу, а после вдруг задумчиво добавил, не до конца уверенный стоит ли об этом вообще заикаться. — У меня такое чувство, что уже видел, как твой муженёк тебе отсасывает. Причём не единожды… хех, хрюнь какая-то!
[indent] — Может, и не хрень. — Рэн таинственно улыбнулся и отвернулся к ноутбуку, повергая Ито в ещё большее замешательство. — Чем планируешь заняться сегодня? Можем после обеда скататься в соседний город.
[indent] — О! Это было бы охуенно! Мои пацаны всю личку заспамили уже сообщения и голосовухами об Америке! Пхах! Так что я сейчас направлюсь бродить по местности снова — фотки им подавай да красоток местных. А!… — Воодушевление, как ветром сдуло, он запнулся, — слушай… твой чувак сказал, что его брат приедет… эм… нахуя?
[indent] — А сам не знаю, — Рэн скосил на него лисий взгляд и снова странно улыбнулся. Ну явно что-то знает и замышляет! Уууууу, как бесит не знать всего! И, будто бы читая мысли, которые, скорее всего отразились на его роже, Рэн добавил, — не парься. Скорее всего помочь хочет с чем-то. Торкель не вдавался в подробности. Может, и тебе веселее будет местные достопримечательности изучать, а то я то в школе, то в студии, да и нии-сан то в церкви, то в студии, а ты скучаешь.
[indent] — Пф, а я и не парюсь. — Фыркая, Масаши вскочил на ноги и направился к двери, бросая подушку на место. — Лан, пошёл я, бывай, Мотидзуки.

Отредактировано Ren Mochizuki (30.09.2022 01:12:44)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Такой странный день. Казалось бы, ничего необычного? Подумаешь, приехал давний близкий друг, отчаянно влюблённый не по своей воле, и теперь ведёт себя, как распоследний мудак, точно его подменили где-то на подлёте к Штатам. Подумаешь, муж сделал один из самых потрясающих и ярких минетов за эту жизнь и потом не просто показал, кто тут главный и чей Рэн, но и приложил свою крепкую пятерню к чужому горлу — первый лис никак не мог забыть до сих пор, а второе будоражило его ещё сильнее. Подумаешь, вот-вот непонятно зачем должен прилететь Гуннар, рядом с которым Рэн до конца не понимает, как себя вести, слегка смущаясь — то ли по привычке из детства, то ли из-за чего-то такого из прошлых жизней. Подумаешь, после обеда они с Ито прошатались по соседнему городу и успели нарваться на приключения… Подумаешь…
[indent] Точнее нет, в приключения — а если еще точнее, в злоключения — ввязался именно Ито-придурок; а Гуннар скорее всего прилетает именно из-за него. Хотя последнее кажется чем-то совсем уж внезапным и будто бы нереальным. В общем, сплошное какое-то «охренеть».
[indent] А теперь они с Ито трясутся в междугороднем рейсовом автобусе по дороге домой. И Рэн то и дело отодвигает сползающего по его груди друга, который уснул, как только с горем-пополам получилось усадить его в кресло. Как их вообще пустили в автобус, Рэнмо тоже терялся в догадках: двое пьянющих и матерящихся на вражеском японцев с татуировками якудза с ног до головы посреди американской глубинки — не каждый день такое встретишь. Хотя, наверное, именно в глубинке и не такое встретишь.
[indent] Рэнмо шумно вздохнул и снова поправил сползающую голову друга за лоб.
[indent] Горячий.
[indent] Что ж с ним такое творится?
[indent] Черт, ещё и слюнку пустил!
[indent] Рэн утёр майку на груди и снова шумно вздохнул. Ито что-то проворчал на японском, почмокал губами и снова затих. Рэн опять вздохнул и полез за телефоном в карман косухи Торкеля — свои он уже тоже привёз, но когда брата не было долго рядом, Рэн всегда таскал его шмотки, чтобы чувствовать его кожей и не так сильно скучать.
[indent] Экран тускло зажегся после снятия блокировки, озаряя его слегка раскрасневшееся от духоты, жары и алкоголя лицо пепельно-сапфировым светом туманного ночного леса у подножия горы Фудзи.
[indent] Черт, уже так поздно! Нии-сан вот-вот вернётся домой, а их нет. Надо было хотя бы записку оставить…
[indent] Рэн цыкнул, сетуя на свою нерасторопность и отчасти ругая себя за то, что снова заставит волноваться своё Солнце — Торкелю и без того эти четыре дня было очень тяжко из-за наличия в их доме Масаши.
[indent] Взгляд упал в окно — автобус въезжал в Роклэнд: темная лесная дорога заканчивалась, начинались освещённые улочки полуспящей окраины города. Рэн скосил взгляд на Ито и снова вздохнул, попытался расшевелить друга, но тот всего лишь издал внятный тихий звук и вновь зачмокал — похоже, его мучает жажда. Ещё бы, столько выпить, вот дурак.
[indent] Рэн зашёл в недавние вызовы и нажал на «Sol». Длинные гудки потянулись на другом конце, но ждать себя брат долго не заставил. Хотя Рэн готов был ждать его вечность…
[indent] «…проводя эксперименты на нежити…»
[indent] Что? Откуда такие мысли?
[indent] — Э… о! Sol! — так быстро ответил, или просто кое-кто слишком затупил? — Привет, сладкий, — мурлыкнул Рэнмо слегка растерянно, впервые называя брата подобным образом и рискуя скомпрометировать не только себя, но и Торкеля, как священника… да и как сводного брата.
[indent] — Я соскучился, — совсем тихо — не смог удержаться. — Тут такое дело, Sol… встреть нас с автобуса? Масаши слишком много выпил, я его не дотащу до дому. Вообще никак! — Захихикал зачем-то, передернулся и чуть не выронил смартфон — Ито внезапно хлопнул его по голой коленке, отчего реакция сильной щекотки пронеслась импульсом по всему телу — ох, уж эти особо чувствительные места. — Kuso! Baka!.. — Лапища друга сжалась сильнее, Рэн чуть не взвыл и попытался оторвать чужую руку от себя. — Прекрати, блин, прекрати же! — Забываясь, что перешёл на другой язык, зашептал хихикающий Рэн и, тут же опомнившись — время то идёт, брат его ждёт, — вновь слегка нервно обратился к своему Солнцу, — ждем. — И отключившись очень вовремя, потому что чуть было не признался ещё и в любви. Пусть и на японском, но мало ли кто из пассажиров может знать этот язык — в последние годы столько фанатов того же аниме и манги — тем более, что тут и соседи наблюдаются с окрестностей.
[indent] Вдох-выдох. Руку удалось отлепить от себя, как и самого Масаши, а Рэн ненадолго прикрыл глаза, позволив себе немного расслабиться. Автобус уже подъезжал к их району и скоро должен был остановится на перекрёстке Винтер стрит. Вдох-выдох.
[indent] — Масаши, эй, Масаши? —Тормоша друга по плечу и добиваясь того, чтобы Ито приоткрыл глаза. Кажется, узнает. — Давай, нам пора выходить, дружище.
[indent] — Рэн-чааан, почему ты такой жестокий? — Протянул тот и обиженно надул губы, медленно моргая и явно не до конца понимая где он, кто он, что он, зато отлично понимая, что, — д-даже за коленочку потрогать не даёшь, и-ик! Она такая у тебя очаровательная! Как же повезло твоему…
[indent] — Тс-с-с! Заткнись, дурак! — Ладонь закрыли чужой рот, и пока Рэн глазами бегал по макушкам соседей, словно вор, чтобы убедиться, что никто из них не понимает японской неразборчивой пьяной речи, почувствовал, как чужие влажные губы коснулись пальцев, а после и язык. Рэн отдернул руку, словно его ударило током. Ито засмеялся.
[indent] — Ну, а я чо говорю — жестокий малыш, ик.
[indent] — Пойдём. — Только и осталось, что вздохнуть.
[indent] Масаши всё же подобрался и даже вылез в проход. С горем-пополам, правда. Чуть не нырнул носом вниз и точно ушибся несколько раз, пока перебирался от окна на кресло, где сидел Рэн. Рэн же подстраховывал его спереди. Цепко ухватившись за рукава чужой вишневой кожанки, он потянул друга за собой, не всегда вписываясь в проход между рядами кресел и набивая себе и Ито новые синяки. Те, впрочем, вряд ли окажутся видны на плечах, руках, боках и бёдрах из-за густых черных татуировок. Насчёт последних, кстати — вот уж они то вовсю виднелись у обоих на груди: у Рэна — в глубоком декольте его длинной майки и распахнутой мантии, надетой под косуху, а у Ито — между расстёгнутых до солнечного сплетения пуговиц его истинно якудзовской чёрной рубахи в красный пион. У обоих на шее болтались цепи: у Рэна — серебряные с месяцем и крестом, а у Масаши — толстая золотая, как у хулигана. Какая-то девушка испуганно пискнула, когда они проходили мимо.
[indent] — Айм соу сорри вэри мач! — Пробасил Ито и, подмигнув девчонке, был тут же утянут насильно к выходу да поскорее.
[indent] Водитель терпеливо ждал, пока они выгрузятся из салона.
[indent] — Sol! — Радостно воскликнул Рэн и, забыв про пьяного друга, нырнул в объятия мужа. Ито же, резко оставленный без поддержки и потерявший равновесие от неожиданного толчка назад, поскользнулся и съехал задницей по ступеням, хватаясь за поручни и получая новые синяки.
[indent] — Упс! — Выпучив свои красноречивые и замазанные карандашом на манер рокера глаза, возвестил Масаши и искренне заржал, как большой пьяный ребёнок.

Отредактировано Ren Mochizuki (01.10.2022 20:44:46)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Самые красивые на свете глаза, в которых читается невероятная глубинная нежность и восторженное тихое счастье — нии-сан тоже очень соскучился — и тепло одновременно грубых и ласковых крепких рук; усилившееся сердцебиение, проникающее сквозь реберную клеть и слои строгой пасторской одежды закручивается в танец страсти с рвущимся навстречу сквозь развязную и свободную ткань ритмом Рэна. Он ловит желание поцелуя и уже сам тянется к любимым и единственно существующим для него губам, плавясь в единственно любимых и приятных руках, но рискованный гипноз любви прерывается спасительным хриплым басовитым смехом пьяного тэнгу.
[indent] Верный. Верный Даитэнгу — всегда спасёт своего господина и его возлюбленного даже ценой собственной жизни.
[indent] Рэн заторможенно моргает и растерянно оборачивается на родной голос, зарываясь в ленивые вопросы почему именно такая мысль проникла в его сознание. Позади оказываются распахнутые двери автобуса, на ступеньках развалился пьянющий беззаботный Масаши, а поверх него ощущалось давление растущего раздражения — недовольный водитель лет пятидесяти, один из местных прихожан, скрежетал зубами и сверлил странную компанию и горе-пассажиров суровым взглядом. Сколько терпения у человека! И оно явно скоро закончится. Наверное, его останавливает лишь присутствие среди встречающих местного кантора, а среди пассажиров — его брата, считающегося сводным среди местных, хоть родители их так и не поженились.
[indent] Рэн испуганно дёргается — вдруг кто-то что-то не то увидит или почувствует, если уже не увидели и не почувствовали — но Торкель неосознанно успокаивает его своим вопросом про приставания. Сразу захотелось нырнуть в объятия обратно и прильнуть вплотную, пряча нос в районе ключицы, чтобы потереться щекой, словно ласковый зверёк, преисполненный любви и благодарности. Но его вновь отрезвляют творящиеся вокруг события, а точнее уже любимый голос, реагирующий на них.
[indent] Рэн опять моргает, но уже удивленно и намного быстрее, чем прежде — удивлённее него сейчас, наверное, только пассажиры и водитель; даже Ито не настолько сильно успел удивиться, потому что был недостаточно сильно способен адекватно реагировать на что-либо.
[indent] Ито, будучи несколько крепче и коренастее Торкеля, оказывается вскинут в воздух, словно пёрышко, чтобы оказаться на руках, точно принцесса. Двери закрываются, автобус трогается с места. Ито всё ещё пьяно посмеивается и что-то неразборчиво бурчит на японском, что даже Рэн не понимает его речи — кажется, Масаши решил, что ему на помощь пришли его же ребята из отряда якудза.
[indent] — Завидую ему… — Едва слышно и слегка капризно шепчет Рэнмо задумчиво, а потом вспоминает, что и сам оказался чуть приподнят над землей и такое ему больше по душе, да и люди вокруг — смотрят, как один крупный мужик таскает другого крупного мужика на руках, будто невесту. Слишком смущает! Но тело и душа уже странно отзывались на поток старинных воспоминаний, когда его хрупкого, тонкого, звонкого носили смертоносные руки его обожаемого грозного жестокого воина, плавящегося только от одного лисьего взгляда.
[indent] «Бетмора…» — цепкие пальцы сжимаются на рукавах рясы, а на растерянном лице отражается эмоция тысячелетней тоски, запрятанной за тысячью божественных печатей. Следом, перед затуманившимися глазами в кромешной тьме мелькает черный силуэт мощной жесткой фигуры в шипастой короне, подсвечивающийся слабым ореолом внутреннего сияния; этот силуэт оборачивается, и яркой вспышкой ослепляют суровые черты белоснежного костяного черепа, «простреливая» лазурными искрами из тьмы глазных провалов. Рэн судорожно вздыхает, зажмуривается, ещё крепче сжав пальцы на рукаве Солнца, и мотает головой, пытаясь прийти в себя — эта тоска уже не имеет смысла, ей не место ни здесь, ни сейчас, ни когда-либо, ни где-то ещё. Эта тоска была запечатана отцом и запечатывалась каждый раз, когда был риск её освобождения — один раз она точно выбралась наружу, если то, конечно, не просто очередной лживый кошмар, а настоящие древние воспоминания. Так какого ж черта она решила дать о себе знать? Тем более сейчас, когда его Солнце рядом и их любви уже никто и ничто не угрожают.
[indent] Может, надо было меньше пить? Чтобы никакие человеческие страсти и случайности не пытались повлиять на его страхи? Как например, тот совершенно идиотский случай с пьяным байкером или не менее идиотский случай с похищением? Всё-таки тяжело осознавать себя полубогом-полуёкаем, когда твой полубог-полудемон всё ещё думает, что он — человек: закономерные мысли о том, что он просто-навсего сошёл с ума, нет-нет да и вылезают. В конце-концов, сколько себя Рэн помнил, он ещё в глубоком детстве начал внезапно и слишком активно фантазировать насчёт светил, а старший братик его поддержал. Может, это всё лишь затянувшая игра его больного разума?
[indent] Рэн спрятал лицо, чтобы Торкель ничего не заметил — хотя явно нии-сан всё почувствует, — и мягко вынырнул из его поддержки.
[indent] — Почему так жарко? — Принимая раздраженно-капризный вид, он начинает на ходу стаскивать с себя косуху брата, кидая ее на землю, следом мантию, а после уже собирается стянуть и майку, которая и без того не особо много чего прикрывает на его груди и боках, но оказывается вовремя остановлен Торкелем, забирающим его же одежду.
[indent] На фоне слегка притихший Ито, обмякший в тепле чужих рук, вдруг снова пробуждается от пьяного сна-забытья и возвещает вдруг на жутком ломанном акценте чуть ли не на всю округу о том, как же чёртову ублюдку-святоше повезло с малышом Рэном и какие же у него сладкие коленочки. Лис внезапно тормозит, резко оборачивается и заряжает смачную пощёчину пьяному тэнгу, повисшему на мощных руках рыжего олицетворения весны и света.
[indent] — Тэмотсу! Замолчи, презренный, — шипит лис, точно демонический зверь, пронзая своим суровым ледяным взглядом исподлобья, — или я заберу твою жалкую жизнь! — Грациозно разворачивается гордым станом и удаляется, направляясь к дорожке, что уже ведёт через их двор к дому.
[indent] — П-простите… Ц-цукирэ-сама… — слышится тихое и обескураженное, полное повиновения и раскаяния.
[indent] Так-то лучше! Пусть знает своё место! Совсем распоясался, так себя вести и не уважать ни того, кто владеет его жизнью, ни того, кого любит его господин.
[indent] Но не успевая дойти и до середины, преисполненный праведным тихим гневом возмущения, лис вдруг падает, теряя сознание.

Отредактировано Ren Mochizuki (02.10.2022 14:53:31)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Цукирэ вдруг открывает глаза так же резко, как и отключился, не понимая, что происходит, что произошло и где он вообще. Но близость любимой души и тела тут же успокаивают его — Лунный лис не успел ещё увидеть обеспокоенный взгляд родных голубых глаз над собой, как почувствовал родное тепло, единственно способное согреть его от самого темного часа до самого счастливого мгновения, которое всегда хотелось растянуть в вечность. Мужчина тут же расплылся в нежной пьяной улыбке и, зацепившись руками о плечи Солнца, мягко, но требовательно-любовно притянул к себе.
[indent] — Любимый… — оплетая в ласковых спасительных объятиях и зарываясь лицом в свои самые любимые ароматные волосы — он всегда делал так, сколько себя помнил. — Любимый… — не переставая шептать и сжимать своё Солнце уже крепче.
[indent] В груди скребется тоскующее сердце, затрепыхавшееся взволнованной пташкой. В горле свербит и режет от подкатившего кома, а глаза слегка увлажняются. Он так счастлив! Он безумно счастлив вновь оказаться рядом со своим любимым! Черт возьми, как же он соскучился за эти несколько часов! За весь этот день!
[indent] — Прости, Sol… — не переставая улыбаться в волосы, заныривая уже под ухо брату и целуя его шею через попавшиеся под губы непослушные врановые локоны. — Кажется, я перепил. — Кажется, он отключился? И наверняка напугал. Как тогда, в ду́ше. Кажется… кажется, он…
[indent] Опять прорвался? Связь со своим истинным «Я» рядом с нии-саном всё сильнее, но что если это просто припадки обезумевшей психики? Стало на мгновение страшно — человеческий разум попытался вновь опротестовать хоть какие-то намеки на собственную сверхъестественность. Но… но ведь… Тэмотсу, он откликнулся, разве нет? И…
[indent] Цу распахнул глаза и отринул, заглядывая уже в глаза Солнцу.
[indent] — Ты назвал меня Цу? — Неожиданное удивление, отчаянная просьба и возрастающая радость закрутились на дне угольных лисьих глаз. Короткий эмоциональный смешок-улыбка сорвался с его тонких губ, и Рэн притянул брата к себе обратно, окончательно заваливая на себя, прилипая вплотную, словно пиявка, и обнимая ещё и ногами, как ленивец. — Бет… — совсем тихо, взволнованно целуя губы любимого. Нет, — нии-сан, — всё верно, здесь и сейчас он Рэнмо, а его Солнце — его драгоценный брат и муж.
[indent] Откуда-то сверху раздался смущенное тихое откашливание, и Рэн резко отодвинул от себя брата, но из объятий ногами не выпустил, лишь сжал сильнее и уставился за спину Токи таким красноречивым взглядом, что будь у него сверхъестественная сила, заморозил бы всё вокруг. Взгляд Рэна говорил только об одном: кем бы ты ни был, ты увидел слишком многое и тебе не жить, но брата я не отпущу, я его защищу! Однако свидетелем страшной тайны оказался всего лишь Гуннар, и Рэн со снисходительной усмешкой выдохнул и мысленно отмахнулся — хорошо, что никого не придётся убивать — а после прижал Торкеля обратно к себе, тут же продолжив мурлыкать и ворковать о том, как он соскучился за этот безумно длинный день, не забывая ещё эротично поелозить под любимым.

Отредактировано Ren Mochizuki (18.10.2022 17:01:07)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Рэн слегка злится — совсем чуть-чуть, — хмурится, не сумев в состоянии алкогольной свободы удержать капризную частичку себя. Она, если и прорывалась, то выливалась обычно в ревностное желание одинокого ребёнка заполучить себе всего с потрохами, душой и вниманием Солнце. Даже при том, что Солнце всегда был лишь его, но порой Луне было трудно сдерживать эту неразвитую черту себя — когда Луна начинала свою растущую фазу, она была наиболее подвержена своим капризам, превращаясь в избалованного мальчишку. Эта же фаза порой активировалась в состоянии алкогольного опьянения, в которой этот самый мальчишка внезапно мог обратиться в мудрого старца. Как случилось сейчас.
[indent] Капризно цепляясь за нии-сана, Рэн всё же вслушивается в то, о чем говорят потомки Одина, и внутренняя излишняя серьёзность вновь потихоньку возвращается к нему.
[indent] — Очень хочу, — пьяненько мурлыкнув и прильнув к вернувшему своё внимание Торкелю, Луна добавляет ещё тише, — особенно, последнее. — И игриво прикусывает чужую ушную раковину.
[indent] Гуннар, судя по грузному шелестению носков по полу, отправился на кухню, и Рэнмо всё же выныривает из-под брата, чтобы дать норвежцу более действенный совет в отношении Ито. Тот наверняка уже уснул прямо за столом — Рэн слишком хорошо знал своего друга, потому как слишком часто с ним выпивал после концертов, репетиций, записи да и просто тяжелых рабочих дней, что якудза, что отшельника-музыканта, ставшего после тату-мастером в экспериментальном стиле ирэдзуми в дуэте с блэкворком.
[indent] — Не надо его будить. — И в подтверждение слов-предположений из кухни донёсся короткий, но громкий всхрап. — Лучше просто отнеси его в комнату на втором этаже. — Не выдержал и похихикал — тут и волосы брата вперемешку со своими щекотят лицо, и сама картина похрапывающего Ито на руках у мощного Гуннара почему-то забавляет. Рэн уже даже ненароком представил завтрашнюю реакцию Масаши по этому поводу, если он вообще вспомнит. — Первая дверь прямо с лестницы, вторая будет твоя. — Взглянул на Токи, — да? — Эти две комнаты были гостевыми, но Гуннара можно было поселить и в третьей, более просторной. Однако она располагалась ближе к их спальне, но комфорт дорогого для Торкеля гостя стоял у Рэна всегда на первом месте.
[indent] Солнце сказал своё веское слово, кровные братья обменялись репликами, и Гуннар окончательно скрылся на кухне. Там незамедлительно послышалась возня — спящий Ито что-то неразборчиво пробурчал на японском, но судя по всему, не сопротивлялся, раз уже через пару минут рыжий великан показался с его обмякшей тушкой на руках и завернул на лестницу. Рэну даже показалось, что он как-будто бы старался поскорее удалиться. Либо, чтобы не смущать их любования, либо чтобы самому не смущаться. А может, чтобы поскорее оказаться наедине с этим дуралеем Масаши?
[indent] Рэн вдруг многозначительно и коварно улыбается. А не ради ли тэнгу этот добродушный великанище и заявился в такую даль и столь внезапно? Данные догадки, варящиеся в мыслях с самого утра, сейчас казались всё более очевидными. Наверное, это всё же алкоголь, и Рэн слишком многое себе придумывает. Однако тот же факт, что Торкель назвал его истинным ласковым именем, грел душу особенно сильно. И то, с каким чувственным откликом отозвался Sol, захлестывая своей нежностью и тоской, не могло оказаться лишь плодом пьяной фантазии — Луна почувствовала своё Солнце, это был Бетмора, ведь у Токи не было столько тысячелетий на эту тоску.
[indent] — Я кое-что приготовил. — Шепчет Рэн, возвращая всё своё внимание только Торкелю, — и завтра приготовлю, отдохни, хорошо? — Целуя нежно в подбородок, потом в уголок губ, выступающую острую скулу и под глазом. — Надеюсь, твой брат не против японской кухни? — Укладывая любимое лицо в свои ладони и заглядывая глубоко-глубоко в синие глаза начинающего вспоминать себя короля фоморов. Цукирэ делал так довольно часто при первой встрече, когда Бетмора прилетал с визитом в Такамагахару, и они оставались наедине — своего рода интимное нежное приветствие своего любимого. — Как же я люблю тебя, моё Солнце. — Совсем тихо, практически одними губами, улыбаясь горячо и вечно влюблённым взглядом. — Отнеси меня, на кухню? — Выдаёт совершенно внезапно, а на дне эбонитовых лисьих глаз уже плескаются озорные искорки, — прямо, как в детстве. — При этом упавшая на лицо чёлка, закрывает всю левую часть. — На спине. — Подмигивает виднеющимся из-за волос лукавым глазом, скидывает с ног сапоги и устраивается поудобнее на брате, крепко и одновременно осторожно цепляясь за его плечи и грудь, обвивая ногами талию. Сегодня он почти не ел, а потому легче, чем обычно. Хотя, кажется, он и правда, много легче даже для своего обычного веса, будто стал кем-то вроде небольшого зверька. Может, это желание уберечь брата от излишних усилий и нагрузок — всё-таки довольно эгоистично просить о таких «покатушках» Торкеля после трудового рабочего дня — а может, это всё алкогольное искажение собственного бытия и мироощущения в целом. Не мог же он «запустить» галлюцинацию и исказить всё, в том числе и для Торкеля? Или мог? Когда-то он так умел… но он ведь давно уже не полубог и даже не ногицунэ.
[indent] Так и добрались до кухни — довольно быстро и легко. Рэн не переставал целовать Торкеля в шею и жаться к нему, ластясь щекой к волосам, будто благодарный, преданный и бесконечно любящий своего «человека» зверь.
[indent] — Там рис в рисоварке, — наверняка до сих пор всё ещё горячий и рассыпчатый. Рэнмо специально привёз с собой свою любимую рисоварку, когда ездил в Японию шить свои два свадебных наряда и забирать вещи необходимой важности — их до сих пор понемногу присылала Юи, часть привёз с собой сейчас и Ито.
[indent] — А тут тонкацу, — удивительно легко и свободно спрыгивая со спины брата на пол и даже не потеряв ориентацию в пространстве, лис подошёл к завёрнутой в полотенца кастрюльке, куда переложил свиные отбивные, чтобы сохранить по максимуму их естественное тепло — конечно же, сейчас их придётся немного подогреть, но с микроволновой печью на низкой мощности это не проблема, слегка лишь подсохнут, зато брату не придётся суетиться с ужином на троих, а то и четверых мужчин.
[indent] — Сходи переоденься, а я накрою на стол. — Заметив озабоченный взгляд Торкеля, Рэн расплылся в улыбке и отмахнулся, — не переживай, я не настолько пьян! — К тому же Токи знал, каким бодреньким Рэнмо может пребывать в пьяном состоянии, в нем наоборот просыпалась скрытая сила. — Тот легкий обморок — просто слишком резкие движения сделал, когда раздевался — вот давление и скакнуло, ещё и этот перепад температур и воздуха с салоном автобуса и улицей. — Он слегка смущённо потупил взгляд и развязно хихикнул, добавляя уже тише, — ещё тебя обнаженного вспомнил… — Поднимая взгляд на брата и выталкивая его с кухни, — ну всё, иди, нечего в уличной одежде на кухне торчать! А тем более в рабочей.
[indent] Рэн быстро помыл руки и хорошенько умылся, а после выдул целых два стакана воды — стало намного легче, будто заново родился. Завязав свои вновь длинные волосы в тугой низкий неполный хвост, он включил радио через свой телефон на волне экстрим метала и принялся раскладывать по мискам-тарелкам маринованные овощи и соусы к ним. Первые он делал всегда сам, вторые покупал либо в специализированном магазине в соседнем городке, либо заказывал прямиком из Японии через интернет.
[indent] Пока остальные возились наверху, Рэн рассчитывал успеть накрыть и засервировать стол. Правда, точно знал, что Торкель поспешит ему на помощь, а потому полез в шкафчик, переоборудованный ими недавно под домашний бар, где даже имелся теперь небольшой холодильник, за бутылкой красного сухого. Надо дать вину немного подышать…

Отредактировано Ren Mochizuki (20.10.2022 17:06:21)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Кажется, он совершил что-то ужасное. Что-то совершенно непростительное! И теперь это жуткое чувство виновности плескалось где-то на периферии сознания, пока Ито безуспешно боролся с накатившим пьяным сном, то и дело вырываясь в реальность из своих мутных псевдоснов от каждого собственного всхрапывания или какого-то иного вмешательства.
[indent] После душного и сильно трясущегося автобуса он будто бы слегка отрезвел, оказавшись на улице, но в итоге это обернулось чудовищным заблуждением. И он непросто что-то натворил, а даже прокатился на чьих-то сильных руках — и когда его ребятки вдруг обрели такую мощь? Хотя стоп, он же не в Японии. Он же в гостях у Рэн-чана, а ребяток тут и нет. Есть только некто очень большой и такой уютный. Почему-то от этих рук и тепла так спокойно, а запах кажется слишком родным. Как-будто из далёкого-далёкого детства, из которого то и дело всплывают тёплые воспоминания ностальгии.
[indent] Его слегка подбрасывает, но крепкие руки бережно прижимают к себе. Глаза чуть приоткрываются, перед ними сонная алкогольная пелена — кажется, его несут наверх по лестнице. Мимо мелькает приглушённый свет ночника, какие-то фотографии в рамках, цветок в нише под узким оконцем. Наверное, он спит и ему снится, как его малышом в кровать уносит отец. А может, это и есть детство? Где он и кто он? Так хорошо… этот запах…
[indent] Ито зарывается носом в мягкую кучерявую рыжую бороду и вновь проваливается в сон.
[indent] Глаза он приоткрывает, когда ощущает, как холод лизнул его пятки, но двигаться не спешит — слишком лениво и муторно. От тепла в доме мышцы и вовсе потяжелели, а конечности перестали слушаться. Даже глаза не хочется открывать и шевелить языком, что-то говорить. Пусть пятки мёрзнут — может, сами согреются? Как же спать хочется…
[indent] Снова проваливается в короткую бездну.
[indent] Включается, когда чьи-то руки стягивают его бордовый кожаный пиджак. И то только потому, что тот петелькой под незастегнутую пуговицу внутреннего кармана, где Ито обычно носил парочку кастетов про запас и который сейчас пустовал, зацепился за пуговицы на рубашке. Аккурат за ту, что была первой застегнута чуть ниже груди, нескромно являя большую ее часть внешнему миру. Пуговица натянулась и затрещала, отрываясь и открывая крепкий торс сильнее, заодно и частично шрамы от ножевых да катаны и полотна татуировок за авторством Рэн-чана, которыми Ито безудержно гордился.
[indent] — Э-э… — Издав невнятный звук, отдающий намёком на возмущение-удивление, потому как на нем была его любимая чёрная рубашка с кровавыми хризантемами, которую он носил по особым случаям на выход, Масаши попытался проморгаться. Чуть двинулся, пытаясь и приподнять голову. Массивная серебряная цепь в пару к массивным кольцам в ушах сдвинулась на груди, холодом елозя по коже и отдаваясь мурашками по телу — соски тут же затвердели.
[indent] Всё-таки тут холодно. Слишком холодно.
[indent] Моргая, но никак не понимая, кто перед ним — лишь размытый темно-красный силуэт, который приносил ощущение безопасности и чувство домашнего тепла откуда-то из далёких глубин памяти.
[indent] — Ж-женушка? — Отчётливо выговаривая каждую букву, но почему-то на английском и даже не замечая этого, Масаши расплылся в своей обезоруживающей улыбке, которой позавидовал бы любой американец с его голливудской искусственной улыбкой. Он рывком сел, кидая свой торс и голову навстречу родному силуэту, и устало-пьяно зевнул, оглядываясь и не узнавая комнаты — слишком темно, а он последние пару лет стал несколько хуже видеть. Широко зевнул опять и запустил в спутавшиеся кудри свою правую пятерню, на которой не было первой фаланги у мизинца, и пошкрябал затылок.
[indent] — Где это я? — Опять же на английском с очень стремным акцентом пробубнил он и пошкрябал уже свою аккуратную короткую, но очень густую для японца, бороду. — О! — Остановившись взглядом на лице напротив — оно теперь было много ближе, но какое-то совсем уж красное, что волосами, что кожей, прямо, как у тэнгу! Ито хрипло усмехнулся и, ухватившись вдруг за чужую шею, настойчиво и с невероятной лёгкостью притянул к себе, уткнувшись лбом в лоб, — ты хто? — Что-то слишком холодно и в районе паха — Масаши второй рукой нащупал свой пах, неотрывно сверля своими хищными глазищами добрые потерявшиеся глаза напротив, от близости которых пьяная фокусировка и вовсе сводилась на нет, — и зачем штаны мне стянул?

Отредактировано Ren Mochizuki (20.10.2022 21:16:36)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Роклэнд. Соединённые Штаты Америки. Рэн и его муж Токи. В гости.
[indent] — А! — Восклицая, но не собираясь отпускать мужика, вдруг совсем понизившего на дальнейшее голос. — Точно… — и в гости приехали, и на свадьбе виделись.
[indent] Ито вдруг дёргается, как-будто собирается отпрянуть или оттолкнуть, но вместо этого пальцы неосознанно сжимаются на чужой шее, прямо у основания черепа только крепче. Он лишь отлипает лбом ото лба, чтобы получше разглядеть чужое лицо, а точнее именно что увидеть его вместо размытого красного пятна.
[indent] Тот самый Гуннар, старший брат Токи.
[indent] Густые чёрные брови Масаши хмурятся в отражении мыслительной деятельности, а взгляд пытается сфокусироваться и внимательно рассмотреть каждую доступную деталь, скользя по раскрасневшемуся лику напротив.
[indent] Скромный глухой отсвет из коридора несмело ютится на полу, прочерчивая темноту комнаты и совсем слегка бросая свои лучики на профиль лица, подчёркивая скулу, длинный острый нос с лёгкой горбинкой, глубоко посаженные добрые глаза и густую насыщенно рыжую, почти красную — что даже в этой темноте казалось, будто вместо волос у этого мужика огненное пламя — шевелюру и бороду.
[indent] В этой бороде так мягко и приятно. От неё пахнет легким древесным мотивом и свежестью ночной улицы. Вновь хочется уткнуться в неё рожей и утонуть там. И Масаши подаётся вперёд, слегка наклоняясь, чтобы ещё раз обнюхать эту роскошную бороду, точно хищник, прицелившийся на свою жертву.
[indent] Черт возьми, почему она так и притягивает?
[indent] И Ито уже ныряет в неё носом, закрывая глаза и совсем уже стальной хваткой сжимая свои крепкие пальцы на чужой холке, не давая возможности просто так вырваться. Вторая рука, что до этого лежала поверх собственного раскрытого гульфика брюк, сжимая даже в расслабленном состоянии внушительные причиндалы, безошибочно перехватывает чужое запястье, чтобы его не отталкивали. И шумно медленно втягивает ноздрями чужой запах, и так же шумно, с осязаемым удовольствием, выдыхает.
[indent] Твою ж мать, как охуенно пахнет.
[indent] Его нос всегда отличался неожиданной чувствительностью даже к едва уловимым запахам, что уж говорить о сильных. Наверное, в прошлой жизни он был парфюмером. Или в этой ему стоило бы пойти учиться на законодателя ароматов, а не подаваться ещё в средней школе в ряды якудза. Да только выбора-то у него особо и не было — спасибо долгам бати, проигравшего всё их и без того скудное состояние в игорном доме клана Куроки. Благо хоть выучился на барабанах стучать и попал в одну из групп Рэн-чана, уже какое-то достижение на поприще цивильного гражданского. Хотя быть цивилом Масаши никогда не нравилось, так что он точно забунтовался бы даже будучи выходцем из благополучной семьи, чем уже сам бы заклеймил позором своих родичей. А так в клане он достиг определённых успехов, выбившись с самого низшего ранга до почитаемого маленького начальника, не без ошибок и ритуального заглаживание вины, конечно, — клан Куроки до сих пор был старомоден, — но всё же. К тому же и их мужчина считал своими достижениями и личным украшением наравне со всеми полученными шрамами — настоящего самурая красят именно шрамы, а не дорогие цацки и доспехи.
[indent] Он снова громко вдохнул. И почему его нос так реагирует именно на этого мужика? Такого раньше не происходило… странно, очень странно…
[indent] «Блять…» — низ живота начало закручивать тугим узлом, а яйца сжались.
[indent] Тот самый священник со свадьбы. Твою ж мать. Это… это он его на руках нёс?
[indent] «Охренеть, какой сильный!..» — плотная ткань боксеров уже адски жмёт, а молния врезается в чувствительную набухшую плоть.
[indent] — Ну раз решил, — всё ещё охрипшим голосом, ставшим ещё более низким, заговорил вдруг Ито из бороды развязным тоном альфача, знающего, чего хочет, когда хочет и как хочет, — тогда продолжай помогать. — Выныривая своей одурманенной рожей из мягкого ароматного сгустка вьющихся волос — да у самой вкусной гейши между ног так не пахнет, как у этого святоши благоухает борода, — Масаши заглядывает своим нахальным взглядом исподлобья в глаза напротив и тянет улыбку в дерзкой хищной ухмылке, выгибая бровь с противоположной стороны.
[indent] — Вот только мне бы отлить для начала. Справишься, а, здоровяк? — Игранув обеими бровями, он отпускает шею рыжего и кивает на свой возбужденный пах, укладывая для доказательства на него же и чужую пятерню.
[indent] Задачка-то не из лёгких. Довести до гостевой ванной комнаты, — а Ито явно не устоит на ногах или устоит, но соберёт все углы и мебель, — устроить его у толчка и придержать, чтобы не завалился и чего доброго не сломал себе хуй. А потом дождаться, пока польётся, а ждать придётся, может, и долго, ведь возбуждение так некстати накатило.
[indent] — По-братски, так сказать. Из мужской солидарности не оставь в беде, дружище! — Тем более, раз уж стал виновником стояка, то теперь пусть и отдувается по полной.

Отредактировано Ren Mochizuki (20.10.2022 23:55:16)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Вот такой реакции Масаши не ожидал совершенно. Мало того, что от него не особо-то спешили отстраняться, не пытались направить на путь истинный, как то наверняка велит бог, которому этот мужик служит, так ещё и руку не отдернули, а наоборот даже облизались. Не показалось же? Ито мог поклясться, что он увидел в слабых лучах коридорного света, как между губ, под этими роскошными усищами проскользнул язык, зазывно блеснув слюной. Под горячей крупной ладонью стало ещё горячее, член дрогнул и запульсировал сильнее. Твою ж мать.
[indent] Ито всё это время не сводит взгляда с лица святоши, который позволяет себе таки взглянуть на то, что сейчас держит в своей ручищи — свою японец тоже не отпускает. Он всё ещё ждёт, что на него посыплются праведные причитания или хоть что-то похожее на адекватную реакцию христианского европейского священника, который его старше лет на двадцать к тому же. Будь на месте этого норвежца кто из старичков с его района, посмеялись бы над пьяной «шуткой», а после или попытались бы член оторвать, или затрещину влепили бы, чтобы не повадно было — чай не баня с услугами мытья, где драят так, что потом член в себя ещё пару дней приходит. Но Масаши не шутил. А святоша, похоже, не собирался причитать и вызвать к своему господу богу. Вместо этого он наоборот открыл молнию шире, и, о черт возьми, с нажимом медленно прошёлся пятерней по набухшей скованной плоти, а после и вовсе запустил пальцы в брюки, чтобы сжать мошонку. Ито невольно приподнял зад, чтобы чужая рука не натягивала молнию, а молния в свою очередь не сдавливала уже брюки, и издал тихий шумный выдох.
[indent] — Ох, блять!..— Ощущение сильных пальцев, сжимающих твои потяжелевшие напрягшиеся яйца в своей крепкой мощной ладони, оказывается, очень даже охуенное — ни одна девчонка, даже опытная гейша, ни один пацан, которых Масаши трахал, не могли похвастаться ни силой, ни особым желанием поиграть с его мошонкой. Он даже не замечает, что не сдерживается и слегка возмущённо-разочарованно кривит брови, когда норвежец отпускает их. Правда, лишь для того, чтобы вновь пригладить член — Масаши уже жалеет, что однажды купил эти чертовы синтетические трусы, потому что уже не просто мокро между ног от предэякулята, а весь его пах и задница пылают от того, как эта жуткая ткань нагревает и без того распалившиеся гениталии. Завтра, нет, вот сразу после этого, он их точно выкинет и будет спать в чем мать родила! И теперь только хлопок, максимум холодненький бамбук!
[indent] Здоровяк зачем-то расстёгивает ему рубашку, и рука сама отпускает чужое запястье, позволяя ей свободно работать. Раньше Ито бы его остановил — потому что за хрень вообще?! Он не привык, чтобы ему надрачивал или отсасывал старик, а тем более священник! Впору почувствовать себя распоследний грешником — а ведь он не из верующих и уж тем более не невинен, — или растлённым католическим извращенцем юнцом. Оба ощущения очень странные, и они попеременно плескаются в его пьяных мыслях, пока этот великан вытаскивает его член из боксеров. И Ито наблюдает за этим действом, как всамделишный неопытный и наивный мальчишка, которому взрослый дядя пообещал вкусный сочный леденец. Его разгорячившееся алкоголем и возбуждением лицо обдает чужим горячим тяжелым дыханием, и Масаши переводит зачем-то взгляд на пах здоровяка — похоже, у того тоже встаёт. Чужие руки такие нежные и аккуратные, как-будто только этого и ждали всю жизнь. Ито тяжело выдыхает в ответ, чуть наклоняясь и приближаясь от новых движений, хотя ему отчего-то вдруг захотелось издать едва слышный сиплый стон только от того, что этот мужик оттянул ему крайнюю плоть. Твою ж мать, что происходит? Чувство, будто ничего лучше он ещё никогда не испытывал: от этого внезапного фетиша на эту конкретную бороду до этой пошлой молчаливой интимной близости с тем, кто в полтора раза мощнее его и старше. Масаши поднимает взгляд и сталкивается им со сосредоточенным взглядом священника. И от этого его бросает в новую волну жара. Он впивается своим туманящимся уже от удовольствия взглядом исподлобья в потемневшие синие глаза и тяжело дышит, кривя улыбку — да этот священник хорош! Гуннар как раз участил движения, и Масаши цепляется обеим руками в его плечи, вдавливая большие пальцы в ключицы. В этот же момент кто-то проходит мимо, а Ито даже не слышит — в висках стучит кровь.
[indent] — П-подожди… — Сипло останавливает он собравшегося было отпустить его мужчину, — пошли лучше в уборную. Тут в углу буквально... — Тяжелый выдох, взгляд всё так же глаза в глаза, они буквально обжигают друг другом своим дыханием, Ито весь напряжен и выгнут в спине колесом, Гуннар напряжен не меньше. — Не спалимся. — Шепотом. Он находит в себе силы, чтобы указать на дверь в тени комнаты рядом с белеющим шкафом. — Если чо, скажешь, что контрастным душем отрезвлял. — Усмехается на шумном выдохе и подрагивает весь, — я ведь про отлить не пошутил ващет. — Да и стоя удобнее будет, и грязи потом меньше. А то он уже на пределе по обоим параметрам: есть риск, что и обкончает, и обоссыт этого доброго святого человека, внезапно решившего помочь тяжело нуждающемуся в его беде атеисту.

Отредактировано Ren Mochizuki (21.10.2022 02:29:50)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Ито не без труда поднимается с кровати и на ватных ногах торопливо бредёт в ванную комнату. Странное ощущение: он будто бы даже немного протрезвел, но стоило принять вертикальное положение, как опьянение вкупе с каким-то просто нереальным возбуждением, словно под  неизвестной ему наркотой, накрыло с удвоенной силой. Но надо признать, и ощущение яркого кайфа подскочило существенно вверх.
[indent] Чудом не спотыкаясь ни обо что на своём пути, будто пират, пробирающийся в темном трюме наощупь, он щурит глаза, давая им привыкнуть к неприятному после потемок свету и переступает порог уборной. Мельком, сквозь боль в глазах, бросает взгляд на лицо норвежца. То теперь уже подсвечивается много лучше, но всё ещё таит в себе манящую загадку. Странно, тогда на свадьбе Масаши почувствовал что-то очень волнующе непривычное и такой красочной силы, будто некий внутренний переключатель перемкнуло не в туда; это отчасти смутило и даже напугало — его-то, прожжённого якудзу, ничего не страшащегося и не боящегося! — и сейчас, вот прямо сейчас он вновь ощущал то чувство, что щекотливо и грузно ворочалось в грудине с нарастающей силой. И, кажется, оно грозилось стать ещё более сладко невыносимым. Чертовщина какая-то!
[indent] Этот священник молчалив и слишком сосредоточен — от Масаши даже в таком взволнованном состоянии и с резью в глазах не ускользнуло то, как тот внимательно следил за ним. Так, пожалуй, сверкают своими глазищами на своих будущих жертв маньяки или психопаты какие, что вроде как со священнослужителем совсем не вяжется. Но ведь он же совершенно не знает этого здоровяка! Однако же, черт возьми, как этот молчаливый напористый великан заводит! Стоило только поднять крышку унитаза, как тот оказался позади и настолько вплотную, что уже только от этого Масаши невольно шумно выдохнул и слегка обмяк, словно проваливаясь в чужое тело — ну точно, блять, маньячина!
[indent] Однако, что странно, рядом с этим мужиком было настолько спокойно, что он впервые позволил себе расслабиться полностью. Даже выпивая с ребятами или трахаясь в борделях клана, Ито всегда по какой-то самому ему даже непонятной причине пребывал в напряжении — как-будто ждал удара исподтишка или в спину. Даже в осознанном детстве он уже ждал подлянок от сверстников или учителей и на то были причины — его семью не любили, а к нему относились, как к прокаженному или изгою. Уже будучи подростком, он понял, наконец, до конца почему: они, действительно, были изгоями и недостойными членами общества. Мать родила его очень рано, залетев неизвестно от кого — в юности она работала в одном из борделей клана Куроки, была вынуждена уйти оттуда по причине беременности и вернуться через несколько месяцев после рождения сына. Проработав там до тридцати, она продолжила зарабатывать продажей своего тела уже на улице. А «отец», с которым она встречалась с юности — тут были шансы, что он всё же ему настоящий, но очень маленькие, — слыл мелким мошенником и постоянно спускал и без того небольшие деньги в подпольных игорных клубах и автоматах. Порой бывало так, что Масаши нечего было даже есть, а из одежды он носил по несколько лет одни джинсы и лишь пару кофт с тремя футболками, белье так и вовсе всё было штопано-перештопано. Благо, хоть школьная форма отчасти спасала да и так он выглядел заметно хуже всех — социальный уровень на лицо, так сказать. Поэтому попав за долги на службу в клан, он даже обрадовался — теперь он мог «официально» чистить рожи тем, кто посмел что-то вякнуть в адрес его семьи или его самого, да и деньжата появились, помощь родичам, а после и одной матери, пока отец не пропал. Масаши догадывался, что с ним случилось, мать, впрочем, тоже, но они никогда это не обсуждали. Может, именно поэтому он теперь щеголяет постоянно в ярком кричащем,  но неизменно стильном образе — теперь-то возможности показать свою душу в материальном плане имеются. Вот только врагов меньше не стало, наоборот, и напряжения и ожидания предательств ещё больше. А рядом с этим мужиком… черт, рядом с ним он как-то невольно и совершенно естественно расслабляется — кажется, он даже не знал, что это такое вообще, уж точно не в этой жизни ну или не в сознательном возрасте. Это при том, что мужик — явно маньяк под личиной святоши.
[indent] — Chikushoumou… — шумно выдыхает Масаши с неприсущей ему нежной усмешкой и устраивает шею на чужом плече.
[indent] Черт, опять эта невероятная мягкость волос и бороды, их безумно дурманящий аромат. И Масаши поворачивает голову, чтобы вновь зарыться в бороду лицом, шумно вдыхая полной грудью и тяжело дыша. Гуннар явно ощущает, как откликаются его гениталии на  эти обонятельные манипуляции в его крепких руках. А на моменте с оттяжкой мошонки Ито и вовсе издаёт сиплый стон, утонувший где-то в ямочке между ключицами под бородой.
[indent] Масаши заводит обе свои руки, впиваясь пальцами в чужой зад, сминая джинсовую плотную ткань, и тем самым коротким рывком прижимая норвежца к себе ещё крепче в районе таза. Чужой набухший член, кажется, уже просто вплавляется через многослойную тканевую прослойку ему в кожу, но даже это не пугает — всё идёт так естественно, будто так и должно быть. Почему-то рядом с этим здоровяком слишком спокойно, а ведь в такой безопасности и расслабленности он не чувствовал себя даже в родительском доме. Нет даже мыслей о том, что этот великан попробует ему присунуть, а ведь Масаши себя позиционировал только в активной роли и уж точно никогда даже не испытывал никакой тяги к мужикам, даже чуть более скудной комплекции, чем он сам, а тут. Он всегда выбирал из парней кого-то хотя бы отдаленно похожего на Рэн-чана, а девушки… а девушки все были как одна — дюймовочки.
[indent] — Блять… какой же ты! — Сжимая пальцы совсем до предела, продолжая наслаждаться чужими руками, чужим крепким сильным телом за своей спиной, чужим ароматом и мягкостью, они будто вплавились в его подкорку, в него самого, — безумие какое-то… — хрипло дыша, Ито всё же грубо просовывает правую руку между ними и пытается расстегнуть пуговицу на чужих джинсах. Он оттягивает момент кульминации, как может, даже несмотря на опьянение и болезненное давление мочевого пузыря. — Похлеще наркоты… — сбивчиво бурчит он, имея ввиду под наркотой любые изменяющие сознание и просто приводящие к губительным привычкам вещества. Бурчит и тяжело дышит, пробравшись рукой уже в чужую растегнутую ширинку и сжимая чужой член и мошонку в своей широкой ладони с длинными пальцами поверх плотного хлопка. Сжимает и поглаживает, ощущая влажный жар, впитывая вместе с ароматами и едва заметные реакции норвежца — то, как уже чужой член пульсирует в его руках и как поджимаются яйца, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Его тоже уже давно скачет галопом, и он вжимается в чужой торс так естественно и свободно, будто нож входит в масло. Не помеха ни скомкавшаяся на спине рубашка, ни толстый колючий свитер на чужой груди — между ними от небольшого трения уже, кажется, образовалось статическое электричество. Может, это оно так покалывает, а не свитер вовсе? Левое бедро, с которого здоровяк приспустил брюки и белье обдает приятным холодом, отзывающимся мурашками по всему телу. Этот же обжигающий холод гуляет и по груди — соски уже даже болят от того, что так долго стоят колом. Вот бы чужая рука снова начала грубовато шарить по торсу, скользя пальцами по шрамам и татуировкам. Масаши задышал чаще, не замечая, как вторит совсем ускорившемуся темпу дрочки, и слегка подтянулся, напрягшись. Момент разрядки ознаменовался закатившимися глазами и сжатием чужих гениталий и ягодицы, пока он томно уткнулся лбом в чужую скулу, а щекой и носом в бороду и усы.

Отредактировано Ren Mochizuki (21.10.2022 15:30:37)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

И что это было? Оставленный в одиночестве, Масаши пошатывается, едва находя в себе силы устоять на ногах. Приходится ухватиться за бочок, склонившись над унитазом, чтобы не завалиться на бок.
[indent] — Baka. — Слегка обиженно резюмирует он и усмехается.
[indent] А ведь, и правда, обидно. Очень обидно! Он между прочим не просил ему дрочить. Просил довести до толчка и подстраховать от возможного падения, подождав, пока его возбужденный хуй не поникнет, чтобы отлить. Ждать пришлось бы, наверное, долго. Пришлось бы даже выдержать, чтобы Ито сам себе немного вздрочнул, дабы снять напряжение, а потом отлил бы. Но дрочить самому! Такого от святоши мужчина вообще не ожидал. А есть что-то в этих норвежцах всё-таки. Может, не зря Рэн-чан так помешался на своём?
[indent] Ито шумно выдохнул. Он пока что безуспешно пытался отлить, удерживая и направляя свой обмякший член в унитаз. Спина и ягодицы всё ещё помнили чужое тепло и тяжесть прикосновений, как и сам детородный орган. Реально, обидно!
[indent] — Что ваще значит «пописаешь сам»? — Возмутился он в пустоту и снова вздохнул.
[indent] Этот мужик так сбежал, как-будто ему стало противно. Впору почувствовать себя использованным. И почему так больно в груди? Неужто Масаши эта поспешная выходка с самоликвидацией из чужой уборной так задела? Да. Если честно, он даже рассчитывал на нечто большее. Ну или, по-крайней мере, не на столь внезапное и резкое окончание их интимного уединения.
[indent] А на что большее он рассчитывал? Ито призадумался, всё ещё ожидая, пока его член решит переключиться на мочевыведение, заодно и потряс его слегка, мол, давай уже быстрее, сил нет стоять тут.
[indent] «Неужели я хотел бы ему присунуть?» — Да не, вряд ли этот мужик дался бы. — «Или подрочить в благодарность?» — Или же ещё разок вместе? Заводит этот гайдзин знатно, ничего не скажешь. И почему такое ощущение, будто это совершенно нормально между ними? Не, ну а чо, нормально же! Понравилось же обоим! И пусть этот священник сбежал, как невинная девка в самый разгар действа, но ему ж понравилось! Наверное, всё-таки муки совести и прочие такие штуки. Им же вроде как запрещено религией и прочее такое бла-бла. Ито даже отмахнулся.
[indent] Хотя стоп! Младший его ж спит с Рэн-чаном и даже замуж выскочил! Может, не так уж и запрещено? Тогда что это вообще было такое?
[indent] «Обидно.»
[indent] Нет, правда, обидно. Его как-будто использовали.
[indent] — О! — Ну наконец-то: полилось. Не без труда и не без перерывов, но.
[indent] Кое-как отлив, Масаши с громким стуком захлопнул крышку унитаза и направился к умывальнику. Надо было хотя бы немного подмыться да и вообще умыться. А ещё зубы почистить, хотя бы как-нибудь: опьянение с новой силой накатило на него после отличного оргазма, вышибая последние силы и хоть какой-то намёк на бодрость. А ведь он даже не сказал, что это было охуительно и вообще первый в его жизни настоящий яркий оргазм.
[indent] — Блять! Обидно! Чертовски обидно! Дурак! — Тыкая пальцем в отражение, но обращаясь при этом к священнику, Масаши сплюнул зубную пасту, кое-как прополоскал рот, утёр свою уставшую рожу и побрел в кровать.
[indent] По пути он едва не улетел носом прямо в пол, споткнувшись о тумбу. Знатно пошатываясь, стянул с себя всю одежду, раскидав не глядя по полу, и завалился буквально с размаху на кровать абсолютно голым. Даже сил закрыться одеялом не нашлось. И тут же провалился в сладкий сон, не забыв вновь обиженно и невинно назвать святошу дураком, как то обычно делают дети в отношении друг друга — по сути безобидно и от большой любви.

***

2000 elefanten

Рэнмо без слов подпевал, скорее мычал, мотив лёгкой мелодичной песни в исполнении некоего немецкого музыканта, закидывая в рот кусочек сыра масдам. Он уже расставил тарелки и бокалы, разложил вилки-ножи и палочки, поставил салфетки и бутылку вина с графином воды. Оставалось нарезать хлеб и поставить к маринованным овощам в середину стола. Тонкацу, свиные отбивные, как дань американской кухне, уже ждали своего часа в микроволновой печи на разогрев, а рис в рисоварке. Его тоже нужно было разложить по глубоким небольшим мискам на каждого, но это нужно было сделать, когда спустятся все.

Отредактировано Ren Mochizuki (22.10.2022 01:26:03)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро