Немногим ранее...

Каблук царапает рифлёная подножка; Нелли морщится раньше, чем ушей касается неприятный металлический звук. За два с половиной месяца она слишком привыкла к растоптанным кроссовкам и устойчивым туфлям, чтобы сейчас не цепляться за поручень, собирая второй рукой подол пальто, неловко заталкивая себя в кабину джипа. Она набрасывает на грудь полоску ремня, а Роджер, видя её страдания, сам щёлкает замком, приковывая пассажирку к сиденью.

— Уже устала, пока собиралась, — говорит женщина, разглядывая заоконный пейзаж через боковое стекло: в салон врываются огни первых фонарей, жёлтыми глазами обыскивающих улицу. — Я должна выглядеть хорошо. Я же одна из Блэков. Интересно, получится ли, учитывая, что я каждую ночь не могу сомкнуть глаз.
— У тебя проблемы со сном? — Детектив с пугающей резкостью поворачивается к ней.
— Да. Следи за дорогой. Иногда я просыпаюсь от кошмаров, а в другие ночи барахтаюсь в них, но как будто только глубже втаптываю себя в трясину жути.
— Тебе снится болото?
Старый добрый Роджер. Нелли почти улыбается, но вовремя прикусывает щёку:
— Болото тоже, я ведь живу недалеко от него. Но чаще — внезапные болезни сердца, монстры, которые меня убивают, а потом я просыпаюсь в гробу, новости об эпидемии чумы или зомби-апокалипсисе. Кошмары длиной в ночь, а кажется, что в целую жизнь.
Рассказывая это напомаженному виску водителя, Нелли прикидывает, не прогадала ли с темами: собеседнику, предельно простому и конкретному, легче будет поверить в кошмары, тесно связанные с окружающей реальностью.
Может быть, он обеспокоится и не забудет о разговоре до завтра. Может, даже захочет рассказать её бывшему лечащему врачу.

«Чероки» спускается с пригорка так плавно, что движение не ощущается внутри тёплого салона; если бы не меняющийся за окном сумеречный пейзаж и тихий плеск луж, умирающих на выбоинах асфальта под высокими колёсами, Нелли могла бы поверить, что автомобиль Роджера до сих пор стоит на Клейтон-лэйн.
— Дом на холме — признак достатка. А как быть с домом на холме перед болотами? Это лучше, чем расположение в долине, но хуже зелёного холма?

Взгляд фиксирует на улицах прохожих — чем ближе ратуша, тем их больше, — и Нелли вдруг понимает, что уже давно не ищет в толпе белобрысую голову.
Ей до сих пор снятся — иногда — кошмары, безумные выжимки из прошедших дней в причудливой тасовке хронофокусника, а чаще прочего не снится ничего.
Моника не заглядывает в её сны.

Судя по запасам сэндвичей, тарталеток со сладостями и овощами и канапе с морепродуктами, теснящихся на добытых Роджером тарелках, детектив вознамерился переждать в ратуше мор и войну. Адвокат вопреки привычке берёт тарталетку, игнорируя заколотых шпажками креветок; она не удивится, если на вечере прозвучит объявление про гражданскую войну или того хуже — увеличение подоходного налога.
Ничего хорошего ждать от семей-основателей не приходится. Любые перемены — изменение к худшему.
Это пессимистичное правило подтверждает себя, когда Нелли видит на десерте кровавый отпечаток помады.
— Я отойду поправить макияж. Ты же не пойдёшь за мной следом в женский туалет? — Она со скепсисом поднимает взгляд на спутника и встаёт сама.
— Если ты хочешь...
— Не хочу. Я работаю здесь и вряд ли заблужусь по дороге.

Оставив Роджера в зале, Нелли пересекает коридор до искомой двери и, прикрыв её за собой, вооружается помадой и занимает позицию у зеркала, в мерклом свете лампы обозревая проблему.

Леону было не по себе. Чутье подсказывало ему быть подальше от неприятностей, а он раз от раза с неистовой решительностью загонял себя в самый эпицентр событий, прекрасно осознавая насколько это дерьмовый план. Все его проблемы были из-за женщины, всегда из-за женщины.  Этот раз он не нашелся что возразить Септе на ее предложение скататься на торжественный прием к мэру. Место, где соберутся самые влиятельные люди округа. Место, где соберутся самые богатые люди округа. Место, где соберутся самые пресыщенные от развращения и скучающие от вседозволенности люди. Место, где он точно не хотел быть.

Ты сам согласился побыть загнанным зверем – насмехался над ним чертов голос в голове. – О, какой прекрасный лес позади резиденции, спорим что именно там будет проходить охота на бродяг вроде тебя?

Порой Леон не понимал, получает ли его внутренний собеседник от этого наслаждение. Он рассказывал дьявольски злые вещи, с интонацией знатока успевшего побывать по обе стороны ружья. Для плода воображения, он обладал отменным чутьем на пороки, и в то же время воспринимал сложности как персональный вызов. Леон давно догадался что тварь внутри него существует за счет страданий других, она чахнет, если вокруг нет боли и насилия, и раскрывается в полной мере когда очередной декаданс жестокости накрывает их обоих с головой. Это была самая скверная часть его подсознания, и однако же с ней приходилось считаться, хотя бы потому, что из них двоих, Лютор был куда как более приспособлен к борьбе и выживанию, а Леон предпочитал держаться подальше от любой опасности. Лютор… Эта тварь забрала себе его имя, как забирает тело и постепенно отравляет душу. Леон часто задумывался, как долго он еще сможет сопротивляться своему внутреннему зверю, ведь рано или поздно ему суждено раствориться в этом чужеродном сознании. Их объединяло общее тело, но на этом сходства заканчивались. Лютору словно было забавно наблюдать со стороны, ситуативно вмешиваясь когда того требуют обстоятельства, когда его сосед в очередной раз докажет способность облажаться. Этот симбиоз был временным решением, и Леон прекрасно понимал что рано или поздно союзу будет суждено распасться. Если их не прикончат раньше, это будет сложный денек.

Машина подъехала к резиденции мэра незадолго до начала торжественной части. Нервничая словно подросток, Леон то и дело сжимал и разжимал кулаки, складывал ногу на ногу и обратно, пялился то в окно, то на свою подругу, то на ее грудь, то на вырез платья, ища хоть что-то что отвлечет его от мрачных мыслей. Не помогало. Видя лицо Септы, изящно вылепленное из полудюжины косметических кремом и тональных подводок, он то и переключался на мрачный образ ее же, вымазанной грязью, измотанной долгими переходами в непредназначенном для этого платье, что успело порваться в нескольких местах, у измученными от усталости и шока глазами, молчаливо вопрошающими, за что с ними так.

В эти моменты он чувствовал прилив злобы. Первородного гнева, что питал его протеже. Некоего темного могущества, что уравновешивало животный страх перед открывающимися дверьми автомобиля. Он чувствовал нотки азарта, с самого края подсознания твердящие ему что Леон – как и Лютор, хищник, только забывший о своей природе, слишком очеловечившийся, но как только маски сбросятся – он вспомнит все.

Покинув автомобиль, Леон поспешил открыть дверь своей даме, официально выводя ее в свет. Это было иронично, учитывая, что именно Септа взяла на себя этот титанический труд и решилась познакомить бродягу со сливками местного общества. Прокатила по магазинам, подобрала одежду, позаботилась о прическе ив целом придала внушительный вид тому, кто чувствовал себя более комфортно на пустынных трассах Айовы, чем в комфортабельных заведениях наполненных людьми, что способны уничтожить его одним только словом.

- Позвольте вашу руку мисс – улыбнулся он, стараясь сдерживать собственную нервозность и понимая, что получается у него плохо.

Тут бы пригодился пистолет. Удачно что полицейские посетили этот праздник, ты не находишь?

Голова Леона залилась раскатистым и звонким хохотом. Он оглядел внутренний дворик, затем окна, ведущие в банкетный зал. И вправду. Мисс Нелли и мистер Роджер уже были тут. Насколько он понял – последний взял на себя ношу личного телохранителя рыжей красотки, а раз так, то без сомнения протащил хотя бы один ствол на вечеринку.

- Кажется, некоторых гостей я тут знаю, не думал, что их пригласят – кивнул Леон в сторону окон. –
Забавная была история, зимой я напросился в дом мисс Пейн в поисках уборной, а в итоге ее бойфренд подумал, что я насильник и набросился с кулаками. Так и познакомились, хотя, насильник там тоже был, но Нелли его сковородой вырубила минуты за две до этого, прикинь?

Роджер почти не выводит Линду из равновесия – нельзя встревожить того ещё пуще, кто и так несколько дней не может найти себе места. Она пришла в ратушу, чтобы занять себя вечером, и потому что ей давно стоило признать, что раз она не собирается покидать Рокленд, то ограничивать себя знакомствами только с коллегами и местными сумасшедшими в клинике как миниум неразумно.

Как будто она похоронила себя здесь заживо.

Мёрфи не притрагивается ни к шампанскому, ни к чему-то покрепче, ей только и остаётся, что медленно кружить по залу, формально перебрасываясь приветствиями с шапочными знакомцами, да сжимать в пальцах стакан вишнёвого сока. При голосе Роджера сердце билось точно так же противно и громко, как и полчаса до этого, а при виде Нелли оно пропускает удар, отбивая горечью в горло.

Большой глоток сока и вздох возвращают самообладание, но ненадолго. Лица вокруг сливаются, у Линды ватно постукивает в висках от недосыпа и растерянности. Музыка и чужой смех отвлекают, но не развлекают настолько, чтобы отвлечься, отвести взгляд от силуэтов за конкретным столиком.

Она назовёт для себя совпадением, что двинулась в дамскую комнату почти синхронно с Пэйн. Дверца не успевает закрыться до конца, когда Линда плавно отводит её обратно, проскальзывая в комнату и ловя взгляд Нелли в отражении зеркала. Помада скользит по её губам, и психолог лишается воздуха, остаётся только улыбка.

– Привет. Рада тебя видеть, – звучит до тошноты формально, Линда останавливается у раковин и пускает воду из крана, чтобы заглушить стук сердца. Копошение в кабинках до неё почти не доносится, но и без этого понятно, что худшего места для разговора не представить. Впрочем, возможностей для разговора где-то ещё ей Нелли не оставила. – Если я тебя чем-то расстроила... Прости, я должна бы догадаться, в чём дело, но правда, Нелли, никак не могу взять в толк.

Слова убористо складываются на языке, пока Линда всё моет руки, будто на них скопился налет тоски за все минувшие дни. Неотвеченные сообщения, пропущенные звонки, опустевший дом Линды – всё это затмевало значимость вечера, на который они собрались.

– Мне тебя не хватает, – выпаливает Линда, рывком выключая воду и прочерчивая бритвой взгляда по зеркалу, чтобы споткнуться о профиль Нелли.

Отредактировано Linda Murphy (12.09.2022 23:25:45)

Привкус помады – первое, что оседает на языке, а следом приходит вздох и тепло чужих губ, вопросы вскидываются в сознании растерянными птицами, а пальцы падают на плечи Нелли, чтобы проскользить выше, к мягкой линии скул. По ногтям звенит холод её серёжек, а у Линды почти подкашиваются ноги, будто из лёгких разом выкачали весь воздух, оставляя только запах её духов. Губы Линды кислые от цитрусового сока, а Нелли кажется сладкой.

Скрип дверцы от одной из кабинок разрывает тишину, Линда находит в себе силы разомкнуть поцелуй, но не находит воли, чтобы отстраниться, так и замирает с брызнувшим на скулы румянцем и ладонями у лица Нелли, плавно скользящими обратно к шее. Краплачный развод помады вдоль губ говорит о произошедшем столько же, сколько говорит взгляд Линды, который она так и не отводит в сторону – чужое присутствие в глянцевой комнате ей ничуть не трогает. Неделю назад, может, Линда бы и отшатнулась, скрываясь от чужих глаз. Сейчас её даже не задевает мысль, что третья женщина в комнате может знать их обеих.

– Придётся красить заново, – голос звучит тихо и глухо, когда Линда костяшкой подтирает скользнувший на подбородок Нелли мазок помады. Выпуклый глянец расширенных зрачков встречается её взгляд и у Линды сжимается сердце от непонимания, какого чёрта Пэйн смотрит на неё сейчас вот так, когда до того несколько дней не появлялась ни в каком виде.

Мёрфи умножает на ноль свои усилия, снова притягивая Нелли в поцелуй. Музыка просачивается в уборную, когда кто-то выходит – или входит, какая уже разница – и снова становится фоном гулко бьющегося сердца. Насыщение телесностью не приходит, но необходимость вдохнуть снова чертит между Линдой и Нелли расстояние, размыкая их силуэты.

– За это не хочу извиняться, – выдыхает Линда, ощупью поводя ребром большого пальца по линии своего рта. Красный след остаётся на белой коже, она искоса смотрит в зеркало и облизывает губы, прежде чем потянуться за салфетками. – Осталось только вернуться в чёртов зал. На ватных ногах.

Она не может рассмеяться, но улыбка трогает губы, Линда так и поглаживает Нелли второй рукой по запястью. А если она выдернет кисть сейчас? У Линды нет ответов и предполжений, она как загипнотизированная наблюдает за пламенем имени Нелли, которое сжигает её логику.

Отредактировано Linda Murphy (13.09.2022 04:17:21)

Ступени бьются под каблуками, пока лестничный пролёт проглатывает их силуэты и уносит всё дальше от голосов, музыки и взглядов. У Линды нет сопровождения, её отстутствие за столиком с полупустым стаканом сока вряд ли будет кем-то замечено. Невольные соседи по торжеству, чьи фамилии были обозначены на табличках, не успели переброситься с Мёрфи чем-то большим, чем просто парой дежурных фраз, чтобы успеть о ней спохватиться.

О том, что кто-то может искать Нелли Линда не успевает – или просто не хочет – задуматься. Властный тембр ещё стоит в ушах, когда лестница обрывается коридором на втором этаже, Нелли ориентируется в пространстве безошибочно, Линде остаётся следовать за твёрдым стуком её шагов.

Периферийное зрение подводит, не давая знать о чужом присутствии, даже если они попались кому-то на глаза – фокус внимания сужается до мягкого поката плеча Нелли, подчёркнутого кроем платья, её голые руки вызывают желание повести вверх от запястья к локтям и сжать пальцами горячую кожу. Скрыться от публики на официальном мероприятии с женщиной, от которой подламываются колени – это сумасшествие, которого никогда не могло бы произойти с робкой занудой Линдой Мёрфи. Осторожной, равнодушной и зубодробительно скучной.

Ей не хочется жить запертой в границах чужих правил и навязанного поведения, не хочется, чтобы Нелли испытывала разочарование, украв её от людей – вместо протеста, когда Нелли кладёт пальцы на ручку двери в приёмную мэра, Линда смыкает пальцы на её талии, цепляя поцелуем излом плеча, переходящий в тонкую кожу на шее.

Он ждал этот званый вечер, как только получил приглашение: и для того, чтобы выйти в люди в городе своего детства, и для того, чтобы хотя бы частично стереть из памяти случившийся десять дней назад казус с братом своего младшего школьного приятеля. Очень неприятный казус, после которого в Роклэнде стало на одного байкера меньше и на одного без вести пропавшего больше, а начальница оказалась без жениха.
[indent] Рэн считал виноватым в произошедшем именно себя: как бы поначалу не казалось, что виноваты все трое, — включая случайную незнакомку, — и одновременно никто, много позже Рэн пришёл к выводу, что истинной причиной стала именно «прóклятая» кровь и сила Торкеля. Это показалось парню очевидным из всего сумбура, что он запомнил в своём мало контролируемом состоянии — «мор» запустил процесс, оказавшись первым ударом. Не окажись Тора рядом, не реши он, что младшему грозит опасность, то, может, и с Закари ничего серьёзного, кроме униженного самолюбия, и не произошло бы. Но что сделано, то сделано, а потому Рэн больше не экспериментирует с собственной жаждой крови, вновь начавшей набирать обороты, — как когда-то в юности, — и регулярно совершает свои кровавые трапезы, радуя, как и прежде Торкеля. В первую очередь, конечно, чтобы нии-сан поменьше волновался.
[indent] И всё же Рэн ждал этот вечер скорее именно потому, что хотел выйти в люди вместе с братом — даже прекрасно зная об отношении Токи к подобным мероприятиям и явлению людей, как таковому, особенно их шумным скоплениям. Но в этот раз Рэн собирался побыть распоследним засранцем-эгоистом и добиться желаемого любой ценой. Он аж приготовился уговаривать брата, как в детстве, подлизываясь и упрашивая дать желаемое — всегда срабатывало практически мгновенно. И, на удивление Рэна, сработало практически мгновенно и в этот раз. Наверное, Токи всё ещё волновался и за случившееся с байкерами, и за самого Рэнмо — всё же прошло не так уж и много времени. Или же фирменное лисье-распевное мягким вкрадчивым тоном «ну пойдём вместе со мно-ой, без тебя там будет скучно-о», сопровождающееся красноречивым взглядом и лаской не потеряло своего действенного очарования для нии-сана даже с годами. Особенно с годами. И на следующий день Тор возвестил о том, что представителем от церкви на благотворительный ужин пойдёт именно он. Рэн догадался, что брат что-то сделал со всеми изначальными и последующими претендентами своей силой, и поблагодарил Торкеля по полной: в их извращённой братской манере — и не только коварной лыбой довольного хитрого лиса. Все-таки эта опасная сила Чёрного Солнца и его маньячная готовность на всё ради своей замёрзшей Луны всегда чрезмерно возбуждала и будоражила последнюю несмотря ни на что.
[indent] В отличие от брата Рэнмо тщательно готовился к предстоящему банкету. Впрочем, он всегда подходил слишком уж усердным образом — жутко выматывающим его самого, но приносящим ещё больше мазохистического удовольствия — не только к подобным официальным мероприятиям и праздникам, а даже к встрече с приятелями или друзьями, с которыми давно не виделся. Наверное, именно потому, что всё это было не столь частым, а оттого слишком важным для него.
[indent] С выбором костюма проблем не возникло. Оный был тайно сшит японскими мастерами под заказ ещё осенью прошлого года к самому важному дню — свадьбе — для этого Рэну пришлось ненадолго вернуться на родину предков, но в Токио, а заодно встретиться там со своим преданным человеком и забрать часть своих многочисленных вещей для окончательного переезда. Их было настолько много, что Юи через Ито и Огури до сих пор отправляла их посылками первого класса на адрес арендуемой камеры хранения в Нью-Йорке — всё лишь для того, чтобы Рэна не нашел ее отец, глава якудза-клана, держащего власть в Осаке на протяжении уже нескольких веков. Хотя с возможностями и связями Куроки Хидео, — как подозревал Рэнмо, уходящими далеко за пределы человеческих благодаря уже его собственному отцу, — проблем выяснить истинное местоположение «беглого» подопечного у дяди вообще не возникло бы. А ведь создателем и первым оябуном этого самого клана был именно Рэн в одной из своих прошлых жизней — вот ведь ирония, — а теперь ему приходится скрываться от своих же. Ради того, чтобы иметь возможность, наконец, быть со своим Чёрным Солнцем.
[indent] Самой сложной подготовкой к банкету скорее оказалось ожидание дня икс, психологическое состояние на фоне произошедшего вместе с кровавым голодом и размышления о том как подчеркнуть свою творческую неформальную индивидуальность и не слишком шокирующе выбиваться из формального западного этикета всем видом — при этом, как всегда, делая всё, чтобы как раз-таки из него самого и выбиться. Наверное, так сильно не переживают даже многие девушки, помешанные на своём идеальном внешнем виде, как переживал жуткий перфекционист внутри него. Будь у Рэна несколько костюмов, он бы их все перемерил по несколько раз, тщательно подбирая аксессуары. Так что уже факт наличия своего уникального и — эмоционально важно особенного — формального костюма, сочетавшего в себе элементы Запада и Востока, подчеркивающего наличие традиционных элементов, очень его спасло. И всё равно за эти недели, пока брата не было дома, Рэн умудрился пару раз его надеть, чтобы проверить всё ли идеально и как лучше будет уложить волосы, чтобы не привлекать особо сильного внимания к очевидно бросающимся в глаза моментам, но и не оказаться чрезмерным бунтарём — всё-таки распущенные волосы, которые справились бы с сокрытием и татуировок на шее, и бритых висков, и пирсинга/тоннелей в ушах, казались для официального мероприятия не особо допустимыми. Он завязал их в аккуратный низкий пучок, как в день свадьбы, и тут же отмёл эту идею — всё, как на ладони. Уже даже думал, может, лучше как-то подстричься, а то и вовсе вернуть свой натуральный цвет волос, а потом внезапно его посетило озарение — такое простое и лежащее на самой поверхности решение. Причём уже многократно опробованное в прошлых жизнях. Оно наверняка понравится его Солнцу и, может, даже лишний раз напомнит о том, о чем он позабыл.
[indent] Кажется, по сравнению с Рэном брат вообще не переживал, но так было только внешне. После казуса с Закари оба спали плоховато, а накануне этой самой субботы и вовсе никак не удавалось уснуть из-за внутреннего напряжения и всех этих подготовок даже после традиционной выматывающей сладкой разрядки. Рэн уже даже думал, что и вовсе не сомкнёт глаз, хотел предложить выбраться на крышу и устроить там небольшой пикник с наблюдением за звездным небом, как когда-то очень давно, а может, и вовсе в других жизнях, как Торкель его опередил. Именно это уединение в их тайном детском местечке на стыках двухъярусной покатой крыши родного дома, укрытого раскидистыми кронами древних дубов и клёнов, наконец, позволило расслабиться — и Рэн вырубился в крепких объятиях брата, ощущая себя маленьким хрупким лисом.
[indent] Повезло, что в этот день у него не было занятий, ни по музыке, ни по айкидо — можно было полностью посвятить себя попыткам хотя бы немного кайфануть утром до ухода Торкеля в церковь и до последующих сборов к вечеру. После легкой тренировки и сытного завтрака в исполнении брата Рэн даже позволил себе два часика поваляться на диване с чайничком молочного улуна в компании гитары, а после и видеоигры. Если честно, абсолютно возмутительная роскошь, но так как банкет был только вечером, свободное время имелось. После обеда он начал собираться и к назначенному времени заехал за братом на такси в церковь.
[indent] Здесь в Роклэнде парень не мог полноценно заботиться о брате — Торкель практически всё брал на себя с самого детства — поэтому, когда подворачивалась возможность побыть в роли того, кто хотя бы немного поухаживает за нии-саном, Рэнмо всегда с превеликим удовольствием хватался за неё. Чувствуя себя современным самураем на породистом белом такси класса люкс, он подкатил к церковной лестнице без пяти шесть. Проезжая мимо ратуши, Рэн обратил внимание на суету вокруг здания и площади — прибытие гостей пребывало в полном разгаре. Они могли бы с Торкелем прогуляться от церкви и пешком, побыть немного наедине друг с другом ещё немного за этот долгий день, но Рэнмо очень уж хотелось довезти брата прямо до парадных дверей. В конце-концов Торкель это заслужил, а погулять они ещё успеют. Единственное, что в такси, как и везде на людях, приходилось держаться друг с другом максимально сдержанно и прилично, а так хотелось хотя бы голову на плечо брату положить, не то что приветственно поцеловать и признаться, как соскучился. Он позвонил Тору, сказав, что карета подана, и вот уже через минуту брат сидел рядом на заднем сидении, а водитель с любопытством косил на них взгляд в зеркало заднего вида. Какой бы премиальностью услуги в этом городке не обладали, от них всё равно веяло деревней — особенно, с точки зрения Рэна, привыкшего за двенадцать лет к строгому и излишне формальному японскому менталитету вместо расхлябанного американского, где чуть ли не каждый готов был без спроса в залезть в душу и дом к другому.
[indent] Поздоровавшись друг с другом и обменявшись потеплевшими взглядами, Рэн не без удовольствия отметил едва проскользнувшую реакцию брата на его внешний вид. Он не обсуждал с Торкелем свой образ, лишь однажды обмолвился якобы мимолётом о том, что наденет свой совершенно обычный деловой костюм западного кроя, который у него был в запасе для различных официальных моментов. Даже немного капризно посетовал, что этот наряд такой скучный и, может, к чёрному шелковому галстуку вместо белой сорочки воспользоваться чёрной рубашкой священника, — которые Рэн носил уже, как свои собственные, нахально таская вещи из немногочисленного гардероба Тора, — одарив при этом брата игривым взглядом. И, похоже, сюрприз удался. Рэн все эти несколько метров от церкви до городской ратуши чувствовал на себе заинтересованный восхищенный взгляд нии-сана, пусть тот и не показывал его открыто, ведь помимо них в машине находился чужой человек, потенциальный разносчик сплетен.
[indent] «Свадебный» костюм Рэна являл собой смесь формального мужского кимоно и западного костюма: из чёрного шелка были пошиты брюки прямого узкого кроя и удлиненный пиджак до середины бедра, весь крой которого, кроме длины и рукавов в основе своей повторял крой кимоно и открывал грудь — рукава были заужены лишь отчасти и больше напоминали западные. Чтобы спрятать на груди чернильные узоры плотной татуировки до самых ключиц, под пиджак-кимоно был надет классический нагадзюбан белого цвета — та самая нижняя рубашка, что носится под кимоно и мужчинами, и женщинами; её-то воротничок и выглядывает наружу, защищая кимоно от загрязнений при соприкосновении с телом и закрывая всё лишнее. Но самой главной частью костюма, придававшего формальный и законченный вид традиционному японскому одеянию, был именно хаори, пошитый в случае с Рэном из жаккардовой нарядной ткани. Правда, к нему был добавлен пояс на европейский манер, заменивший пояс оби на пиджаке-кимоно.
[indent] Его тело, полностью покрытое по-японски традиционными символическими в рисунке облаками, от щиколоток и запястий до ключиц, частично оказывалось доступным чужому взору на тренировках во время занятий по айкидо, ведь традиционная для этого одежда — айкидоги — открывала его торс, где красовалось и символичное солнце, и частично руки-ноги; поэтому для учеников и тех, кто приходил на занятия в качестве праздного любопытства, это уже почти не было чем-то шокирующим, однако для банкета подобное было недопустимым. И всё же в штатах с татуировками, даже со столь масштабным укрытием, даже в столь небольших городках было много проще, чем в Японии — там спокойно на улице мог подойти патрульный и поинтересоваться, а не якудза ли ты часом, особенно, если ещё и волосы разноцветные или выбеленные да длинные и пирсинг разный где попало — стереотипы криминальной ниши во внешнем виде молодёжи, берущей свои начала из школ в виде банд гопников, никуда не исчезли до сих пор, хоть и эти сами гопники, как и якудза стали выглядеть менее вызывающе, чем раньше, а на улицах всё больше появилось неформальных музыкальных субкультур.
[indent] Свой же пирсинг в ушах Рэн почти весь вытащил, оставив только скромные серебрянные кольца в мочках. А татуировки на шее закрыл распущенными нижними волосами, которые остались не собранными в самурайский пучок. Этот-то момент и должен был вкупе со всеми традиционными деталями в костюме напомнить Торкелю о чем-то очень важном. Такую причёску носил Цукирэ, только у Рэна виски всё же отросшие и аккуратно выбритые, а длина волос по сравнению с лунным оборотнем была вообще ни о чем — можно сказать, Рэнмо и вовсе был лысый.
[indent] Одарив брата улыбкой в знак благодарности на неозвученный комплимент, — он просто навсего опередил его, не позволив сказать что-либо перед водителем, даже, если Тор и не стал бы этого делать, — Рэн заплатил таксисту, поблагодарил его за поездку и вышел из автомобиля. Одёргивая полы пиджака и хаори, он обошёл такси, ровняясь с выбравшимся братом, и окинул придирчивым взглядом сначала прибывающих гостей и прочих суетящихся, а после и само здание ратуши снизу вверх. Довольно и, наконец, полной грудью выдохнув, он вновь улыбнулся Торкелю, подхватил его за локоть — чисто по-братски — и повёл по лестнице вверх к парадным дверям.
[indent] — Ты как всегда жутко бесподобен, — шепнув всё же свой комплимент, Рэн отпустил брата и улыбнулся встречающим.
[indent] У них хотели было забрать верхнюю одежду, посчитав, что и хаори, и ряса священника будут сняты, но оба брата вежливо отказались: Торкель — сдержанно сухо, Рэн — более дружелюбно и непринуждённо.
[indent] — Мм, а масштабы поражают. — С небольшим восхищением и даже удивлением похвалил он организацию мероприятия и вложение местных властей между собой и братом. Отчего-то Рэну казалось, что в Роклэнде ничего подобного торжественно официального не проводилось уже давно — надо же как он отвык от родного города, да и время на месте не стоит, как и развитие даже таких провинциальных городков.
[indent] Им предложили по бокалу шампанского, но оба брата попросили воды и чтобы ее принесли на балкон: Рэн утащил Торкеля именно туда — прийти слегка в себя, заодно проводить день и встретить ночь. По пути он заметил свою школьную подругу, а теперь и коллегу у столиков с закусками в компании какого-то мужчины. Мысленно порадовавшись тому, что среди множества людей уже точно имеется одно приятное лицо, он решил поздороваться чуть позже. По залу гулял приглушённый гомон общающихся гостей, суетились организаторы и служащие, доводя приготовления до их идеального завершения под аккомпанемент классической музыки. Рэн оценил профессиональность приглашённого музыканта и всё же подметил, что Торкель сыграл бы лучше.
[indent] — Твоё мастерство никто не переплюнет. — Он позволил себе коснуться кончиками пальцев до внутренней стороны ладони брата, благо широкие рукава хаори да и ряса священника позволяли скрывать от ненужных чужих взоров сокровенное и не привлекать к себе лишнего внимания, просто стоя рядом, спиной к общему залу и лицом к закату.
[indent] Девушка-официант поставила на перила бокалы с водой и, получив благодарность, удалилась. А Рэн вновь тепло обратился к нии-сану:
[indent] — Я так соскучился за эти бесконечно долгие часы. — Даже несмотря на то, что из-за занятости обоих они виделись лишь утром и по вечерам. — Может, нам купить машину или мотоцикл? У меня в Японии есть добротный байк — свяжусь со своими и они организуют перевозку. Или продать его и купить здесь что-то на вырученные деньги, м? — Жутко хотелось прильнуть всем телом к руке и плечу брата, но он держался из последних сил, которые из-за всех этих нервотрепок до сих пор были на пределе.
[indent] — Хочу заезжать за тобой на работу каждый вечер и увозить далеко за горизонт, и касаться везде, где захочу, чтобы никто не мешал. — Прошептал он на грани слуха, прекрасно зная, что брат всё услышит, а после с нажимом облизал зубы и жутко зачесавшиеся десна изнутри и запил своё внезапно взбудоражившееся волнение-желание прохладной водой, не сводя взгляда с любимого лица своего Чёрного Солнца, освещенного закатными лучами.

Отредактировано Ren Mochizuki (16.09.2022 17:40:39)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Роджер окидывает толпу взглядом, пытаясь найти возлюбленную – но та сквозь землю провалилась.

Нелли не выходила из туалета не менее двадцати минут. Возможно, там очередь, подумал тогда Роджер. Или, быть может, она решила подправить макияж чуть более основательно, чем просто провести по губам стиком губной помады.

Роджера обрадовало, что Нелли озабочена своим внешним видом. Когда-то, когда Нелли выглядела так, словно и ее вместе с Моникой положили под могильную плиту на старом роклендском кладбище, она совсем не думала о своем внешнем виде. Теперь же Роджер отметил, что она постепенно возвращается к прежним привычкам: надела красивое платье, подобрала украшения; в этом проснувшемся – пробившемся, как первые тонкие травинки на месте страшного лесного пожара, – интересе Нелли к своему образу Роджер увидел хороший знак. Его любимая приходит в себя.

Четыре канапе и две креветки на шпажках спустя Роджер задумался, что Нелли нет как-то слишком уж долго.

Два пироженных и одну маленькую пиалу с салатом спустя Роджер начал беспокоиться. Вдруг с Нелли что-то не так?

Через две тарталетки Роджер отправился на поиски. Безрезультатные поиски. Нелли не оказалось ни в туалете, ни у гардероба, ни в пустых коридорах ратуши.

Он вернулся в зал, едва услышав начало официальной речи. Нелли вряд ли бы захотела это пропустить – наверное, они разминулись где-то по пути. И вот Роджер сидит в зале, внимательно изучая толпу взглядом, и не видит в ней любимого лица.

Где же ты, Нелли?

В вопросах распоряжения чужими судьбами и средствами церковь, как и олигархия, занимает не последнее место. Где деньги, там и души, а где души ー там и представители бога на земле; Торкелю с самого начала претила эта затея, а потому он выдохнул с облегчением, когда в качестве визитёра на званый ужин в ратуше выбрали не его. Такого и не выберут ー мина непроницаемая, как свинцовый слой в допотопном холодильнике, с такой мордой только слушать, как трубит панихиду по человечеству Гавриил, как хрустит спавшая седьмая печать и как стучат восемь пар исполинских копыт. С такой мордой на праздники не ходят, только на похороны ー во все часы, проведённые в одиночестве, только и хотелось, что исчезнуть без следа.
[indent] Церковь в тот день он покидает с облегчением. Широкополая католическая шляпа с двумя кисточками ложится поверх макушки, под которой с обратной стороны сухожильного шлема роятся мысли одна опаснее другой ー воспоминания об убийстве, ожидание неминуемого обнаружения этого маленького секрета, и как следствие ー разлука с братом, с которым у него не было ни капли общей крови. За спиной в каменных стенах остаются души простые и алчные, души проданные и потерянные, но не отдающие себе в этом отчёта ー у Торкеля же теперь есть плотная почва под ногами, которую он готов и отравить трупным разложением, и заразить сибирской язвой, и посыпать пеплом и солью, чтобы не выросло ничего, если это будет необходимо для сохранности жизни его маленького брата. Ему ничего не стоит, чужая жизнь для него как пыль и ничто не имеет значения, кроме неприкосновенности Рэнмо ー за жизни остальных помолятся его, прости Господи, коллеги. Со всем этим скопом блэк-металлиста в католической рясе роднит только одно ー отец Торкель тоже не верит в бога.
[indent] В себя он тоже не очень верит ー произошедшее недоразумение с идиотом Закари мерещилось оскорбительным щелчком по носу и лишним подтверждением тому, что Торкель, в общем-то, всё только портит. Несёт заразу, сеет горе, и не может защитить единственного человека, которого любит ー мрачная клякса удушающей самоненависти давит ошейником под полоской колоратки, когда он переступает порог их с Рэном дома. И потому противоречиво дерёт внутренности колючая проволока разрозненных чувств ー быть рядом становится страшно, а быть порознь ещё страшнее, и решение пойти вместе с младшим на торжественный вечер в ратуше становится самим собой разумеющимся.
[indent] Оправдание его последующим действием рисуется небезызвестной поговоркой: горит сарай ー гори и хата. На следующий день с подозрением на пневмонию слёг изначально выбранный для посещения мероприятия священник, следом ー вызвавшийся его заменить настоятель, получив нечто, похожее на ротавирус. Спустя ещё два заболевших священника выбор сузился до Торкеля, неоднократно предлагавшего свою кандидатуру на замену ー отправлять его на этот ужин, впрочем, не спешили, за что и поплатились большей половиной церковного штата. Страх быть пойманным за руку исчез, едва кантор осознал механизм его влияния на неугодное ему окружение, а где было осознание, там и ещё одна присказка ー не пойман, не вор. Поэтому очень скоро Рэнмо получил согласие на то, чтобы пойти вместе ー от его счастливой улыбки на душе становится, наконец, не так паршиво.
[indent] В ответ на игривое “Что наденешь?” звучит чуть смешливое и беззлобное “Угадай”. Ведь гардероб священника прост и аскетичен ー в отличие от его судьбы и помыслов. Те заели надоевшей пластинкой на одном и том же ー от младшего хотелось прятать и своё лицо, и тело, и глаза, выцветшие под тяжестью осознания своей гнилой разрушительной сущности, лишь бы тот не догадался ни о том, какое дерьмо кипело у старшего брата в черепушке, ни о том, каким дерьмом был этот старший брат в действительности. Как и полагается старшему, все свои переживания он старательно прятал под непроницаемой маской своей обычной сдержанности ー едва ли кто-то кроме Рэна смог бы заметить что-то необычное в поведении и настроении кантора.
[indent] Волнение пульсирует в нём на протяжение всего дня службы в церкви ー голова разболелась, стоило ему покинуть дом этим утром. Пульсация в висках держалась, то усиливаясь, то наоборот ненадолго ослабевая обруч давления ー и в момент, когда он, наконец, оказывается в салоне автомобиля вместе с Рэном, что-то надсадно взрывается, едва не отправляя его в нокаут. Взгляд намертво приковался к чужому лицу, одними глазами Тор обвёл сидевшую на почтенном от него расстоянии фигуру, отчаянно желая сделать свой взор осязаемым ー кольцо на среднем пальце вдруг на долю мгновения обожгло жаром, будто нагретое в духовке, и намёки на трезвость вернулись к нему вместе с болью. От взгляда на любимого человека в глазах немного защипало, отчего блестящий взгляд приходилось то и дело отводить в сторону, делая вид, что Торкелю хотя бы немного была интересна бесцветная реальность по ту сторону автомобильного стекла. В голове вместе с пульсом бьётся “Ты красивый, ты красивый, какой же ты красивый”, но с губ срывается только короткий, почти испуганный выдох, когда Рэн намеренно не позволяет ему сказать ничего ー о существовании прокладки между рулём и педалями в виде шофёра кантор успел запамятовать.
[indent] Когда они выходят под лучи насыщенного заката, Торкель чувствует прикосновение чужих пальцев к своему локтю, и ненадолго прикрывает болезненно саднящие глаза, легкомысленно позволяя себя вести. Он надеется, что скоро это пройдёт, что фужер вина немного прочистит ему голову, или какая-нибудь из закусок вызовет поднятие уровня сахара в крови, но кантор забывает и думать об этом, когда Рэн шепчет ему слова, которых Тор не заслуживает, и отпускает, вновь выдерживая образ их вежливо-тёплых отношений.
[indent] “Я отвратителен и не заслуживаю дышать с тобой одним воздухом”, ー хочется ответить машинально, но Тор лишь натужно сглатывает, поправляя кончиками пальцев колоратку, вновь мешавшую дышать. На здание ратуши он даже не поднимает взгляд, молчаливо кивая на замечание младшего о размахе устроенной вечеринки ー сильные мира сего знали толк в растратах денежных средств. От всех предложений официантов он пока что отказывается, перекладывая заботу об их комфорте на Рэнмо, понимая, что голос может скрежещущим песком подвести его. Все комплименты ложатся на содранную корку сердца наждаком, и Торкель ничего не может с собой поделать, кроме как попытаться сглотнуть ー музыка была лёгкой, а данное исполнение, как ему казалось, осилил бы любой школьник.
[indent] Стискивая зубы чуть крепче, он жуёт внутреннюю часть щеки, чтобы очень быстро сдаться чужому теплу, касанию и настроению ー самого себя приходится запить, и вода почему-то кажется чуть горькой.
[indent] ー На мотоцикле я, должно быть, буду выглядеть ужасно нелепо. Во всём… Этом, ー он чуть развёл руками, а затем вскинул кисть в нервном жесте к кончику туго заплетённой косы, перекинутой через плечо.
[indent] ー Но ты выглядел бы чертовски хорошо. Как и сейчас. И всегда, ー совсем тихо произносит Торкель, впиваясь в лицо Рэна взглядом, спрятанным от посторонних любопытных глаз за тенью широкополой шляпы. В самом здании он её снимет, согласно церковному положению, но здесь он хотел укрыть под сбитыми краями чёрного фетра своего дорого брата, выглядящего особенно бесподобно и пробуждающего одним своим образом воспоминания, в которых Торкель мог назвать себя абсолютно счастливым. Должно быть, в этих воспоминаниях он не допускал ошибок и не подводил свою Луну под черту серьёзной опасности ー здесь и сейчас лишь хотелось бесконечно извиняться и клонить свою больную голову, в острой нужде прижаться и почувствовать родное тепло. Но он расправляет плечи, чуть ведёт ими, пытаясь приободрить самого себя и не дать погрузиться в пучину такого мрака, из которого он не смог бы выбраться. Может, так наличие посторонних людей на него влияет? Он бы не был удивлён.
[indent] ー Я не отойду сегодня ни на шаг. Так и знай. Не хочу и не могу оставлять тебя одного, ー с чуть слышной рябью в голосе уже громче говорит кантор, когда воздух вновь наполняется дождевой моросью ー подняв голову к небу и цыкнув, капризно и совсем не по-священному покривив губами на потенциального говнюка, который мог вызвать этот дождь, теперь Торкель берёт брата под локоть, чтобы увести с балкона в зал, где уже вещал со сцены политик местного пошиба ー Рой Харрис. Со всей природной обворожительностью, от которой слегка сводило зубы такого аскета, как Торкель.
[indent] ー Не хочу, чтобы ты простудился. Этот весенний дождь такой непредсказуемый, ー говорит он, чуть оглаживая большим пальцем сгиб локтя Рэнмо, не слишком-то торопясь отпускать ー страх быть застуканным за чем-то для священника неподобающим покинул его, едва он оказался рядом с младшим в такси.

Дрожь прошивает тело крупными мурашками, слабость бьёт в колени, а краткий сумрак – в виски. Расширенные зрачки мажут по ярким бликам на скучных наградах, выставленных на полочке, напоминая о том, где они находятся, и что внизу ещё черт знает сколько человек.

– Теперь хочу тебя только больше, , –  шепчет Мёрфи, роняя сверху на Нелли взгляд. Её тёмный взгляд и хищная острота улыбки в уголках рта кружит голову. Слабость, эхом разливающаяся по телу, ощущается отголоском всё ещё непривычного удовольствия, а не чем-то неестественным, что могло бы породить в женщине тревогу. Соль горчит на языке, когда Линда склоняется к Нелли, чтобы увлечь её в новый поцелуй. Порывистая резкость Пэйн будоражит, наводя на мысли не то о танце, не то об охоте, но быть пойманной в горячие ладони Нелли Линде нравится.
Рядом с женщиной всегда безопасно.
– Почему ты пропала? – сбивчиво возвращается Линда к вопросу, выдыхая Нелли в приоткрытые губы. О помаде давно можно забыть, Линда ведёт взглядом по лицу Нелли, любуясь эротизмом лёгкого румянца, проступившего на её нежной коже.
Каблуки чертят по полу к дивану, пока Линда цепляет поцелуями голые плечи Нелли под аккомпанемент лёгкого шелеста ткани, когда её ладонь соскальзывает вниз по напряжённому животу.

Запах от шеи Нелли ярче раскрывается на горячей коже, Линда сминает в поцелуе тугое биение сонной артерии и горячо вздыхает вместе с Нелли, когда пальцы перебором давят через ткань.
– Голова от тебя кружится, – как ни от кого не кружилась, признается Линда уже на диване, умалчивая глупое окончание. Но лукавству бы здесь не нашлось места – в моменте её действительно ведёт, и Линда бы подумала, что пьяна, если бы у этого была хоть минимальная вероятность. В отличие от Нелли, Линда не так искушена в постели с женщина. Но из Пэйн хороший учитель. Ладони Линды скользят по коленям выше к бедрам, разводя ноги и поднимая подол. Взгляд в глаза, и улыбка чертит губы, когда Линда опускается поцелуями сразу к белью, не слыша ни шагов за дверью, ни звона в висках.

Отредактировано Linda Murphy (19.09.2022 17:16:59)

Нелли будто специально её изводит, с восхитительной беспечностью вычерчивая на нервах Линды незамысловатый мотив "ты задаёшь слишком много вопросов". Потом она наверняка сможет снова задуматься, был ли это секс из-за обоюдного сумасшедшего притяжения, или из-за простого нежелания Нелли с ней разговаривать. Второе выглядит слишком замысловато, чтобы быть правдой — ведь не может столь изощренно лгать женщина, которая так на тебя смотрит.

Линда благодарна, что Нелли руководит, давая ей понять, чего хочет – неуверенность всё ещё читается в движениях, как и стремление переступить эту неискушенность, чтобы Нелли дрожала так же, как Линда дрожит от неё.

Если бы не одно но.

– Руки. Грязные, – напоминающе шепчет Линда, оказываясь на Нелли сверху, пока кожаная обивка дивана скрипит под её ладонью, уперевшейся в спинку. Низ живота тяжело сводит от истомы и проскользнувшего страха увидеть на лице адвоката разочарование. Или отвращение. Отторжение. Порывисто накрывая её губы поцелуем, Линда улыбается, легко зажимая зубами её нижнюю губу.  Она хмыкает, на мгновение отстраняясь, чтобы поймать взгляд любовницы. – Хотя дверные ручки трогала ты, поэтому...

Пауза, чтобы устроиться удобнее, упираясь коленом между ног Нелли. Линда делит с ней дыхание на двоих, задерживая вздохи в унисон, когда ладонь нежно обводит подрагивающий живот, прежде чем пальцы резко соскользнут под белье. Нелли делала с ней так же, Линда зеркалит её повадки, притесняя грудной клеткой теснее к дивану и терзая в поцелуе её губы, углубляя пальцы одновременно с тем, как ладони Нелли сильнее сжимают её плечи.

Целовать везде, где можно дотянуться, натягивая в поцелуе чувствительную кожу на шее, любить – чёрт возьми, впервые вообще любить кого-то так заполошно – Нелли на диване сродни попытке напиться из миража. Не утоляет жажду, а только распаляет больше, Линда бы начала бормотать нежные глупости на ухо, если бы ещё оставалось дыхание, но головокружение всё туже сжимает виски, превращая происходящее в эфемерную галлюцинацию. И только опаляющий пальцы жар даёт понять, что всё это Линде не чудится.

Мэр заканчивает свою речь, и зал вновь приходит в движение. Люди встают с мест, перемещаются – в основном в сторону шведского стола и бара; впрочем, несколько пар в центре зала начинают танцевать под медленную, нежную музыку. Роджер тоже хотел бы скользить в танце с самой прекрасной женщиной Рокленда, Америки и всего мира вообще — но она отошла в дамскую комнату, чтобы стать еще чуть более прекрасной, и затерялась там.

Роджер ищет ее по пустым коридорам и закрытым кабинетам, но Нелли словно испарилась. Он поднимается по лестнице – это даётся ему неожиданно сложно, и ступени кажутся слишком высокими; порой он наваливается на перила, пытаясь справиться с усталостью. Наконец, в одной из комнат он находит искомое.

Нелли была восхитительна в черном платье – даже если не принимать во внимание задранную юбку. Даже несмотря на маленький недостаток – Линда, сидящая на ней верхом.

– Ро-ох-о-джер, – выдыхает его имя Нелли, выгибаясь на диване. Две красивые женщины страстно занимаются любовью, и Роджер  рядом не может более противиться своим желаниям. Он опускается на мягкий ковер и засыпает.