Огарок свечи чадит нещадно. Глаза слезятся в потёмках, нос забит тяжёлым въедливым запахом гари. Боцман Киттельсен его не переносит, но об этом никто не знает, хотя, наверное, и догадывается ー его манера постоянно отворачиваться от чубука своей же трубки, словно бы для того, чтобы в задумчивости взглянуть за горизонт, мало кому присуща. Наверное, вообще никому не присуща из бывалых морских волков ー однако, легко сотрясать негодующе воздух лишь тем, кто не служил в корабельной артиллерии. Те, кто выбираются оттуда живыми, смотрят на окружающий мир пустым измождённым взглядом ー редким же счастливчикам доводится окончательно оправиться от обширных ожогов и ощущения, что побывал в лапах самого Нечистого.
[indent]Боцман Киттельсен, будучи одним из них, получил в подарок не только прядь седых волос, но и татуировку чёрного танцующего чёрта поверх огромной коросты ожогового рубца на рёбрах. Там, с левой стороны, кости ныли на изменение погоды, а кожа, утерявшая эластичность, иногда трескалась и рвалась ー а чёрт всё знай себе, что танцевал и скалился. Про таких как он говаривали ー побывал в Аду ー а Торкель лишь немо прикрывал глаза: так оно и есть.

[indent]Рука чуть ноет в локте ー последствия пережитой цинги. Он ненадолго откладывает перо, которое тут же покатилось к краю стола ー корабль чуть качнуло на волнах, а за дверями каюты послышалось басовитое ворчание. Ручка летит на напольные доски и Торкель тихо ругается по-норвежски ー ирландскую ругань он хоть и знал, благодаря матери и множеству прочих переселенцев из охваченной голодомором Ирландии, но так и не привык к ней. Намного ближе к сердцу лежало поминание добрым словом Папаши Дьявола и самого Ада в придачу на любимом северном диалекте.
[indent]Боцман Киттельсен наклоняется, но за древко пера берётся не сразу ー сперва поднимает за горлышко удачно подкатившуюся к ноге тёмную бутылку бурбона и глядит на содержимое впросвет сквозь дрожащее сияние свечи. Наполовину пустая ー не так уж и плохо. Во рту кисло и вязко, глоток алкоголя, затем другой сушит ещё сильнее, но боль как будто утихает. Торкель давно заметил странную особенность своего тела: чем ближе к суше или рифам, тем сильнее ноют раны, а состав команды только дивился, как легко командующему невысокого ранга даётся ориентирование даже в густом, точно кисель, тумане.
[indent]Впрочем, размышлять об этом времени нет. Прибытие в порт всегда означало повышенную суматоху с подготовкой к швартовке, а это значит, что нужно поскорее дописать письмо. Даже мелкая весточка должна быть отправлена с ближайшей баржей до Северного моря ー Торкель её обязательно найдёт. Он всегда находит.

[indent]За спиной звучит оклик юнги. Корабль снова качает и приставленная к ножке стула бутылка, полная теперь лишь на четверть, кренится и катится в угол к неподъёмному сундуку. Боцман как будто этого всего не замечает, продолжая быстро писать, царапая затупившимся пером бумагу и разбрызгивая чернила мелким крапом.
[indent]На периферии зрения блеснул призывно начищенной бляхой ремень ножен, в которых спал и ждал своего часа наследный каролингский меч, рядом ー премиальная шашка за заслуги перед американским флотом. Невеликое извинение за то, что мальчишка-пушкарь был брошен на горящем корабле, но и оно было смиренно и тихо принято, ведь дарёному коню в зубы-то не смотрят. Торкель просит их всех подождать ー и мальчишку из плоти и крови, и своих стальных демонов. Совсем чуть-чуть.

***

Порт шумит, ворчит потревоженным драконом ー как, наверное, и любой перевалочный пункт в мире. Разнообразие цветов, акцентов, запахов пестрит лоскутным одеялом в глазах, ушах, носу, и Торкеля довольно скоро начинает подташнивать от такого изобилия. Как по Шекспиру ー “избыток вкуса убивает вкус”. Но его команде, похоже, нравилось ー боцман выпросил у вышестоящих чинов отмашку, и матросам разрешили выйти в город, дали отдохнуть ー благо, новое огнестрельное чудо клана Винчестеров не скиснет как капуста и не отсыреет, подобно чаю, да и есть не просит ー благо, не толпа рабов, привезённых с чёрного континента. Дело ждало ー а его люди, с посеревшими лицами и бешено сверкающими взглядами, напротив, могли невзначай ошалеть.
[indent]Не все обладают такой каменной непоколебимостью, как боцман Киттельсен ー про него за глаза говаривали, что на Бродвей его отведёшь, так ни разу не изменится в лице, ни на комедии не засмеётся, ни на трагедии не заплачет. То были лишь беззлобные товарищеские подтрунивания, но стоит признать, что нравился такой подход к жизни далеко не всем. 
[indent]ー А бордели тут есть? ー вопрошает кто-то из команды грудным хриплым басом ー последствия тяжело пережитой пневмонии.
[indent]ー Да как же им не быть, это же порт!
[indent]ー С девками, с парнями ー на любой вкус, ー волна озадаченного гомона прошлась по кучке матросов, бороздящих теперь море из людей и национальностей.
[indent]ー А тебе, Макнамара, и просто стена с дырой пойдёт, не так ли?
[indent]Гомон теперь взорвался лающим хохотом ー но Торкель не смеялся. Между потрескавшихся жёстких губ был зажат длинный тонкий чубук, дубовая трубка шайеннского типа чуть попыхивала тлеющим табаком с примесью гвоздики, и белёсая ниточка дыма путалась между снующими там да сям фигурами людей, спешивших мимо. Торкель провожает её замутнённым взглядом из-под полуприкрытых тёмных век. Право, он лучше ориентируется в открытом штормовом море, чем в изменчивой людской массе, мельтешащей контрастами. Где были кители французских капитанов, там же через секунду появлялись стройные фигурки японских женщин ー Торкелю думается, что они похожи на украшенные разноцветной мишурой большие папиросы из-за лаконичной формы их одежд. Эта мысль немного забавляет, отвлекая от давящего ощущения уличной толчеи и постоянного наблюдения, но лицо, по-прежнему, всё равно что каменная маска.
[indent]ー Не знаю, как вам, но мне бы сначала пожрать, и лишь потом потрахаться, ー предлагает кто-то и получает в поддержку одобрительный довольный бубнёж.
[indent]Этим людям многого не нужно ー и Торкель завидует их приземлённому взгляду на жизнь. Пока они думают желудками и членами, боцман Киттельсен осматривается по сторонам, силясь спрятать своего внутреннего перепуганного ребёнка, не понимающего, почему на черноволосых людях с лисьим разрезом глаз так нелепо смотрятся европейские модные фраки, и зачем в эту страну, живущую рыболовством и утончённым искусством, привезли так много оружия.
[indent]Слишком много оружия и чёртового пороха, от одного вида которого начинает неприятно зудеть в ноздрях, а дурное предчувствие гложет внутренности за обратной стороной грудной клетки. Такое количество боеприпасов никогда не привозится “на всякий случай”. Торкель прячет нос в складках закатанного рукава и вдавливает короткий чих в предплечье, разрисованное татуировкой китайского дракона и узором рыбьей чешуи. Свой азиатский портовый рубеж он пересёк уже больше пяти раз ー долго оставаться на суше ему неуютно и даже боязно, в чём стыдно признаться хотя бы самому себе, а потому проще искать смерти на оголённых рифах или под налётом каперов.
[indent]Но в море. Дома.
[indent]ー Начальник! Говорят, что вон там жральня, зайдём? ー к нему относятся легко и панибратски, поскольку “начальник” выглядит слишком молодо, даже невзирая на раннюю седину, мелькающую в чёрных, длинных не по моде волосах, точно мусорная паутина. Не спасает даже пробивающаяся тёмная короткая щетина, поскольку даже она выглядит по-подростковому пего ー да и весь эклектичный вид молодого боцмана, одетого в гражданское, не смотрится солидно, скорее, разгвазданно и слишком романтично для его статуса.
[indent]Но “начальник” не по годам внимателен и спокоен. Скрестив руки поверх шерстяной грубоватой ткани пончо, которое грело получше казённого судоходного кителя, Торкель в задумчивости затягивается трубкой, оглядывая вывеску обозначенного заведения. Название ему не говорит ровным счётом ни о чём, поскольку он даже не может прочитать алую иероглифическую вязь, но всё равно согласно кивает ー члены команды довольно откликнулись и поспешили внутрь. Языковой барьер их никогда не смущал ー впрочем, это типичная отличительная черта людей, всегда находящихся при деньгах.
[indent]Чувствуя сверлящий взгляд, Торкель внезапно и резко оглядывается через плечо на торговую лавку, за которой была лишь пожилая японка. На полках в несколько стройных рядов стояли куколки с фарфоровыми лицами-масками ー очевидно, ручная работа; куколок было мало, но каждая отличалась причёской, формой лица и одеянием.
[indent]ー Мистер Киттельсен? Вы идёте? ー мальчик-юнга, чувствовавший себя в команде не в своей тарелке ввиду несколько робкого характера, окликнул задумавшегося боцмана. Тот оглядывается, как будто бы даже строго смотрит, но тут же смягчается, заметив, что вся команда, действительно, так и толпится у входа, недовольно ворча друг другу что-то в тихом диалоге.
[indent]ー Разумеется, ー коротко отвечает он и, прикрыв витое навершие каролингской рукояти под шерстью пончо, следует за своими матросами. Куколку в подарок племяннице, решает Торкель, он купит на обратном пути.
[indent]Внутри чайного дома оказывается жарко и душно, как в парилке. Каждый из тех моряков, кто плавал до Дальнего Востока, был привыкшим к таким заведениям, однако, Торкель отмечает, что здесь, в Японии, обстановка отдавала больше простотой и изяществом. Нет присущей Китаю или Сингапуру золотой вычурности и кричащего богатства, от которого резало глаза, хотя шум и гам был везде практически одинаковый ー особенно, если место популярно среди европейцев и американцев.
[indent]Последних, впрочем, насколько мог судить Торкель, здесь было не так уж и много.
[indent]Он слышит шёпот матросов ー “что это с боцманом?” ー “да он всегда такой, эти  блядские скандинавы все как один с отмороженными мордами” ー и ему, право, даже нечего возразить. На фоне ворчливых англичан или взрывных ирландцев Торкель, действительно, выглядит как мертвец, даром, что носит в себе революционерское пламя вечно бунтующих наследников богини Дананн. От матери он не унаследовал ничего, кроме цвета волос и их непокорности жёсткой щётке, и тем, наверное, был плох как человек ー но вполне состоятелен как маленький руководитель местного масштаба. А дальше амбиции его и не ведут.
[indent]Обычно, внутри питейных заведений или трактиров Торкелю было немного спокойнее ー но теперь ощущение того, что за ним наблюдают со всех сторон, только усилилось. Он незаметно обходит команду, чтобы быстрее выбрать стол и занять выгодную стратегическую позицию ー у самого угла, с видом на выход; бабки поговаривают, что это плохая примета, не женишься никогда, но Торкель считает, что худшая примета ー сесть к опасности спиной и после справедливо оказаться мёртвым.
[indent]Деревянные своды крыши надёжно прячут их от солнечного света. Приглушённые тёплые тона внутреннего убранства помещения действуют убаюкивающе, расслабляют тело и дух, слегка плавя конечности дурманящей истомой. У членов команды вежливо берут заказы, скромно улыбаясь и отводя взгляд, точно пытаясь заигрывать, но когда очередь доходит до Торкеля, тот лишь просит пепельницу. Или что угодно, во что можно ссыпать выгоревшую золу и забить трубку по-новой ー есть или пить совершенно не хотелось.
[indent]Только тревога жгла левый бок, но с чем она связана, боцман Киттельсен не мог даже предположить ー суша была под ногами, а коралловые рифы далеко в приливных волнах.

На внутренней стороне запястья цвели чернила. Sowilo ー руна солнца, полученная от отца, когда Торкелю было всего шесть лет; стук деревянных щепочек, покалывающая боль от иглы, треск плюющихся искрами поленьев. Воспоминания его всё чаще улетали прочь от гомона и скандалов ー когда бежать от них больше было некуда. Взгляд мутнеет, оборачивается внутрь себя, заплывает мертвенной плёнкой, как у выброшенной на берег тухлой рыбы ー а лицо прячется за сизо-голубым гвоздичным дымком из шайенской трубки, украшенной витиеватой перевязкой из алой бечёвки. На суше ему неспокойно ー и Торкель не уверен, сможет ли найти то благостное умиротворение, о котором грезил, пока проверял повязанные матросами узлы и распоряжался провизией. А когда он не уверен, и мысли его путаются ー он пишет.

[indent]В Японии он тоже был впервые. Торкель прослеживает, как паренёк Сагазан, по-академически скромно кивнув ему, отправляется куда-то на поиски уже отошедшей девушки с подносом (мальчик забыл спросить о наличии кофе) ー и взгляд боцмана пускается в прогулку по окружению. Сталкиваться взглядами с матросами не хотелось ー ни со своими, ни с чужими. Ввиду своего нетривиального образа, Торкель вызвал у американского беспардонного общества множество вопросов; кто, откуда, почему и зачем. За годы жизни среди любопытных пустозвонов он научился уходить от большинства вопросов, но некоторые вести неминуемо просачивались ー “а правда, что он не верит в Господа нашего, Иисуса Христа?” ー “а вы слышали, что у него Сатана на всю спину выбит?” ー “а мне сказали, что в Норвегии его батю казнили за колдовство, эвона как!”
[indent]Приходится делать вид, что он не слышит ー если его избрали козлом отпущения, то так тому и быть. Затуманенный взор гладит балочные перекрытия чайного дома ー совсем отдалённо напоминает своды древней ставкирки неподалёку от Бергена ー зрачки чуть сужаются от мелькнувшего слабого луча света из-за дверного косяка, но тот исчезает, стоит двери захлопнуться. Всё здесь фонило разрушением прежних устоев и разложением под гнётом европейской прогрессивной мысли ー если есть, то за столом, если спать, то на кровати. Когда он был совсем маленьким, то спал в большущем сундуке на овчинной шкуре, и крышка сундука была расписана иллюстрацией к сказке об Эспене Аскелладене и Горном Тролле ー потом этот сундук пришлось продать, а родную деревню навсегда покинуть.
[indent]Традиции рушатся, но человеческая тяга к уничтожению всегда стоит во краю угла ー и Торкель видит оставленные следы этих разрушений тут и там. Выхолощенные улыбки местных жителей больше похожи на мольбу “не убивай, не делай больно” ー в его же краю ветра и полярной ночи люди, которые не верили в солнце, улыбкой пренебрегали. Даже когда поперёк спин возлагают кресты, а датчане и шведы брезгливо перекидывают друг на друга неплодородную скалистую Норвегию, воняющую рыбьим жиром ー они слишком привыкли быть на паперти, чтобы пытаться что-то изменить. Для боцмана Киттельсена эпоха викингов и морской военной славы канула в небытие с последним настоящим воином-шаманом ー отца, как бы это смешно ни звучало, традиционно сожгли на костре, когда Торкелю было восемнадцать.
[indent]Но в этой стране всё ещё билось и очень отчётливо сердце прежних веков, когда человеческое слово ещё что-то значило, а честь и доблесть не были пустым звуком. И прямо на его глазах это собирались разрушить ー возможно, тем самым арсеналом, который привезла его торговая баржа из Америки.
[indent]ー Мистер Киттельсен, прошу прощения… ー робко картавя, тихо говорит мальчишка Сагазан боцману на ухо, и тот возвращается с небес на землю ー голова его снова наполняется взорвавшимися звуками, гомоном, почти демоническим клёкотом, отчего Торкель морщится.
[indent]ー Там Бен и англичанин с тем юношей из местных… Нечто нехорошее творится… Не знаю, могу ли я что-то сделать, но, может, Вы...
[indent]Что-то легонько сжимается в груди. Должно быть, в среде академиков, студентов и врачей, действительно, всё ещё имело место быть такое понятие, как человечность ー и Торкель смотрит туда, куда всё ещё слишком изящной юношеской рукой указывает юнга. Он хмурится, лёгкие гуще наполняются дымом ー но зол он не на то, что происходило, а на самого себя.
[indent]А происходило следующее…

[indent]ー MagNamarra! ー рычащий норвежский акцент прокатывается рокотом по всему заведению. Это не был крик в привычном понимании, скорее, грудной гром, на который боцман Киттельсен способен только в случае страшной опасности на воде ー или в приступе ледяного, точно айсберг, праведного гнева. Ситуация выглядела мерзко настолько, что даже его непоколебимое спокойствие почувствовало рябь и отразилось на лице чуть заметным отвращением. А Торкелю ужасно не нравилось, когда что-то выводило его из фаталистического северного равновесия.
[indent]Это было похоже на бой двух возбуждённых оленей за самку в период гона ー что было нормально в отношении самих оленей, но совершенно гадко в отношении матросов, представителей флота; имени президента Соединённых Штатов и английской короны, как мог судить Торкель по форме другого пропитого увальня. Редкие образованные люди уходят в море, если то не были навигацкие чины, ещё меньшее количество таких людей задерживалось в статусе простых матросов с небогатым жалованием, и не Торкелю пристало требовать от них многого, у самого из образования лишь то, что смог почерпнуть из книг и рассказов своих капитанов. Но то, что происходило ー было уже слишком даже для его обыкновенно безразличного отношения к окружающему миру.
[indent]Он не был святым, это точно. Но Торкель был просто не того воспитания, чтобы выносить подобный произвол.
[indent]Боцман не понял, в какой момент МакНамара успел отойти от всей их компании и зацепиться за английского матроса, который держал в распухших от отёков руках тонкую фигурку японского юноши. Цепкий взгляд хватается за осколки образов ー струнный инструмент, чьего названия Торкель не знал, по всей видимости, принадлежал местному; у матросов же из имущества, похоже, был только неумолимый зуд в области паха и кулаков.
[indent]ー Этот сраный чаехлёб первый начал!
[indent]ー А у тебя была такая необходимость продолжать?
[indent]Лавка взвизгивает ножками по деревянным доскам, когда Торкель рывком поднимается с места. Обрюзгшая от сенильных эфиров физиономия МакНамары довольно ухмыльнулась ー похоже, впервые он увидел на лице своего молодого начальника что-то, кроме выражения каменного безразличия.
[indent]ー О, так ты хочешь его себе? ー разжав кулак, который до этого цепко держал англичанина за потрёпанный лацкан формы, буркает МакНамара, но ответом ему служат вовсе не слова.
[indent]Несколько неслышных широких шагов ー и Торкель рядом с местом действа. Звон меча, украшенного витым узором стилизованного дракона с вписанными в его тело рунами, пропел у матроса прямо над ухом ー тот ошарашено замер, очевидно, не ожидав от боцмана такой реакции. Скашивает взгляд на начищенное остриё ー не дрожит ー и поднимает раскрытые ладони, демонстрируя свою безоружность.
[indent]ー Ну и что ты, убьёшь меня за какую-то узкоглазую шлюху? Ишь ты, рыцарь! Тебе это с рук не сойдёт, ты знаешь.
[indent]О, Торкель знает. Однако в стране равных прав и свобод его гноившаяся незаживающая после ожогов кожа не запятнала ничьи ордена ー это война за обогащение и ресурсы, которые такие простые люди как он, пьянствующий МакНамара или нищенствующий Сагазан никогда не увидят. Что-то, может, однажды перепадёт адмиралам, совсем уж крохи ー капитанам, да и те не всем. Остальные же черпали радости жизни в заморском жоре и изнасилованиях; но не Торкель.
[indent]ー Знал бы ты, как давно я хочу снести к Дьяволу твою тупорылую башку, МакНамара, ー рыча и намеренно переставляя ударения на слогах, цедит сквозь зубы Торкель ー впрочем, лицо его уже похолодело, а чуть нарисовавшиеся мимические морщины разгладились. Боцман Киттельсен смотрит своему матросу за плечо ー и взгляд его на безумно долгое мгновение замирает на порозовевшем овале лица, бледном, как фарфоровые маски у куколок, что стояли ровным рядком на полочке прилавка.

[indent]ー Кто успел ー тот и съел, янки, ー ухмыльнулся английский матрос, собираясь уволочь юношу за собой, но Торкель, моментально вернувшись обратно в реальность, тут же отпихивает МакНамару в сторону локтем, теперь уже наставляя остриё каролинга на грудь британца.
[indent]ー Мне показалось, или этот молодой человек не давал своего согласия?..
[indent]ー Торкель!
[indent]Метнувшаяся откуда-то из-за спины тень оказывается в поле его зрения слишком поздно ー в скулу кувалдой впечатывается чей-то кулак, а голова взрывается ором “грёбаные англичане!” Ему удаётся устоять на ногах, под руку тут же подлетает юнга, ошарашенным взглядом уставившийся на Торкеля.
[indent]ー Либо сражайся, либо не мешай, ー строго ворчит на него боцман, а после разворачивается ー массовой драки между англичанами и американцами избежать не удалось. Совсем как в 1773 году.

Этот меч зовут Хрунтинг. Торкель получил его за доли мгновения до того, как отца схватили ー тогда он не решился вынуть его из кружевных, украшенных бронзой ножен, чуть заросших изумрудом времени. Он пытается твердить себе до сих пор, что он ничего бы не смог сделать ー восемнадцатилетний мальчишка против десятка разъярённых мужчин во главе с новым церковником, убеждённым, что массовый падёж скота случился по вине “полуфинского выблядка”. Ну, снёс бы он одну голову, другую, а что дальше? Может, его бы и не сожгли, но повесили бы вперёд отца в назидание тем, кто тоже решится идти вдоль дьявольского пути и помогать прислужникам Сатаны. Но на их пути Дьявола не было ー он был ребёнком по сравнению с теми богами и духами, которые иногда открывались отцу.

[indent]Ярость как меч ー ценна только в бою. И крестовина не уступит острию ー так научил его Паси, когда без особых затруднений вмял гардой переносицу пробравшегося в амбар вора. Торкель наотмашь отталкивает перепуганного юнгу в дальний угол, понимая, что толку от ребёнка ему сейчас не будет никакого ー и выставив меч перед собой боком, впечатывает узорчатый торец гарды в скулу подобравшегося к нему англичанина. Кровь отхлынула от головы ー во взгляде кристальная ясность, и даже боль в челюсти не ощущается, хотя кровь из прикушенной щеки Торкель всё равно сплёвывает с пузырящейся густотой слюны. Хруст скуловой кости отзывается в мече сытым звоном ー на сегодня с него крови достаточно. Хрунтинг возвращается в ножны, прячась под полами пончо с узором навахо, рядом с ним спала полученная от правительства недорогая, а потому очень простая шашка.
[indent]Мысли расчищаются ー никого убивать нельзя. Припугнуть, приструнить, выбить англичанам зуб-другой, но ни в коем случае не убивать ー нынешние времена не предусматривали безнаказанности в отношении честного, но смертоубийственного боя, что был развязан даже не Торкелем или кем-то из его матросов; хотя, справедливости ради, меч лучше было бы держать в тени и дальше.
[indent]“Плевать”, ー думает он, рвано уклоняясь от просвистевшего рядом с виском кулака и прибивая по уху одного из английских матросов твёрдой раскрытой ладонью. Тот воет, бешено вращая глазами и отшатываясь в сторону, теряя равновесие и опрокидываясь мягким животом на угол лавки, что немедленно вышибает из него дух. Торкель быстро оглядывается, пересчитывая чужих матросов, как когда-то в спешке по головам выхватывал взглядом перепуганных волками овец.
[indent]“Раз, два… Пять, шесть. Шестеро”.
[indent]На него летит следующий ー поджарый, цепкий, по такому не прицелишься толком. Торкель отшатывается от его беспорядочно машущих кулаков, делая пару шагов ко столу, за которым ранее сидел юноша, чья честь стала предметом спора двух недалёких меринов, недостойных называться людьми. Уткнувшись бёдрами в щербатый край, он на ощупь хватает со столешницы миску с так и не початой закуской, и звонко разбивает о чужое темя, в надежде, что несколько крепких тумаков образумят англичан.
[indent]Только этого оказывается мало ー в безумстве англичанин, получивший по голове посудиной со снедью, снова кидается на Торкеля, но тот успевает схватить мужчину за предплечье, потянуть на себя и, повернувшись к нему спиной и вбившись в чужую грудь, несколько раз крепко вколачивается затылком в лицо противника. Кулак матроса разжимается, напряжение в руке пропадает и она соскальзывает с плеча боцмана ー готов.
[indent]Сипы и кряхтение раздаются тут и там ー Торкель дышит чуть чаще, чем обычно, и когда тот матрос, что получил ладонью по уху и, наверняка, до сих пор слышал в нём оглушительный, сбивающий с толку звон, собирается подняться с лавки, боцман Киттельсен гаркает:
[indent]ー Даже не думай!

[indent]Когда каперы зажали их у рифов и пустили под огонь, капитан судна погиб. Торкель тоже чуть не распрощался с жизнью ー даже когда мальчишка-норвежец выбрался из артиллерийского ада, он оставался под угрозой тяжёлого сепсиса и болевого шока из-за ожога. Кто-то в море находит врагов, кто-то ー друзей; Торкель же нашёл семью, чтобы тут же её потерять.
[indent]ー Даже не думай, мать твою!
[indent]Они ведь все не конченные идиоты. Голос его привлекает к себе чужое внимание ー и Торкель окидывает потемневшим взглядом расквашеные лица и оголтелые глаза дорвавшихся до кровопролития матросов. Они вдруг замирают, будто на живописной картине с батальным сюжетом, и боцман лишь качает головой ー растрёпанные седые пряди колко серебрятся под тусклым освещением заведения,  в котором привычный ток жизни был нарушен. Торкель убеждён, что всё это ー чудовищная ошибка, и выискивает взглядом юношу музыканта, тем не менее, оставаясь неподвижным, будто любой неправильный вздох сломает воцарившееся хрупкое перемирие. Едва увидев аккуратную тёмную фигурку, Торкель тут же отводит взгляд, стараясь не смотреть на юное красивое лицо ー и видит валявшегося подле его ног насильника-британца.
[indent]“Впечатляет…”
[indent]Один лишь голос ярла был способен утихомирить целый воинский отряд ー вот и пришло время посмотреть, если в жилах Киттельсена хоть капля хвалёной ярлской крови.
[indent]ー Я надеюсь, вы все понимаете, что если мы продолжим, то это привлечёт ненужное внимание наших руководств. У кого здесь уже есть вычет из жалованья за пьянство и расточительство на судне, хм?
[indent]Похоже, что попал по больному. Больше, чем бессмысленные потасовки, такие люди любят деньги, которые можно потратить на то, что приведёт их к этим самым потасовкам в штатском ー но чуть позже. Дрожь раскалившегося воздуха чуть стихает, матросы ー и британцы, и американцы ー переминаются с ноги на ногу, меча друг в друга молнии ярых взглядом, но на большее не срываются. Хорошо ー сейчас их нагонит боль в помятых костях и мышцах, и они вовсе пожалеют о том, что ввязались в эту заварушку, из которой толком ничего для себя и не вынесли.
[indent]Но оставалось ещё одно незавершённое дело.
[indent]ー Я оставил вас без обеда. Простите меня за это.
[indent]Торкель вынимает из внутреннего кармана пончо небольшую, но тяжёлую кожаную сумочку на шнурке, и, ослабив затяжку, отсчитывает столбик японских сенов, очень надеясь, что этого хватит. Кладёт монетки на стол рядом с изящной бутылочкой саке, всё также старательно избегая взглядом неожиданно изящного, но между тем юркого, точно волчок, портрета. Есть что-то в этом месте колдовское, и в этом юноше, что одним видом вдруг совершенно нехотя залез в голову ー Торкелю это не нравится, и в лёгких начинает пусто зудеть; он оглядывается на стол, на котором впопыхах оставил свою трубку. Всё ещё дымит.
[indent]ー Думаю, вы все знаете, что делать, ー недвусмысленно указав взглядом на выход, говорит боцман Киттельсен тем англичанам, что всё ещё были в сознании и могли его слышать. Сам же Торкель подходит ко столу ー совсем тихо, выверенно, ровно ー и берёт свою трубку, закусывая столбик чубука.
[indent]Как же ему всё это надоело.

В странах Дальнего Востока заискивающая вежливость ー неотъемлемый атрибут всякой беседы. То, что белый человек воспринимал за искреннюю радость, почитание или даже флирт, на деле оказывалось лишь ещё одной формальностью, которыми было пропитано всё окружающее общество. Разумеется, выработалась подобная привычка к отстранению друг от друга за маской улыбки не просто так, но об истинных мотивах такого поведения Торкель рассуждать не брался ー он не учёный, не историк, он просто моряк не высокого и не низкого чина, который знает лишь то, что человеческая сущность строится на лжи. Главным образом, на лжи самому себе.
[indent]Он старательно держит это в уме. Не выпускает из виду мелочей, когда кто-то слишком любезен или, напротив, не по ситуации груб, хотя первое всегда вызывает больше вопросов. Искренность и доверие остались на родном полуострове, на каменистом отшибе, украшенном зубьями древних менгиров, к которым иногда стекались учёные ー отец неминуемо предлагал им место для ночлега, потому что так принято. Топил финскую сауну, посылал мать за съестным, накрывал стол ー чтобы после об этих людях никогда не вспомнить. От добра добра не ищут ー так он говорил.
[indent]Торкель ужасно скучает по нему ー ведь у Паси на любой вопрос всегда был размытый, но хоть какой-то ответ; так компас указывает на север, подсказывая ориентир, но не точную дорогу. Отцовский пепел давно смешался с земной твердью, а Торкель уже одиннадцать лет как не может найти своего направления ー куда же ему идти по его сломанному компасу?
[indent]Клубы серебристого дымка растворяются в воздухе тонкой ленточкой. Не очень разумно поворачиваться спиной к тем, кому ты только что намял бока, но Торкелю, в общем-то, всё равно. Умирать так далеко от дома не хотелось, но, если в целом, собственная судьба его мало заботила ー а потому он совсем не вздрагивает, когда за спиной раздаётся мягкий, но уверенный юношеский голос с характерным дробным акцентом. Торкель хмурит редкие брови, кое-где рассечённые бороздами светлых шрамов, и выдыхает большое облако густого гвоздичного дыма, когда на столешницу с тихим звоном опускается столбик монет. Оборачиваться не хочется ー но он всё ещё был рабом выпестованных любезностей. Он оглядывается через плечо ー с опаской и недоверием, сквозь рассыпавшиеся по профилю пряди волос. Отвечать не торопится, лишь снова скашивает взгляд на стол и деньги ー в любом случае, надо что-то оставить, в конце концов, он испортил посуду.
[indent]ー Понимаю, ー наконец, говорит на выдохе он, беря лишь часть денег, в задумчивости закусив чубук и складывая монеты во внутренний карман в пончо. Ему не нужна благодарность, он не считал, что сделал что-то особенное ー напротив, эту ситуацию можно было разрешить более… Дипломатично.
[indent]“По-человечески, а не по-звериному”, ー подумал Торкель, но вслух ничего не сказал; впрочем, едва ли он успел бы.
[indent]ー Начальник, а парень дело говорит! ー выкрикивает кто-то, чья челюсть, по всей видимости, не сильно пострадала.
[indent]ー Да, пускай проводит! Здесь всё равно делать нечего, ー подхватывает другой и команда заводится пчелиным роем. Торкель поджимает губы, не уверенный в правильности согласия ー и совершает оплошность, взглянув юному музыканту в лицо.
[indent]Голос юноши как будто не совпадал с почти подростковой нежностью его образа. Куда более глубокий и сильный, он мог бы просочиться сквозь кожу и впиться мёртвой хваткой в мясо, в то время как лишённое влияния стремительных лет лицо отливало утончённым перламутром ровной кожи. Глаза его смотрели теперь пусто, будто сквозь, и боцман опускает взгляд на мальчика, прижавшегося к ноге старшего товарища, будто маленький испуганный лемур-лори к веточке плюмерии. Так этот музыкант был практически слеп?
[indent]Торкель вздыхает ー это, к его сожалению, меняет дело. Парня, действительно, могут похитить и снасильничать, и тот не сможет сам ни дать отпор, ни убежать, прячась в петляющих косых улочках Осаки. Хотя отключившееся тело английского матроса кричало красноречивым противоречием ー настолько ли этот парень беспомощен, как может показаться? Может, и вовсе притворяется? Но боцман не хочет об этом рассуждать, цепляясь за надежду на благоприятный исход всего этого предприятия. Не без труда оторвав взгляд от музыканта, Торкель смотрит на свою команду ー а те, точно дети, с широко распахнутыми глазами на него. И правда, забавно, насколько взрослым мужчинам иногда нужна отеческая железная рука, чтобы знать, что делать и как себя вести ー не считая придурка МакНамары, которому авторитеты были, как это называется, “по боку”.
[indent]ー Скажите, пожалуйста, есть ли в том борделе возможность просто искупаться?
[indent]Впрочем, едва ли бы ответ как-то серьёзно повлиял на решение боцмана, которое уже заочно было принято.
[indent]ー Как бы то ни было… Хорошо. Мы будем очень благодарны. Ведите.
[indent]Странное предчувствие сковывает внутренности. Не то что бы дурное, но не отличающееся спокойствием ー точно потревоженный угорь, он мутил воду, взметая ошмётки тины и дохлой рыбы, похороненной в сероватом застойном песке заросшей заводи. Неприятно, немножко больно ー это чувство колется, заставляет что-то делать в остром приступе жажды действия, лишь бы отвлечься и не думать о плохом слишком много. И потому Торкель, поручив своей команде, а в частности юнге Сагазану, следить за их провожатым, решает ещё кое-что сделать.
[indent]ー Реми… Юнга, держитесь к ним поближе. Я скоро вернусь.
[indent]Торкель выбегает вперёд остальных из заведения и, неловко лавируя среди толпы людей, протискивается к прилавку с куколками, который заприметил ещё на подходе. Пожилая японка сразу же выхватывает чуть плутовским взглядом иностранца, заинтересовавшегося в товаре, и мягко приветственно кивает.
[indent]ー Здравствуйте… Можно, пожалуйста, вот эту? ー указывая на куколку в тёмно-синем, почти чёрном кимоно, подпоясанным серебристой тесёмкой, просит Торкель, на что получает немного удивлённый взгляд и широкую улыбку.
[indent]ー Надо же, наконец-то! ー сдержанно всплеснув руками, женщина мелкими шагами просеменила к лицевой стороне прилавка и неторопливо сняла куколку с полки. Та, в отличие от остальных, румяной почему-то не была, имела простую причёску, да и разительно отличалась общей скромностью образа ー что, должно быть, Торкеля и привлекло в первую очередь.
[indent]ー Долго ждать он покупателя. Никто брать не хотеть, не нарядный, говорить! ー плохо, но уверенно, сказала женщина по-английски, отчего боцман немного озадачился.
[indent]ー Простите… Он? ー получив куклу от хозяйки, спрашивает Торкель.
[indent]ー Он. Мальчик, ー скромно посмеявшись, подтвердила женщина, и сложила тонкие ладони на поясе, одна на другую, ー всё ещё хотите его себе?
[indent]ー Да… Красивый, ー коротко отвечает Торкель и смотрит на другие товары, ー а это что?
[indent]ー Это? ー хозяйка оглядывается на стоявшие в ряд палочки с нанизанными на них цветными шариками.
[indent]ー Боттян данго. Очень вкусно! Дети обожать.
[indent]На ум тут же приходит настороженный взгляд мальчика. Внимательный, цепкий, направленный чётко на боцмана Киттельсена снизу вверх, будто выжидал, когда тот сделает слепому музыканту какую-нибудь гадость. И он просит ещё и одну палочку с розовым, белым и зелёным шариком, немного напоминающими по виду рахат-лукум, а потому намекающими на свою потенциальную сладость. Расплатившись, Торкель торопится сквозь толпу к команде, которую несложно было найти по басовитым возгласам МакНамары и его товарищей.
[indent]ー...мне дед рассказывал, тогда пассамакуоди и пенобскоты их как овец заарканили и скальпы всем поснимали, никто не выжил!
[indent]ー...поделом, жаль, нам так нельзя, эти сраные англичане всюду как у себя дома.
[indent]ー...и не говори! Фокс, а, Фокс, а ты не пенобскот?
[indent]ー...он черноногий, идиот!
[indent]Торкель оказывается рядом с юнгой, который неуверенно и немного боязно, но всё же, дружелюбно топтался в текучке толпы поблизости с музыкантом и держащимся рядом мальчиком. Сагазан вздрагивает, когда боцман коротко касается его плеча и говорит “вольно” на воинский манер ー хоть он уже давно и не служил в армии.
[indent]ー Не могли бы вы передать мальчику? От меня, ー подумав, что недоверчивый ребёнок не примет от незнакомца даже такую цветастую сласть, Торкель делегирует это дело музыканту, протягивая тонкую соломинку с насаженными на неё боттян данго. Однако на юношу предпочитает всё также не смотреть, старательно избегая при этом прикосновений даже в кипящей толпе.

Юноша, чьего имени он не знал, называет Торкеля добрым человеком. Слово “господин” пускает чуть заметную тень недовольства на его лице, но он ничего не отвечает ー поскольку и не знает толком, что может на это ответить. Едва ли он был согласен с мнением молодого музыканта ー Торкель знал себя слишком хорошо, чтобы без труда отыскать в глубине своей души массивы злобы, спрятавшиеся в его ледяной сущности точно прослойка сланца в неприметной скале. Но он старается быть лучше, пряча совсем детские обиды, страхи и горести за искренностью благодетели ー помочь тем, кто нуждается, защитить тех, кто не может защитить себя сам. Толпа обволакивает их, давит, и от этого одиночество и холод ощущаются острее ー поскорее хотелось оказаться в объятиях горячей воды и тишины, что разбавлялась бы лишь отдалённым гомоном его людей, предавашихся утехам плоти.
[indent]И, быть может, игрой юноши на его необычном музыкальном инструменте.
[indent]ー Это не традиция коренных. Её завезли европейцы ー за скальп можно было выручить немного денег на жизнь, ー тихо говорит Торкель, заслышав ещё на подходе к толпе своих людей прозвучавший вопрос и последующий разгоревшийся этнографический спор. Фокс, сын угнанной в плен белой женщины и воина племени черноногих, чуть морщился и отводил взгляд, когда к нему пытались пристать с расспросами ー и потому Торкель, ещё чуть понизив голос, добавляет:
[indent]ー И не стоит называть их индейцами. Они этого не любят.
[indent]Довольно скоро толпа выносит их сгрудившуюся кавалькаду к зданию, чьих очертаний Торкель не может заприметить сразу из-за тесноты толпы. В груди чуть щемит, пальцы теребят потухшую трубку, и в целом голову начинало потихоньку кружить ー боцман, привыкший к войне с водной стихией за свою жизнь, совершенно терялся среди людской цветастой массы, что поднимало волну лёгкой паники. Её он неизменно давит, успевает заглушить, точно занимающееся пламя ー каблуком тяжёлого армейского сапога. Периферийным зрением он хватается за стройный и довольно строгий образ музыканта и не без удивления обнаруживает, как сердцебиение слегка замедляется, а гул в ушах стихает. Хочется списать это на замаячившую перспективу скорейшего уединения, и потому Торкель старается не связывать произошедшие подряд события ー лишь повинуется мягкому голосу молодого человека и вынимает из-под драпа шерстяного пончо сумочку с монетами, которая характерно и тяжело звенит.
[indent]Приглушённая атмосфера интимной мягкости накрывает, точно сатиновое покрывало. Тяжёлая одежда вдруг давит на плечи грузом, а телесное сало хочется соскрести вехоткой или даже затупившимся серпом ー труднее всего давалось обходиться без возможности распариться, вдохнуть потяжелевший от влаги запах раздухарившихся хвойных веников, почувствовать, как голова пустеет и жизнь становится чуть более сносной. Но Торкель не торопит юношу, пообещавшего ему ванну ー хоть тот, очевидно, и спешит организовать для боцмана всё так, как тот того пожелал. Все вместе они проходят глубже в здание.
[indent]Он всё ещё не смотрит на молодого музыканта. Не желает прикасаться и опасается даже услышать его голос ー Торкель не знает, что творилось с ним и его обыкновенно устойчивым к лишениям телом; ведь прочие юноши и девушки, которых себе уже выбрали некоторые члены его команды, совершенно не зацепили его взгляд. Выбрали, похоже, все ー кроме юнги. Тот неуверенно держался чуть поодаль от остальных, но поближе к боцману ー подобные заведения его повергали в пунцовую краску.
[indent]ー Не присоединишься к остальным? ー спрашивает Торкель, чуть вскинув кривоватую бровь. На этот вопрос мальчишка, кажется, краснеет ещё пуще, и это смешит, но боцман Киттельсен делает вид, что его эта ситуация совсем не трогает.
[indent]ー Я… Нет, сэр, я как вернусь, жениться собираюсь. И не могу, понимаете?
[indent]Торкель хмыкает и кивает парню, который тут же отвёл взгляд в пол, делая вид, что носки его казённых ботинок были намного интереснее чуть обнажившихся изящных плеч фарфоровых девушек и юношей.
[indent]ー По соображениям совести. Понимаю. Хоть вкусно поешь тогда, ー почти строго наказывает ему Торкель, а сам, наконец, оглядывается на проводившую их до борделя парочку ー малыш уже получил свою свою сладость и теперь широко, но, всё же, дежурно улыбался боцману. Как ни крути, а устами младенцев глаголет истина ー им тут никто, на самом-то деле, и не рад, оттого, наверное, Торкелю и не хотелось сегодня ни с кем справлять нужду в лёгком блуде. Как-нибудь потом ー наедине с самим собой, поскольку перед кем-то ещё обнажаться он не любил; он видел, как, не сдержавшись, морщили носики проститутки, когда натыкались взглядом на бугрящиеся волны ожоговых рубцов и на танцующего по волнам незаживающей рваной плоти Дьявола. [indent]К тому же, боль в бочине, охватывающая также и спину вплоть до лопатки, напомнила о себе зловредным ворчанием и периодическими нагноениями ー великовата была цена за чудесное спасение от смерти в юности.
[indent]От его цепкого взгляда не ускользает короткий, но довольно красноречивый разговор юноши-музыканта и того человека, что с оглушительным расшаркиванием поприветствовал иностранных посетителей. И хоть японского Торкель не знал, неприятное чувство засело булавкой от развернувшейся недолгой сцены ー нечто похожее на негодование подало робкий голос, но тут же было задушено. Это ー не его ума дело, боцман и без того сделал на сегодня уже слишком много, а потому он проходит со своей командой в общий зал, где выхватывает взглядом хозяйку, распорядившуюся по уходу за американцами.
[indent]ー Прошу прощения… Вот немного денег заранее. По остатку поговорим позже, вас это устроит?
[indent]Он вынимает те монеты, которые предназначались в уплату испорченной закуски слепого музыканта, и расстаётся боцман с ними отчего-то легко и совсем непринуждённо ー одиннадцать лет он живёт вне своего привычного натурального быта, в котором что посеял, то и пожнёшь, но ценность денег так и не смог уразуметь; хотя брат его в этом был не в пример расторопнее. Наверное, это происходит со всеми, у кого есть семеро детей.
[indent]Разобравшись с финансовой стороной вопроса, Торкель вздрагивает и не без труда удерживает себя от того, чтобы скинуть с плеча чужую тонкую кисть и отшатнуться. Краткое касание отдаётся в теле мелкими иголочками, и старые шрамы начинают возмущённо ныть ー но он замирает.
[indent]ー Благодарю, ー только и кивает Торкель, но всё же, прежде, чем последовать за своим провожатым, он оборачивается на юнгу, ー Реми! Поешь, проверю!
[indent]Товарищи-моряки чуть подкалывают и беззлобно смеются, но мальчишка, кажется, больше не тушуется, видимо, ощутив себя теперь в безопасности. Торкель чувствовал сверлящие спину не то озадаченные, не то неприязненные взгляды ー говорят же, и, наверное, не зря, что человек, который не пьёт, не картёжничает и не наслаждается обществом прекрасных женщин таит в себе что-то недоброе. Может, нечеловеческое ー и Торкель, наверное, согласился бы с этим, если бы хотел в данном ключе сейчас размышлять. Он ведь, действительно, устал. Беспокойные боли, отражающиеся в теле там да сям, действовали на нервы ー ему казалось, что теплая вода его сможет немного утешить. Он надеялся, по крайней мере, на это.
[indent]То, что прежде тихо и незаметно для всех подавлялось алкоголем, сегодня воспринималось на трезвую голову. Врачи обещали ему, что эти шрамы никогда не исчезнут и будут “радовать” время от времени сюрпризами вроде неконтролируемого роста в разных направлениях, трещин и изъязвлений, однако, вбитый рисунок богохульственной татуировки грубая ожоговая ткань приняла спокойно, даже слишком.
[indent]Похоже, хвалёный Господь, действительно, окончательно отверг его.
[indent]ー Хорошо… Не знаю, как отблагодарить. Это ведь ваши покои, в конце концов, ー нарочито внимательно оглядываясь, говорит Торкель, и от одного только вида деревянной ванны, похожей на большущую бадью, от которой парила тёплая вода, становится немного легче. Когда за спиной скрипит задвижка, Торкель вслушивается недолго в чужие шаги, замерев, но юноша, похоже, действительно, собирался смиренно ждать снаружи. Зачем? Мог бы оставить кого-нибудь из служанок.
[indent]“Так было бы лучше”, ー тяжеловесно думает он, когда снимает через голову пончо со звенящим наполнением карманов, а после распоясывает ремешки шашечной портупеи и широкую кожаную полосу от ножен каролинга, чтобы приставить оружие к стене. Выдёргивает полы рубахи северного типа с широким воротом на шнуровке из-за пояса моряцких штанов, стаскивая с некоей толикой усталого бессилия, и не без удовольствия выдыхает.
[indent]ー Åh… Så flott, ー на выдохе басит он, а после снимает штаны и портки. Вещи не новые, застиранные, прежде светлая хлопковая ткань белья посерела и где-то истончилась от частой стирки, и Торкель хотел бы уделить ей немного времени, но вымотанность разом навалилась на него, оттого это нудное занятие боцман оставляет на потом.
[indent]Мягкий золотистый свет отражается в воде ー Торкель погружается в неё, чувствуя лёгкое жжение в области лопатки, но игнорирует её протесты, чувствуя, как расслабляются конечности, а голова потихоньку пустеет. Даже внутренние мелкие мышцы и связки будто расслабляются от нежной водяной колыбели, и он на ощупь быстро заплетает небрежную косу, прикрыв покрасневшие от напряжения глаза. Боцман Киттельсен оглядывается на оставленную на приземистом ящичке одежду, и на пончо, во внутреннем кармане которого была спрятана маленькая куколка. Мальчик. Торкель чуть улыбается этой мысли и воспоминания уводят его к утончённому, но парадоксально волевому образу слепого музыканта.
[indent]Потеплевшие внутренности тревожатся дрожащим студнем. Было во всём облике этого юноши нечто колдовское, что закрадывается в душу раз и навсегда, оставаясь там болезненным клеймом ー и всё, на что Торкель может рассчитывать, так на то, что это был не тот случай. Что это банальное одиночество его сжирает, оставляя от рассудительного молодого мужчины неотёсанное зверьё, готовое повестись на любую мелочь чужого образа, а после накинуться дико и необузданно. Нет, так нельзя. Нельзя.
[indent]Он морщится, понимая, что щиплющиеся боли на лопатке никуда не уходят, и когда Торкель опускает взгляд на воду, то видит раскрывающиеся цветы собственной крови.
[indent]ー Helvete… ー ругается он, приподнимаясь в ванне и пытаясь заглянуть себе за плечо, но лишь неожиданно громко шипит от прострелившей боли. Вот они те самые долгоиграющие последствия, о которых его предупреждали, жаль только, что нагнали они именно сейчас.
Трещины на свежих разрастающихся щупальцах рубцов не были вещью серьёзной, но крови, почему-то, пускали много и легко гноились. Его тело боролось, справлялось, иногда с поднимающейся температурой и лихорадкой, которую приходилось переносить на ногах, но если этого можно избежать ー то боцман воспользуется этой возможностью.
[indent]ー Эм… Прошу прощения!
[indent]Он неуклюже выбирается из бадьи, торопясь и рискуя поскользнуться, немного выбитый из колеи неожиданно подложенной свиньёй от старой травмы, и едва успевает схватить пончо, чтобы прикрыть хотя бы пах до того, как музыкант отзовётся на голос гостя. О том, что молодой человек, похоже, был почти полностью слеп, Торкель помнит ー но даже так отчего-то было неловко представать перед ним совсем нагишом.
[indent]ー Я знаю, вы не обязаны этим заниматься… Но у меня проблема, которая побеспокоила меня именно сейчас. Простите, ー нерасторопно обернув вокруг бёдер шерстяную ткань, неприятно скребущую по чувствительной распаренной коже, Торкель поворачивается к юноше спиной, демонстрируя не только рваную рану трещины на розовой блестящей коже, но и переплетения морских и языческих татуировок, в которых выцветшие зеленовато-синие чернила перемежались с красными всполохами рунных надписей. Поверхность спины тут же покрывается “гусиной кожей”, но тёплая струйка крови катится к пояснице, готовясь добраться до материи пончо и испортить геометрический рисунок навахо тёмным спёкшимся пятном.
[indent]ー Надо просто остановить кровь… Ничего серьёзного, можете позвать кого-нибудь другого для этого, ー ровным тоном басит Торкель, отчего-то страшась одной лишь мысли, что эти мягкие руки, наверное, чуть мозолистые на подушечках от струн, коснутся его изуродованного тела.

Торкель хмурится ー нет, дело совсем не в зрении. Он никогда не любил прикосновения как явление ввиду его сложного характера, не позволяющего идти с кем-то на сближение ー а касания и вовсе подчас мерещились посягательством на его свободу. Хотя, был ли он вообще свободен ー вопрос сугубо риторический. У него был контракт с транспортной морской компанией, лакончино подписанный “T.Ø.K.”, и по исполнению последнего заказа он не вернётся к такой жизни ー Торкеля уже ждёт его деревянная изба, стареющая мать и выходящая на нерест треска в феврале. Лучше получать в награду то, что можно съесть, а не то, что впоследствии потребуется выменять по не самому выгодному курсу ー но это будет потом. Не очень скоро, но одиннадцать лет неблагодарной службы уже остались позади. Нужно немного потерпеть ー ещё чуть-чуть.
[indent]Ещё чуть-чуть прикосновений и странных взглядов, будто выныривающих на Торкеля прямиком из параллельного мира.
[indent]ー Я не это имел ввиду. Не хочу, чтобы вам было неприятно.
[indent]Пожалуй, правда была в этом. Он очень старается ухаживать за трещинами и изъязвлениями, но самому сделать это сложно, особенно, когда раны открываются на спине поверх грубой неэластичной кожи. Торкель будто был закован в доспех, сквозь который почти не проникают тепло и свет солнца ー лишь иногда, когда панцирь, красноватый, как у разваренной креветки, приоткрывает свои зевы и начинает кровоточить, а чуть погодя и пованивать некротическими белёсыми и желтоватыми тканями. Не в его положении нужно стесняться запахов собственного тела ー к тому же, в его командах были персонажи, которых приходилось силком окатывать водой, лишь бы немного сбить смрад сала и серого выпота. Но стыд и неприязнь всё равно глодали его ー особенно здесь, где утончённость простого интерьера почти кричала вылизанной идеальной чистотой.
[indent]В тепле запахи распространяются лучше. Он ощущает совсем лёгкий шлейф пока ещё ненавязчивого духа опрелостей, который был, скорее, просто странным, нежели резко неприятным; но это ненадолго. Скулы чуть розовеют, а губы поджимаются в тонкую нитку ー перед врачами и медсёстрами он никогда так не тушевался, даже перед товарищами, к чьей помощи со старыми ранами ему иногда приходилось прибегать. Наверное, потому, что его не волновало, что о нём подумают ー так отчего же его так бросает в неловкость от мысли, что могло на самом деле происходить в голове музыканта? О чём он думал? Зажимал ли чересчур чувствительный после потери зрения нос, пока чужак не видел? Смахивал ли в жесте внутренней брезгливости невидимые частицы гноя с кончиков пальцев?
[indent]В какой-то момент хочется резко отказаться от помощи и попросить юношу сейчас же уйти. Посидеть наедине с собой в воде ещё немного, попытаться в отражении отполированной шашки, по-разгильдяйски названной Матильдой, разглядеть масштаб трещин и самостоятельно своими силами остановить кровотечение, но музыкант приглашает его присесть на одну из подушек рядом с коротконогим столиком. Поудобнее перехватив пончо, Торкель шумно выдыхает, когда из шерстяных складок верхней одежды что-то выскальзывает и с глухим стуком падает на деревянный пол. То была куколка, которую боцман торопится поднять, пока юноша что-то выискивал в выдвижных ящичках. Спрятав малютку в кулаке, Торкель без капли изящества тяжело приваливается на одну из подушек, горбясь и чуть морщась от неприятно расходящихся краёв плоти. Они чуть пульсировали и зудели ー но даже эти чувства не могли избавить его от сомнений по поводу правильности его обращения за помощью.
[indent]Юноша оказывается позади ー это тоже немного нервирует. Редко он позволял незнакомцам оказываться позади, особенно тогда, когда Торкель был настолько уязвим ー усталость морила его, как и расслабленность после отдыха в тёплой воде. Не желая отключаться, он решает ответить на вопросы, которые ему задал юноша ー наверняка, просто для проформы и соблюдения этикета беседы. Похоже, тут было принято разговаривать, в то время как у Торкеля дома члены семьи могли находиться в полном молчании часами.
[indent]ー Да… И да.
[indent]Он опять сводит брови к переносице ー сын врача и не определил так сразу ожог? Или просто попытка вывести неразговорчивого командира американцев на ненавязчивую беседу? В любом случае, во всей ситуации ощущалось некое второе дно, которого Торкель никак не мог увидеть, но которое ощущал в зыбкой, рассыпающейся под ногами почве.
[indent]ー Наёмники напали, подожгли корабль. Спаслись немногие, но потом умерли от ожогов. Только я и выжил. Почему-то.
[indent]Голос звучит подотчётно с бухгалтерским холодом. Торкель вертит в руке маленькую куколку, гладя большим пальцем фарфоровое аккуратное личико. Уголок губ слегка дёргается, когда юноша промакивает самую широкую трещину, которая и стала причиной кровотечения, и он едва слышно вздыхает, надеясь, что музыкант не заметил этой слабости. Обычно он более стойко сносит боль ー но, видимо, был ею уже слишком вымотан, в конце концов, она дёргает его ещё с момента приближения к порту.
[indent]ー Они никогда не заживут.
[indent]Это было даже иронично. Отчасти перекликалось с теми душевными тяжбами, которые боцману приходилось нести ー на новой службе при торговых марках было не в пример проще и спокойнее, там за недостачу товара могли лишь крепко надрать зад и лишить жалования, но никак не бросить в пасть врагу в качестве обычной пешки. И, может, с государственной точки зрения его жизнь ничего не значила, но с точки зрения человеческой и приземлённой Торкель всё также был озлоблен и полон отвращения к этим высшим целям в виде территорий и ресурсов. И, если говорить об "общем благе", то все эти ораторские дрязги глав государств были ничем большим, чем сотрясанием воздуха ー ведь по итогу большая часть богатств уходила прямиком в их личные карманы.
[indent]ー Вас не оскорбит, если я спрошу ваше имя?
[indent]Настоящее или выдуманное ー не столь важно. Малодушное желание дать куколке имя вызывает чувство неприязни к самому себе, к тому же, ему не хотелось и дальше обращаться к молодому человеку пространными фразами ー этот вечер только начинался.

Слова о нежности чуть кривят губы Торкеля в подобии улыбки ー улыбаться полноценно он давно перестал и из-за этого мимические сокращения отзываются непривычной тяжестью в скулах. Разумеется, внешность может быть очень обманчива, он убедился в этом на собственной шкуре. Сквозь нежную красоту этого молодого человека просачивалось сияние особенной силы и стойкости, которую не скроешь ни бедным одеянием, ни нарочитым послушанием и услужливостью. Наверное, так проявляется сугубо национальная гордость, которую всё ещё несли в себе угнетённые гегемонией соседних государств народы ー впрочем, ничего больше у них и не было. Норвегия ー такая же нищенствующая страна, как и Ирландия. Удивительно, как деградировали нации, прежде вселявшие ужас в своих соседей ー наверное, такова дань лицемерной цивилизации, гордо голодать и сносить насаждение чужеродной религии.
[indent]ー Путь боли и мук красив, пока сам не ступаешь на него.
[indent]В тех взглядах, о которых рассказал ему юноша своим размеренным, текучим, точно вода, голосом, был свой смысл и своя поэтика. Красивое превозмогание, пробуждение день за днём ради того, чтобы просто жить и цепляться за любую, даже самую мелкую прелесть этой жизни ー разумеется, это прекрасно и возвышенно. Напоминает рыцарские баллады, в которых благородные шевалье служили своим телом и душой высокому чувству любви к прекрасным дамам, что никогда не будут принадлежать им. Не ради награды, а ради самого чувства ー ради этой куртуазной любви. Ради этого, пожалуй, можно было бы вновь браться за меч и отправляться в бой ー но в его жизни любви не было. Только машинальное следование долгу, возложенному на его чело по привилегии рождения.
[indent]Он спросил однажды у отца, быть ли ему тоже шаманом, и отец, почти немедля, ответил, что нет. Торкель не был тем, кому должно слушать мёртвых ー он всецело принадлежал миру живых; так отчего же так тошно топтать землю и заставлять свои лёгкие раскрываться?
[indent]ー Когда за каждой победой следует лишь новая, ещё более тяжёлая битва, однажды тебя может настигнуть вопрос: стоит ли оно того? И что это ー проявление слабости, спрашивать себя подобное? Или это мы так боимся честного ответа, что не смеем даже думать о таком?
[indent]Голос его тих, будто направленный не к юноше, что сейчас колдовал над ранами чужеземца. Действительно, Торкель часто едва слышно разговаривал с самим собой, оставлял записи своих тревожных усталых мыслей, когда сон никак не шёл, а голова была наполнена трухой из измотанных бессонницей мозгов. В притихшем море ночи были полны звёзд, а грань между небом и водой стиралась ー тогда Торкелю казалось, что он, наконец, может прикоснуться к другому миру, который был от него отрезан стеклянным куполом, пока он сам был просто мушкой, застрявшей в янтарном обломке. К миру красоты и безмятежности ー но боль настигала его новой тенью безвыходности его положения. Одиночеству конца не будет ー наверное, потому сейчас он так цеплялся за уши вежливого слушателя, неся совершенно глупую ахинею, выдававшую слабость и отсутствие воинского достоинства.
[indent]ー Простите. Не слушайте меня. Глупости всё это.
[indent]Это не та тема, которую он готов насаждать человеку, которого даже не знает ー хотя, едва ли он насадил бы её вообще хоть кому-то из живущих. Бумага всё стерпит ー он пишет часто, но понемногу, ограничиваясь короткими тезисами, день ото дня становящихся всё более тревожными. Сознание будто погружается в чёрный тоннель, из которого на другом конце даже не блещет свет ー здесь и сейчас мир переливался мягким внутренним сиянием, которое было способно немного подтопить лёд его заиндевевшего сердца, но лишь немного. Только-то и всего.
[indent]Из тяжких дум его немного вытащило чужое присутствие, будто силком вырвало на поверхность из чернеющей январской проруби. Девушка принесла больше чистой воды ー неужели, всё настолько серьёзно? Мелкие зеркала не давали ему достаточного угла обзора, и всё, что он мог увидеть ещё на корабле, так это лишь кусочек своей спины, рассекаемой там да сям мелкими красно-зеленовато-белыми разрывами. Похоже, вовремя он обратился за помощью ー иначе не ровен час, и сепсис, наконец, прихватил себе чересчур удачливого боцмана Киттельсена. Хотя об удаче он бы, несомненно, поспорил.
[indent]Юноша возвращается к своему занятию ー уж кому стоит позавидовать в его силе воли, так это ему. Частичная потеря зрения не превратила его в немощного калеку, оправдывающего своё бездействие травмой ー хотя у него было на это, казалось бы, полное право. Похоже, его это не останавливало от того, чтобы жить и чтобы чувствовать красоту мира теми органами чувств, что он всё ещё сохранил ー а оттого его слова о благородности пути мук тела звучат так искренне и уверенно, что хочется им поверить.
[indent]Особенно тогда, когда музыкант, всё же, представляется ー и спрашивает, как он может звать своего иностранного гостя.
[indent]ー Торкель. В Сингапуре оно тяжело давалось местным, поэтому, если хотите, можете звать просто Тор, ー а затем, чуть помедлив, добавляет, ー или Токи. Я не против.
[indent]Так называли его только члены семьи ー так любил называть его отец. Он предлагал своему первому капитану, который научил его рукопашному бою и владению шашкой, называть его также, но тот держал мальчишку на расстоянии, так и обращаясь к нему до последнего “юнга”. Должно быть, тишина и тактичность, которая исходила от молодого человека, дали боцману ненадолго забыть обо всех тяжёлых годах, проведённых на флоте. Обо всех этих социальных играх, в которых так остро необходимо было держаться подальше от всего чувственного ー а потому опасного ー мира. Всё может быть ー но Торкель сделал то, что сделал, и теперь выбор стоял за Ренджи, как называть чужака.
[indent]ー Ренджи… Как думаете, пойдёт ему такое имя? ー Торкель, пытаясь немного отвлечься, поднимает куколку и кладёт себе на плечо так, чтобы её ручки перевесились через немного выпирающую косточку ключицы, а фарфоровое личико взглянуло прямо на музыканта. Тряпичное создание игриво повисло поверх алой руны, вытатуированной на коже, и Торкель чуть заметно улыбнулся ー кажется, боль в старых ранах понемногу отступала.

Joe Hisaishi - The Legend of Ashitaka (Ending)
В мягком дробном говоре слышится улыбка ー и Торкель слегка улыбается следом, впрочем, скулы тут же сводит с непривычки. Лицо вновь каменеет, однако, внутри чуть ощутимо разгорается крохотный чуть тлеющий уголёк давно забытого чувства, какое он, должно быть, мог испытывать, когда был ещё ребёнком. Нечто такое, что он чувствовал, когда приваливался к тёплому мягкому боку сонной овечки, пока отец терпеливо подгонял со своей небольшой сворой бухундов отставшую часть отары ー солнце выходило в зенит, слегка пекло тёмную макушку, отчего хотелось хотя бы ненадолго смежить веки на живой пуховой подушке. Он мог слышать, как бьётся сердце животного и раскрываются его лёгкие ー и от этого было спокойно проваливаться в разморенную дрёму.
[indent]С возрастом он перестал спать рядом с животными ー пришлось поумерить свои привязанности после того, как эту овечку понадобилось зарезать, чтобы продать мясо на городском рынке. Он хорошо запомнил тот день ー это разбило ему сердце, но и кое-чему научило; и теперь приходилось пожинать плоды. Смерть всегда бродит где-то неподалёку, и задача воина ー быть готовым встретить её как старого друга.
[indent]Но Торкель устал. Он думает, что заслужил немного того лёгкого и непринуждённого тепла, которое не обязывало его испытывать страх перед долгоиграющими последствиями. Совсем немного ー отпустить себя и свою холодную, как вечная мерзлота за Полярным кругом, душу.
[indent]ー Эта почтенная женщина сказала, что он никому не нравится, потому что он не нарядный, ー непринуждённо откликается Торкель, снимая тряпичную малютку со своего плеча и поднимая перед глазами ー и правда, как он раньше не мог заприметить чересчур очевидного сходства?
[indent]ー Я хотел купить одну для племянницы ещё раньше. Но никак не мог выбрать, а мои люди устали и проголодались. Оставил на потом. А как вышел ー заприметил и… ー  голос его чуть вздрагивает от едва ощутимой горечи. Тепло парящей воды не только отогрело его, но и как будто просочилось в самую кожу ー он любил воду, был привязан к ней, даже в беснующемся шторме Торкель чувствовал себя как дома. Может, потому чужой текучий, точно горный ручей, голос так успокаивал его и стирал болезные надломы души? Он не знает ー и не очень-то хотел знать.
[indent]Он помнит, как много ружей и пороха они привезли с собой ー и уже заранее немного боялся, как бы вновь не пришлось по зову долга зарезать любимую овечку.
[indent]ー Не знаю. Мне понравился. Не в пестроте красота ー она только смотреть мешает.
[indent]Наверное, для Ренджи эти слова прозвучали иронично, и Торкель прикусывает свой язык, надеясь, что не сболтнул лишнего. В конце концов, он не хотел оскорбить или ткнуть носом в чужую немощь ー напротив, в какой-то степени, недостаток физического зрения прочищает путь к истинному положению вещей, в то время как другие идут на поводу у брошенной в глаза пыли. Может, ему было бы интересно, как молодой человек потерял большую часть зрения, если бы это имело хоть какое-то значение ー но вот он, близорукий, как крот, осторожно лечит чужие раны без возможности исцелить самого себя.
[indent]ー Минору-кун… Славный ребёнок. Напомнил мне племянника. Самый старший. Сам себе на уме, и без взрослых знает, как будет лучше ему и малышам.
[indent]Полюбовавшись куколкой ещё немного, он вдруг мрачнеет от сказанных слов. Разумеется, всё правда ー Путеводная звезда есть у каждого моряка, у кого-то маленькая и непритязательная, у кого-то большая и яркая, точно в Поясе Ориона. Наверное, тем Торкель и отличался от прочих, что не было у него никакой путеводной звезды ー и в глубине души он знает, что не спасёт его от серости и тоски даже возвращение домой. Всё вернётся на круги своя ー семейное недовольство им как ирландским ублюдком от женщины, на которой отец так и не женился ни по христианским обычаям, ни по языческим. Никто не скажет этого вслух, но у всех будет читаться на лицах неприятие и отторжение ー хотя присылаемые деньги все принимали с охотой. В детстве это была попытка купить себе место в родословной ー сейчас же не более, чем привычка к лишениям и самопожертвованию. Так было проще считать себя чем-то немного лучшим, чем содержимое лондонских сточных вод.
[indent]ー Не знаю, ー честно отвечает он на заданный вопрос и стремится спрятать от Ренджи своё лицо.
[indent]ー Конец один ー смерть с мечом в руке, а путь до него туманен. Если суждено умереть в бою, то забери с собой как можно больше, а если жить ー то бейся бесстрашно и умело. Но чужая кровь не сладка, а от войны до войны ー болезнь и скитания. Знать бы, во что верить тогда.
[indent]Он прячет куколку в складки пончо, уже впитавшие влагу с ног, и придерживает бинт, помогая юноше с перевязкой. За нехарактерным для него душещипательным разговором Торкель даже не заметил боли от щипучих мазей, заложенных в зевы кровавых трещин ー хотя теперь, когда он вернулся к нытью своего тела, он начал ощущать лёгкое, но, тем не менее, приятное пощипывание. Та самая исцеляющая боль, какая всегда приходит после проглатывания мерзкой микстуры.
[indent]Следующие слова заставляют остекленевшим взглядом уставиться на Ренджи, что оказался теперь прямо перед ним, занимаясь закреплением бинтов. Сразу ответить ему нечего ー но он решается на действительно опасный и почти болезненный поступок ー взглянуть в зеркало чёрных глаз в изящном разрезе век. Доля мгновения раскладывается на полутона и лады, и Торкелю кажется, что он молчит нестерпимо долго ー но, всё же, ему удаётся разомкнуть губы.
[indent]ー Боюсь, что вы ー единственный, кто так считает.
[indent]Маска на красивом лице мешает ー хочется немного приспустить ткань, чтобы увидеть весь образ целиком. Чтобы рассмотреть и запомнить ー может, вспоминать с лёгкой тоской по чему-то, чему не суждено никогда случиться, о чём даже думать стыдно, но что ему ещё останется? Может, бесцветный тихий брак, может, дети, которые вырастут слишком быстро, может, ещё собачья свора и небольшое пастбище; но всё это выглядит вдруг таким тусклым на фоне позолоченного огнём бумажных фонариков лика. Ладонь тянется вверх, отпуская пончо ー Торкель знает, что ей хочется в обход хозяина стянуть эту маску, но боцман успевает взять себя в руки и, густо зардевшись, отвести взгляд и пригладить выбившуюся из косы вьющуюся прядь волос. И добавляет севшим голосом:
[indent]ー Спасибо за помощь. Вы очень добры. Надеюсь, не сильно вам наскучил.

Эти прикосновения причиняют ему боль. Она не имеет ничего общего с болью физической ー хотя, иногда её и вовсе жаждешь лишь для того, чтобы она перекричала те муки, которыми терзалось сердце. Чувства его как оголённый нерв, а сам он будто обожжён в огне, и от кожи остались лишь вздувшиеся пузыри сукровицы и припечённые к мясу чёрные лохмотья. Когда так больно и страшно, что хочется почувствовать объятия, обещавшие, что всё будет хорошо, но даже они вызывают новую мучительную агонию.
[indent]Христос мучился на Голгофе шесть часов. Торкель мучается до сих пор, хотя мальчишкой, лёжа в лазарете в окружении стенаний и молений, он старательно отсчитывал свои шесть часов ー не возомнив себя великомучеником, вовсе нет. Отчего-то ему казалось, что раз для сына самого Всевышнего это стало крайней точкой мук, значит, едва ли грязный языческий пёс протянет дольше ー но ошибся. Теперь он здесь ー освежеванный, нашпигованный целебными мазями, которые, может, и излечат его тело, но глубже костей точно не проникнут, каким бы хорошим рецепт ни был и сколько бы великих воинов он ни поднял обратно на ноги.
[indent]Наверное, таким он просто родился. Не в том месте и не в то время ー и оказался теперь, обманутый судьбой, как дитя, в ловушке обворожительного в своей искренности взгляда. Или, может, Торкелю просто хотелось думать, что взгляд этот источал настоящее тепло, а не вежливую отзывчивость на потребности человека, который здесь платит? Ему сложно судить ー особенно сейчас. Чужая душа потёмки, а он никогда не умел разбираться в людях, в детстве обладая совершенно идиотской доверчивостью, которая впоследствии обернулась болезненной подозрительностью ко всем и каждому. Кто-то подметил однажды, что боцман совсем рассыпался, как брошенный в воду хлебный мякиш. Так оно, похоже, и было ー особенно в тепле изящных рук, неожиданно крепко взявших его ладонь в тиски жилистых пальцев.
[indent]ー Зачем вы говорите мне такие вещи?
[indent]Его “здесь” и “сейчас” не существует ー оно утекает прочь, смешиваясь с замысловатыми узорами японской каллиграфии, украшавшими это здание изнутри и снаружи. Чёрные росчерки туши, расплывавшиеся горелыми одуванчиками по рисовой бумаге ー услаждая взгляд, они начинают его мозолить неизвестностью своего значения. Также и этот юноша, так неожиданно смягчившийся к нему, расположившийся, потянувшийся как виноградная лоза к солнечному лучу ー зачем ему это? Если это была попытка расплатиться перед боцманом за своё спасение, то цена была непомерно высока ー для них обоих. Ренджи, похоже, понятия не имеет, что он делает с его гостем, шагая ему навстречу мягкой поступью, будто целовал ступнями землю.
[indent]ー Начните верить в любовь.
[indent]ー Nei, ー слишком резко и почти испуганно вдруг отрезает Торкель, широко распахнутыми глазами воззрившись на нежные очертания фарфорово-жемчужного лица, украшенного чернильными акцентами тонких бровей и глубокой радужки.
[indent]ー Nei-nei-nei… ー он качает головой и опускает взгляд, не в силах больше смотреть на эту ослепительную красоту, на его чистую рябь, на чуть розовеющие губы, произносившие эти жуткие, ломающие слова. Торкель непозволительно хрупок для человека, который бороздит моря и океаны, командует людьми, контролирует отчётность по провианту и путевым листам поставок ー он умудрялся умело прятать это несколько месяцев путешествий; а потом всё равно это изливалось наружу в виде неконтролируемого запойного пьянства до потери пульса.
[indent]ー Я не могу.
[indent]Он горбится, будто был ранен ножом в сердце. Торкель не строит иллюзий на свой счёт, не позволяет себе обмануться и пойти на поводу у своих желаний ー касания растворятся в памяти, а образ этот почему-то крепко засядет там, и если он сейчас позволит себе поверить в то, во что уже давно не верит, то существование его окрасится новыми оттенками мук. В такие моменты очень чётко понимаешь принципиальную разницу между страданиями от боли и страданиями от чувства всепоглощающей пустоты. Близко ー но не одно и то же. Для него жить “здесь” и “сейчас” ー это значит вбить ещё один гвоздь в свой гроб, а Торкель был слишком малодушен, чтобы позволить себе подобное.
[indent]ー Мне больно, ー голос его тих, но чёток, почти безразличен ー боцман всё ещё старается держать своё лицо, хоть и прячет его за свалившимися на лицо выбившимися из распускающейся косы прядями волос. Он не может больше ничего сказать, надеется лишь, что Ренджи поймёт истинный посыл его слов, осознает глубинный уровень этой боли и не станет больше мучить недостойного иностранца этой непрошеной болезненной лаской.
[indent]Хоть он наслаждался тайным уголком своей души чувством ровной кожи под пальцами и тем, как крепко его держали, не давая вырваться ー можно было даже эгоистично подумать, на мгновение вообразить, что его не хотят отпускать от себя и жаждут его касаний также сильно, как жаждет прикоснуться он. Всего на секунду, жалкую долю мгновения ー она короткой вспышкой опаляет душу, а потом Торкель крепко зажмуривается, не то от испуга, не то от усталости.

Его боги оставили его ー он один. На этой далёкой земле никто его не слышал, некому было бы принять его жертвы, даже возведи Торкель деревянные идолы и подожги он сколько угодно храмов. Вражья кровь ушла бы бесполезным ядом в землю, но он всё ещё верит, что хотя бы кончина будет ждать его достойная; ему кажется, что уж это-то он смог заслужить за двадцать девять лет своего существования.
[indent]И всё же, мысленно он взмолился. В его голову полезло множество мыслей и предчувствий, одно страшнее другого. “Винчестеры” холодными дулами мутно сверкали в грузовом отсеке ー пока что они дремали, но всегда были готовы проснуться разрушительными големами ото сна и оросить землю свинцовыми семенами смерти. Торкель не был поклонником огнестрельного оружия, но умел крепко держать приклад, и прекрасно знал настоящую силу огневой мощи ー видел, как мелкое отверстие в голове с одной стороны вдруг превращается в кровавую воронку на другой стороне. Шайенны мастерски стреляли на полном бегу их крепких полудиких лошадей ー но это не спасло их от порабощения; воинское мастерство неминуемо давится толпой.
[indent]Торкель молится, когда Ренджи отпускает его руку. Молится, колко упав лбом на чуть отпружинившую мягкость ー руками он закрывает свои глаза, взывая к Тюру, богу воинской доблести, к норнам, чтобы смилостивились и сплели полотно чужой судьбы благополучно и без узелков, и к Фрейе, чтобы сжалилась над ним и не взращивала в нём болезненный огонь, который принесёт Торкелю не благостное воодушевление, но только новую хворь сердца. И всё же, даже если его не услышат, он хотя бы попытается ー и даже если судьба не будет к нему благосклонна, он сделает свой шаг ей навстречу сам.
[indent]ー Вам не за что извиняться. У меня тяжёлый характер, и мне об этом известно, ー бубнит он в деревянные доски, слыша, как юноша топчется рядом с ним ー в голосе прорезается слишком явный северный акцент, который коверкает и упрощает и без того достаточно мусорный американский английский язык. Наконец, он выпрямляется, глядя на аккуратные босые стопы юноши, а после поднимает взгляд наверх, будто пытался всё же углядеть ту самую Путеводную звезду, которая гасла на сумеречном небосводе самой последней.
[indent]Чужие слова заставили бы вздрогнуть, если бы Торкель и так не был напряжён, как натянутый и переплетённый такелаж. Он силится понять, что такого удивительного обнаружил в нём слепой музыкант, которому, похоже, известно немного больше, чем другим зрячим ー но Торкель ничего не может понять. Боль сердцебиения распирает грудную клетку, как если бы боцман Киттельсен несколько часов кряду взбирался на гору ー и тогда он поднимается на ноги, забывая придержать на бёдрах пончо. Выпрямившись в свой полный высокий рост, он оказывается совершенно наг.
[indent]ー Я должен предупредить вас, Ренджи.
[indent]Он смотрит пристально, серьёзно ー от смущения не осталось следа, только лёгкая тревога вкупе с чем-то, отдалённо похожим на страх. Или же, скорее, дурное предчувствие.
[indent]ー Вместе с моей баржей прибыл груз… Оружие. Много оружия. Для какой операции конкретно ー не знаю, я всего лишь обеспечиваю доставку. Но я могу точно сказать, что просто так столько винтовок не привозят туда, где царит мир.
[indent]Эти военные дрязги с притязанием на колониальную захватническую моду ー не его дело, вообще-то. Оттого он давно бросил военную службу ー ему надоело быть исполнительной марионеткой политиканов в париках и с россыпью медалей на груди невесть за что. Впрочем, в какой-то степени, он до сих пор был этой самой марионеткой, однако, его нынешнее положение как будто косвенно немного скашивало часть его вины за все учиняемые беды. Обычно он, действительно, сопровождал исключительно торговые суда с экзотическими товарами из стран Дальнего Востока, но в этот раз всё оказалось иначе ー и за парчовыми отрезами тканей прятались клыки штыков и стальные глаза винтовок с обманчиво очаровательным прозвищем “Жёлтый мальчик”.
[indent]ー Поэтому, если можете куда-то уехать в отдалённое тихое место ー лучше уезжайте.
[indent]Должно быть, его игра в благородство выглядит жалко, лицемерно и недостойно ー раз уж решил поиграть в праведника, то тогда уж пойди, расскажи всему городу или лучше сразу самому императору Японии, что притащили с собой наглые янки, привыкшие забирать, и ничего не давать взамен. А даже если и отдавать, то так, чтобы в любом случае оказаться в выигрыше ー и ни в коем случае не сыграть вничью; проигрыш как вариант и вовсе не рассматривался.
[indent]ー Вообще-то, мне нельзя разглашать эту информацию, ー немного теряясь, Торкель чуть отводит взгляд, всё ещё будто не замечая своей наготы, ー но мне не хочется, чтобы с вами случилось что-то плохое.
[indent]От этих слов в желудке будто разливается горячий ягодный кисель ー и тогда он спешит отвернуться и отойти назад, чтобы вновь стать в чужих глазах лишь расплывчатым пятном, кое-где усеянным красно-синей пестротой, а после и вовсе обходит юношу сбоку, направляясь к своим вещам.
[indent]ー Сыграете мне на вашем чýдном инструменте? ー спрашивает вдруг Торкель, будто не было сказано тревожных странных слов, будто не он только что был готов зарыться носом в ворот чужих одежд в поиске тепла и ласки; боцман соврал бы, если бы сказал, что не захотел этого на долю мгновения. Но юноша, действительно, имел ввиду совсем не это ー хотя, похоже, и понятия не имел, что интимных услуг не нужно, чтобы заставить разгореться огонь в сердце этого мужчины.
[indent]Игнорируя портки, Торкель натягивает на бёдра чуть великоватые штаны, застёгивая крючки и пуговицу на гульфике. Бельё он поднимает, сворачивая небольшим ровным квадратиком, и перекидывает тряпицу через край ванны-бочки, чтобы вернуться к столику и подушкам ー напряжение немного отпускало, а желудок, напротив, заворчал пробудившимся лёгким голодом.

После произнесённых слов почему-то становится легко и привольно. Это не ощущалось как предательство имени президента, как разрыв контракта ー это всё кажется таким незначительным и мелочным на фоне раскрепощённого чувства свободы, которое вдруг шепчет ему отпустить тревогу и печаль. Ничего не изменилось ー ему нечему радоваться, но отчего-то предчувствие его сменяется тихим, скромным, но ощутимым торжеством над судьбой. Нечто подобное ощущалось, когда доводилось вступать в бой при каперском налёте ー никто ему не судья, и меч его будет петь и пировать, и в Вальгалле в бражном зале уже освобождено место для него, удостоившегося стать эйнхерием.
[indent]Так бесстрашно смотрят в лицо самой смерти, зная, что все грехи отмыты и душа теперь чиста. Не пугает даже боль, мгновение агонии, за которой следует вознесение ー и Торкель наливает себе чарку саке, чтобы тут же опрокинуть жгучую каплю рисовой водки в пустой ворчливый желудок. За первой почти тут же резким движением идёт вторая ー чашечки казались мышиными наперстками в его грубоватых натруженых руках, и это немного умиляет, разрешая боцману Киттельсену выпить залпом сразу две порции. Напряжение в глотке уходит, будто продавленное алкоголем куда-то в желудок, чтобы там же и сгореть ー так в последний раз ужинают жирными стейками заключённые, так закидывались мухоморными зельями безумные воины, не чувствовавшие после ни мук плоти, ни ужаса.
[indent]ー Да, пожалуй, вы правы, ー отзывается Торкель, в задумчивости глядя на закуски сквозь бисерины слёз, навернувшихся из-за неожиданно крепкого алкоголя. Решает, всё же, не закусывать, не желая в чужой стране с неясными обычаями показаться варваром ー он бы взял еду руками и сложил бы себе в рот, как крестьянин, чья ветка ярлского потомственного благородства слишком истончилась, став практически легендой. Немного ближе тянулись корни ирландских лордов ー оттого мать Торкеля была до сих пор так неумела в быту, однако, ей всегда было известно, как нужно взглянуть на человека и какой поворот изящных плеч соблюсти, чтобы получить то, чего ей хотелось. Словом, не удивительно, что деревенские жители не любили её.
[indent]ー Я пробыл в пути слишком долго. Десятью минутами в бадье эту грязь не отмыть.
[indent]Свой запах редко ощущается ー зато чужой мигом даёт о себе знать, особенно мужской. В темноте душевных метаний он забыл о том, что на фоне чистоплотных аккуратных японцев он, должно быть, выглядел косматым лесным боровом со спутанными чёрно-серыми сальными кудрями. Однако чужую помощь принимать он не торопится ー поднимается с места уже чуть более устало, уперевшись в мягкость подушек и татами кулаком, и распрямляется, больше не сутулясь и не горбя плечи. Боль в ранах почти не дёргала его за ниточки, портя настроения и сбивая с духа ー и Торкель смотрит на хозяина этого места, намного более легко и расслабленно.
[indent]ー Я и без того причинил вам массу неудобств. Я, наверное, попробую сам.
[indent]Он не хочет давать себе надежду на чью-то искреннюю благосклонность. Он и не думает обвинять этого юношу во лживости его намерений ー но объективной причины, почему он вдруг проявляет такое внимание, если не в согласии с этикетом, Торкель не знает. Если у него есть право отказаться и не мучить Ренджи больше своим присутствием ー он им воспользуется.
[indent]Если, конечно, не переоценит свои возможности и сможет хотя бы задрать вверх руки.
[indent]Торкель уже собрался подойти к бадье и снова оголиться, но следующие слова музыканта заставляют его замереть и задержать дыхание, как перед прыжком в воду с большой высоты. Даже саке так не кружит голову, как сказанное Ренджи, и боцман оборачивается к оставленному на татами пончо, в котором, как в колыбели, была надёжно спрятана аккуратная стройная куколка. Нагибается, чтобы вытащить малютку на свет, а потом снова выпрямляется и смотрит на настоящего Ренджи, сотканного из крови, плоти и совершенно нечитаемых чувств. Тот делает шаг навстречу ー Торкель, как зачарованная дудочкой кобра, подходит тоже. Смотрит неотрывно, любуется, чувствуя, как возвращается мучительная тяжесть под рёбра, и опускает взгляд на куколку, проводя пальцами по фарфоровой маске лица ー там, где была выбеленная щёчка.
[indent]ー Не уверен, что хочу быть спасённым. Но спасибо. За ваши тёплые слова, за вашу чуткость… ー он думает, что звучит так, будто прощается с Ренджи, и потому поднимает взгляд на юношу, только чуть смелее, будто думая, что он в эту комнату больше не вернётся, когда покинет её.
[indent]ー За всё.
[indent]А после обходит Ренджи, кладёт куколку на невысокий комод и вновь оголяется, расстёгивая гульфик и позволяя штанам свалиться к полу, чтобы перешагнуть через них. Торкель больше ничего не говорит, лишь осторожно погружается в воду, придерживаясь руками за края сколоченной ванны ー волосы сваливаются ему на лицо, когда его чуть искривляет оскал боли, а из глотки невольно вырывается натужное пыхтение. Раны снова заныли.

Слова гремят в голове оглушительной пощёчиной. Так злятся родители на детей, когда они убегают играть за скалистый мыс и возвращаются после заката, никого не предупредив. Или так отчитывают строгие учителя полюбившихся талантливых учеников, допустивших глупейшую ошибку на экзамене. Или, может, так фыркают и ругаются на любимых, когда те не лечатся, не присматривают за собой, надрывая и без того поломанные тяжёлым трудом организмы ー Торкель не знал наверняка, но жёсткая чеканка чужого голоса, совсем недавно бывшего мягче перины и слаще мёда, напомнило ему о тех временах, когда о нём ещё было кому искренне беспокоиться.
[indent]Хочется упрямо фыркнуть на сказанное ー кто этот японец такой, чтобы зачитывать Торкелю морали? Не друг, не враг ー лишь тот, кто вдруг решил окружить странной, непрошеной заботой, хотя достаточно было просто зажать рану, чтобы остановить кровоток; большего от него не требовалось. Голову посещает обиженная мысль зелёного мальчишки ー почему ему не зачитали перечень расплаты за оказываемые услуги лекаря, а сразу вменили в вину наличие гордости?
[indent]Не в ней ведь было дело ー и тогда Торкель прерывает собственные бесполезные размышления, покачав головой. Коса окончательно рассыпалась серпантинами чёрных с проседью кудрей по плечам ー он сгорбился над водой, действительно, стараясь не намочить бинты, и уставился в дрожащую поверхность воды, в которой он мог разглядеть собственное отражение. Стрёкот струн лился экспрессивной, немного как будто злой и обиженной мелодией из-за тонкой ставни, и Торкель в сердцах шлёпает кулаком по отражению своего лица, вызвав негромкий, но всё же звонкий плеск. Рокот огнедышащих драконов по ту сторону физической смерти утихиает, и ощущение близящейся героической гибели закрывается вместе с воротами верхних залов Асгарда ー норны зловредно хихикают, запрятавшись короедами между мозговых извилин, науськивая: “рано, эйнхерий, путь твой не завершён”.
[indent]Он сидит недолго, отмокая в остывающей воде, чувствуя, как медленно, но постепенно остывает и он сам. Разгорячившаяся голова покрывается ледяной коркой, сердце сбавляет бег, а голосовые связки, намертво увязшие в обиженном молчании, нехотя, но, всё же, раскрываются, когда мелодия прерывается ー лишь эхо дрожащих струн волнует воздух.
[indent]ー Ренджи? ー отчётливо, но, всё же, мягко и осторожно зовёт Торкель. Впрочем, ответа не дожидается ー пока была решимость, всё же, продолжает песнь, которую завёл. Он не был рождён скальдом, но основы древнего стихосложения от отца мальчишкой, всё же, получил ー хороший скальд в былые времена мог прославиться сильнее любого даже самого умелого воина.
[indent]ー Я не хотел обидеть вас. Я не ставил себе такую задачу, но всё же, достиг её ー простите меня за это.
[indent]Самое главное было ー говорить от сердца, что сейчас раскрывалось учащённым тиканьем, а слог и певучесть могут прийти в процессе; если ситуация их вообще потребует.
[indent]ー Это ваш дом, я в него вторгся, и веду себя теперь неподобающе. Мне очень стыдно.
[indent]Очень скоро он уйдёт и больше не вернётся. Что бы он ни сделал, он этого не повторит ー и решимость как можно скорее уйти из-под прозрачного взгляда глубоких глаз вдруг отдаёт трусостью, а не привычной жертвенностью. Торкель, действительно, не может понять, что именно сделал не так, что именно сказал, а потому решает, что больше не будет так праздно пустозвонить, сотрясая воздух своим нытьём ー ему сложно объясниться даже перед самим собой, что именно творится в его душе, и ещё сложнее объяснить это юноше, взвившемуся злым демоническим вихрем, хоть внешность обманчиво сквозила сдержанной светской прохладой, не характерной для простолюдинов. Но Торкель не без удивления отмечает, что в таком своём амплуа юноша был удивительно настоящим, правильным, таким, каким будто бы и должен быть на самом деле ー непокорным, протестующим, умеющим постоять за себя и за свои высокие идеалы.
[indent]Наконец-то в этой стране что-то заиграло настоящими красками, а не выпестованной вежливостью и многоступенчатым этикетом с разностью углов поклона в зависимости от статуса в общественной иерархии. Или это только в Сингапуре?..
[indent]ー Как бы то ни было… ー прочистив горло коротким грудным покашливанием, отзывается Торкель, ー вы мне нужны. Вы правы, я без вас не справлюсь.
[indent]Он даже не пытается попробовать и приподнять руки, боясь, как бы раны вновь не распахнулись и кровь не хлынула на свежие повязки сквозь пробки целебных мазей. Торкель покорно ждёт ответа, впрочем, уже готовый в случае молчания по-настоящему собраться и уйти ー разбрёдшуюся по комнатам команду он дождётся в их зале. Теперь не только касания причиняли боцману боль, но и голос, и даже замутнённый взгляд ー и от этого становится жутко, как от рокового пророчества, что однажды получил будущий король Макбет.

Топот ног всегда настораживает. Редко когда он сулит что-то хорошее ー особенно в море. Обычно, возня на палубе означала выход на рифы, столкновение с остатками пиратов, которым моря некогда принадлежали безраздельно, или же приближение к портовой зоне, а это ー ещё больше возни. Бочина начинала неизменно ныть, а раны будто чуть сильнее нарывать, хотя так могло только показаться ー лекарь то и дело при осмотре отмечал вялотекущую, но стабильную, без резких скачков в динамике инфекцию. Это можно списать на необычайно сильную интуицию и навигатское чутьё ー но моряки, как это водится, приписывали своему боцману способности, свойственные, разве что, для колдунов. Может, для шаманов, коим он не является, но откуда практически не читающим морским волкам знать о таком понятии?
[indent]Шумная вибрация дербанит водяную успокоившуюся гладь. Торкель хмурится, смотрит пристально на закрытую ставню, и почему-то замирает, будто притаившийся в лесной чащобе зверь. Взгляд сверлит тонкую перегородку, будто силясь там углядеть что-то, хоть просвечивающие силуэты, но безуспешно ー мгновение спустя, смягчившиеся шаги удаляются, а Торкель слегка расслабляется; Ренджи заходит в комнату мягкой поступью, а от его командирской просветившейся выправки не осталось и следа. Почему-то Торкелю кажется, что это не очень хороший знак, что его будто водят за нос, но старается не углубляться в эти ощущения, решив отчего-то именно в этот день дать человечеству ещё один шанс на полное доверие. И потому не провожает взглядом аккуратную фигуру юноши, который уже зашёл Торкелю за спину ー он только чуть сильнее горбится.
[indent]ー Не думаю, что это возможно. Добрую долю за отдых я заплатил вперёд. Как думаете, я поступил глупо?
[indent]Боцман Киттельсен умеет играть только честно ー и ходы воспринимает честные, без таких понятий натуральный обмен, к которому он с детства так привык, попросту невозможен. Доверие не управляется деньгами ー оно ими разрушается. Жажда власти, тщеславие, обжорство ー всё это толкает на трусость и ложь, которые отчего-то не были записаны в перечень смертных грехов; зато страшными грехами считались у них, безродных язычников. Это бы вызвало усмешку, но Торкель не смеётся ー он был совершенно серьёзен в своём прямом и топорном вопросе.
[indent]Прикосновение к голове заставляет крупно вздрогнуть. У скандинавов до прихода христианства толком не было в ходу такое понятие, как душа, нечто, что познает спокойствие и мир только после кончины; разумеется, если жизнь была праведной. На земле его матери, напротив, душа не только присутствовала в теле человека, но и имела своё узаконенное место ー она зиждилась в голове. Древние ирландцы рубили головы своим врагам на поле боя, а после ー собирали в бочки, подтверждая тем самым своё право на владение покорёнными душами. Может, память об этих поверьях осталась в памяти и пробудилась только теперь, от чувства опасности быть обожжённым?
[indent]Но боцман прикрывает глаза и тихонечко мычит, чуть запрокидывая голову назад. Мыльная пена приятно и отрывисто хлопает взрывающимися пузырьками, а чувство уверенных, сильных пальцев, массирующих кожу головы, заставляет шумно и расслабленно выдохнуть сквозь невольно приоткрывшиеся губы:
[indent]ー Хорошо…
[indent]Он почти забывается, где он, кто он и зачем пришёл ー нега растекается по нагруженным мышцам, тёплый комок сворачивается урчащим зверьком под грудиной, грозясь хитрой змейкой распустить своё пушистое кольцо и скатиться по животу немножко ниже; но слова Ренджи вдруг звучат очередным ударом. Странным, стопорящим все мысли, не позволяющим подобраться и уверенно сразу же ответить на заданный вопрос ー они бьют под дых, прямо туда, где свернулся тот самый ласковый хитрый зверёк, похожий на лисичку с длинным телом и юрким пушистым хвостом.
[indent]Торкель кряхтит, силой возвращая себе свой басовитый голос ー который будто ещё на один лад стал ниже. Мигает несколько раз, проводит ладонями по ушам ー не показалось ли, не забилась ли пена? Кажется, порозовели не только ушные хрящики, но и плечи, испещрённые узорами татуировок, и шея, и, разумеется, спрятанное от Ренджи лицо. Прикинув в голове, что именно он должен ответить, горе-боцман, наконец, говорит.
[indent]ー Я из Норвегии. Нищая страна на краю света, живёт рыболовством и разведением овец. Мой отец был норвежец финского происхождения. А мать ー из Ирландии, это от Норвегии на другом конце Северного моря. Если вам это о чём-нибудь говорит.
[indent]Он звучит так, будто зачитывал словарное определение из учебника для студентов-картографов. Его хвалёное красноречие отвалилось рудиментарным органом, и всё, что ему оставалось после произнесённого ー беззвучно хватать ртом воздух, пытаясь подобрать ещё что-то, чтобы украсить свою речь; но, похоже, тщетно.
[indent]ー Норвегия ー христианская страна. Даже столица называется Христиания ー но на севере ещё остались люди, живущие по древним языческим законам. Они жестоки ー иначе в таком холодном краю не выжить. Но даже там можно прокормиться ー в Ирландии бушевал голод и смерть, когда мать была молода, и ей пришлось бежать.
[indent]Ничего особенного ー кто из Ирландии не бежал из-за саботированного британской короной голодомора? Кто не спасался, убегая прочь с отравленных солью земель, на которых не рос теперь даже картофель ー единственная культура, которую мог себе позволить всякий крестьянин даже на такой скупой на изобилие земле? Наверное, разумнее было уплыть сразу в Америку, но Шарлотт побоялась рассказов о смертях на корабле, о диких нравах нью-йоркских разбойных банд, о национализме, приводящим к повальному гонению ирландцев отовсюду, откуда их можно выгнать? Об это можно рассуждать долго ー но Торкель не берётся, слишком уж тяжёлая ноша тогда ложилась на его плечи; бросив родную землю, эта женщина бросила и породистую, хоть и обнищавшую, родословную.
[indent]ー Мой отец носил такие волосы. Ношу и я ー так повелось ещё много веков назад, ー будто оправдываясь, подытоживает Торкель, пытаясь не заострять свои мысли на том, что именно сказал Ренджи.
[indent]О том, что он околдован ー с какой стати? Это вызывало чувство острого отрицания, несогласия ー нет, этого не может быть. Хочется фыркнуть “да вы меня дурите, как и прочие работники этого заведения”, но он молчит ー и необычный трепет поселяется во внутренностях, задрожавших, точно креветочный студень.

Чужой голос, задававший вопросы с искренним, почти детским, а потому тяжело скрываемым восторгом, расслабляет жилы, по которым будто даже кровь потекла свободнее и теплее. Перед тем, кто тебе чужой, раскрываться парадоксально проще – тот, кто тебе чужой, даже если и осудит, то останется в прошлом, когда судьба разведёт сошедшиеся дороги. Торкель не очень умел раскрываться ни перед условными своими, ни перед чужими – однако, Ренджи сложно было отнести категорически хоть к одной из этих категорий. Пожалуй, с ним, в этих хрупких застенках борделя, устланного футонами и подушками, боцман Киттельсен рассказал больше личной информации, чем за все годы службы при торгово-транспортной компании – и не кому-нибудь, а очаровательному юноше, с которым они, вероятно, больше никогда не увидятся. Делало ли это его совершенно чужим для человека, который был чужд этой стране и культуре?
[indent]От массирующих движений у корней волос Торкель вновь расслабляется, не в силах устоять от неги, разливавшейся мелкими мурашками по коже. Он даже позволяет себе прикрыть глаза – и, наконец, насладиться этим коротким моментом, когда блаженство готово мягко перетечь в лёгкую разморенную теплом и паром дрёму. Никто его так не касался – в детстве из принципов жёсткого воспитания, а во взрослом возрасте из принципов самого боцмана. Торкель не знает, позволил бы подобное он какой-либо из девушек, что обслуживали пришлых клиентов, как и не знает, получится ли у него так отдохнуть в ближайшее время.
[indent]– От викингов остались только легенды, – с лёгкой грустью в прорезавшемся голосе говорит Торкель, и звучит это так, будто он и вовсе не собирается отвечать на заданный юношей вопрос – но он продолжает.
[indent]– Ложь была делом недостойным, как и убийство тех, кто не может дать отпор. Они храбро сражались, чтобы оставить после себя след – вечную славу, и вознестись в чертоги верховного бога, Одина Всеотца.
[indent]Он ненадолго прерывается, полностью закрывая глаза и с удивлением чувствуя, что совершенно не содрогается от ощущения скользящих в пузырящейся душистой пене рук Ренджи на своей шее и плечах. Больше не мурашки пробегаются по коже, но мягкое, естественное ощущение нежных массирующих движений, от которых Торкель вновь вздыхает – но уже чуть тише. Его бдительность рассеивается – и если Ренджи вздумает сейчас перерезать боцману вражьей нации горло, то он ничего не сможет предпринять, чтобы предотвратить это; главным образом потому, что сейчас Торкель об этом даже не задумывается. Истинная сущность, живущая безукоризненным доверием, не знающая лукавства как явления, просыпается в нём – отец был бы страшно недоволен. Наверняка, он не переминул бы ткнуть сына носом в эту оплошность, напомнив, что вместе с викингами и умерло человеческое благородство, дававшее ему право на такое открытое и честное доверие – только Торкель снова чувствует себя почти ребёнком, познававшим мир с широко распахнутыми наивными глазами.
[indent]Пока кто-то другой познавал его тело и душу.
[indent]– Они пополнят его армию лучших воинов – эйнхериев. Для того чтобы однажды сразиться с восставшей армией огненных великанов Муспельхейма – мира лавы и огня. Тогда настанет конец света и гибель богов  – Рагнарёк.
[indent]Торкель нехотя разлепляет веки и поднимает вверх левую руку, увитую строчками рун и витых рисунков – отец был потрясающим ремесленником, способным рисовать сюжеты иглой и сажей прямо на коже. Боцман чуть заводит руку назад, чтобы Ренджи было легче рассмотреть – и снова говорит:
[indent]– Об этом написано здесь. Эти татуировки не просто защищают, но показывают мой путь и статус. На моём теле написана моя жизнь, опыт, рассказанный на примере саг и мифов. Мой отец считал, что мне суждено стать эйнхерием – поэтому вы увидите рассказы только о войне. Не считая того самого демона.
[indent]Вода чуть плещет, когда мягкие щетины щётки осторожно проходятся по коже – Торкель откидывается назад, прислоняясь плечами к кромке ванны, а после – сильно запрокидывает голову назад, чувствуя, как немного перевешивает тяжёлый пучок волос. Но, всё же, глаз не раскрывает, демонстрируя Ренджи свою полную расслабленность и доверие – адамово яблоко коротко дёргается под натянувшейся кожей, когда Торкель сглатывает вязкую слюну; от саке чуть закружилась голова, а жажда постепенно сушила язык. Впрочем, теперь настал его черёд слушать.
[indent]Слова, которые произносил Ренджи, звучали тревожно и гнетуще. Они выдавали всю рабскую подноготную такого общественного уклада, не допускавшего свободы мысли; где регуляция поведения внутри общества была обусловлена лишь страхом перед новой кровопролитной войной на маленьком скалистом острове. Торкель чуть хмурит брови, не перебивая, позволяя высказать всё, что было у юноши на душе – а накопилось там, похоже, за все годы немало. Для него долг был наказанием, а не честью – этот долг лишил бы его чести, а также духовной и телесной свободы, которую так ценили люди севера до сих пор. Голодные, нищие, беззубые – но всё равно живут так, как живётся, вне власти гегемонии шведской или датской короны, которая с определённой исторической периодичностью отбрехивалась от этого ледяного отшиба мира.
[indent]Не зная, что именно ответить, поскольку в такой ситуации он даже не мог себя представить, боцман приоткрывает глаза. Смотрит на нависшего над ним юношу, пытаясь подобрать правильные слова успокоения и возможного совета – думает, как бы ответил Паси, окажись он рядом. На мгновение Торкелю кажется, что он чувствует запах костра и жжёной хвои, который постоянно сопровождал отца, но это лёгкое ощущение тут же пропадает.
[indent]– Простите... Это сложный вопрос. Но, мне кажется, если есть возможность сохранить свою свободу любым способом – то за неё нужно бороться. На моей родине даже рабы могли однажды выкупить себя и стать свободными честными людьми.
[indent]Положив руки на край купальной бадьи, он приподнимается чуть выше, а их с Ренджи лица оказываются ближе друг к другу. Торкель шире раскрывает глаза, всматриваясь в нежность чужого образа, омраченного окислившейся серостью мутного серебра. И слова сами ложатся на язык.
[indent]– Но никто не имеет права насиловать вас. Делать с вами то, чего вам не хочется, причинять боль тогда, когда вы не можете защититься – из долга или какой-то жуткой субординации. Вы вольны выбирать не только между жизнью и смертью, но и между людьми, которые могут к вам прикасаться, остальное – просто жестокость и злоупотребление положением.
[indent]Руки чуть задрожали, плечи натужено взбухли крепостью мышц и тут же расслабились, когда боцман Киттельсен вновь опустился в воду, уложив шею на жёсткий край ванны.
[indent]– В мою картину мира такое просто не вписывается. Поэтому я трижды отказался от христианского Господа.
[indent]Он вновь прикрывает уставшие глаза, не зная, сделал ли он лучше или хуже. Ему страшно брать на себя такую ответственность за чужую душу, однако, он понимает, что если бы он мог начать этот монолог заново, то он сказал бы этому несчастному, такому же сбившемуся с пути юноше всё то же самое.