Вот оно что… Похоже, этот солнечный и впрямь монстр на страже своего народа, а точнее раб. И в этом они тоже похожи. Вот только легче общение их от этого не протекает даже после вскрывшихся фактов: демон — тот ещё ребус, продолжающий гнуть свою линию — но и в этом они похожи. Цукирэ даже становится интересно, кто в итоге кого перегнёт в своей убежденности и закованности в привычной невидимой клетке, что окружала по всей видимости каждого из них. И от слов про менталитет — а до Цукирэ начинает кое-что доходить — хочется зловредно рассмеяться. Вовсе не над позицией демона — он прав, — а над этим самым менталитетом, который лис и сам терпеть не мог. Но Бетмора вновь не дал ему опомниться, перевернув всё на свой лад, однако ж согласившись, наконец, принять компанию.
[indent] «Вот же упрямый…» — Цукирэ вздыхает, прикрывая глаза под маской, и ненароком цыкает. — «И жутко громкий!» — При таких-то внушительных габаритах и не мудрено — и они, действительно, восхищают лиса, — но не сейчас, когда хотелось бы, как можно более незаметно сбежать с общей трапезы, на которую он так и не заявился, за что ему на утро непременно прилетит от отца.
[indent] Он вновь вздыхает и мягко ступает на облако, доставая трубку из-за пояса. Приподнимает маску, чтобы коснуться серебряного мундштука зубами, и накуривает несколько небольших облачков, что служат ему своего рода лесенкой, и всё ради того, чтобы подняться к Бетморе и поравняться с ним лицом к лицу.
[indent] — Я вам всё покажу. — Шепчет он, уверенный, что Бетмора его всё же слышит сквозь гул от крыльев или читает хотя бы по губам, потому как маска остаётся сдвинута на левую сторону, закрывая обычно отпугивающий всех глаз и ту часть лица. — Только прошу вас спуститься на облако вместе со мной. Я отказываюсь принимать ваше обещание — зачем мне ваше молчание, тогда как меня интересуют беседы с вами. И касаться тоже можете, но с разрешения. — Вспоминать о том, что он сам затормозил и не успел вовремя отреагировать на вопрос о позволении именно из-за собственного смущения, как-то не хотелось, но именно это не давало покоя. Будто он обманывал не только себя. Будто он ставил гостя в положение, ещё более неловкое, чем при приветствии. Будто он сделал во всем виноватым только этого демона, его одного.
[indent] — Если, конечно, после увиденного под маской, и вы не согласились на мое приглашение лишь только из-за этикета. — И он добавил, — ваша реакция привычна для меня — почти никто не выносит моего лица, а если и смотрит, то предпочитает издалека. — Он улыбнулся, показывая, что тем самым Бетмора его не оскорбил и что его якобы не трогает подобное одиночество, однако и в его душе из-за этого царила пустота. — В конце-концов для этого я и был рождён. — И свободная от кисеру рука изящно поднялась вверх, оголяя от широкого рукава кимоно чёрную, точно самая темная ночь, кожу до самого локтя, чтобы указать на выглянувшую из-за облаков бледноликую луну. Цукирэ не смотрел на неё, но знал, что та сейчас печально улыбается Бетморе вместе с ним, ведь они были единым целым, и настроение Лунного Лотоса всегда передавалось ночи в целом, отражаясь и в луне.
[indent] — Я не буду вам приказывать сесть на мое облако — я хотел бы, чтобы вы сами сделали этот выбор — так нам будет удобнее общаться.
[indent] Получив долгожданное согласие, Цукирэ накурил облако достаточное для того, чтобы им обоим было комфортно: вроде как и в небольшом отдалении друг от друга — на расстоянии вытянутой руки, — а вроде как и рядом. Так точно будет удобнее, чем кричать друг другу.
[indent] Он подождал, пока Бетмора расположится, и сам устроился в позе сэйдза, опустившись на колени так, чтобы пятки касались ягодиц. Свой деревянные гэта на высокой танкетке он поставил по другую сторону от себя, спрятав их от гостя, чтобы не смущать.
[indent] — Лунный Лотос — это значение «цукирэ». — Подал свой голос лис только тогда, когда облако отлетело на приличное расстояние от дворца, скрывшись за другими, что были в его власти. — Цуки — «луна», а рэн — это «лотос» или «водная лилия», но в моем имени опущена часть иероглифа нарочно. Тем самым вы один из немногих, кто теперь знает об этом. — Цукирэ взглянул на демона и улыбнулся. Маску он всё ещё не снимал, оставив на второй половине лица, но поднял руку, чтобы закрыть его полностью, чтобы гостю было приятнее с ним общаться.

Отредактировано Ren Mochizuki (01.06.2022 20:41:24)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

В каких же условиях обитает этот демон, что к нему отношение, будто к вещи?! Редко позволяют общаться, не учили этому? Как так? Впрочем, своего шока Цукирэ не показывает — отворачивается — да и гость вроде как на него более не смотрит, увлечённый видом луны. И, быть может, солнечный даже не заметит, как та на мгновение будто бы блекнет.
[indent] Что ж, возможно, подобное жестокое отношение из-за таящейся в Бетморе и его семье опасности? Но раз солнечные согласились на этот союз… то… быть может, не настолько он и опасен? Или всё же?
[indent] «Во что же ты ввязываешься старик?» — Спрятав за маской лицо и хмурый вид, Цукирэ скосил взгляд на демона, который вдруг замолчал, точно сказал что-то лишнее. — «И на что обрекаешь собственную дочь?»
[indent] Впрочем Бетмора будто бы немного вновь расслабляется. И кто тут кого дурачит ещё? По его виду и не поймёшь, на самом ли деле это коварный и опасный бог, который сейчас играется с будущим союзником, как кот с мышкой, словно ненароком вкидывая важную тайную информацию, чтобы посеять смуту, или он и в самом деле затюканный простофиля, этакий огромный бугай с доброй душой на коротком поводке у коварных детей северного солнца?
[indent] Что ж, выводы делать пока что рано. Нужно не показывать своего напряжения и подозрений ни на йоту.
[indent] — О, это вы ещё, по всей видимости, не слышали языка из соседних земель, что находятся на материке за морем. — Мягко посмеялся Цукирэ и склонил голову на бок, слегка поворачиваясь к своему гостю, чтобы было удобнее видеть друг друга, пусть тому и приходилось смотреть на маску лиса. — Вас бы назвали Воспарившим к небесам, а меня кем-то вроде Освещающего путь в ночи. — И Цукирэ тихо и коротко похихикал, словно задумавший что-то юнец, и вдруг начал подниматься.
[indent] — Вы вот про менталитет наш говорили и сетовали на то, что из вас никудышный собеседник. — Отряхнув кимоно от невидимых пылинок, он ещё более внезапно плюхнулся в облако прямо на задницу, словно в пушистое одеяло, и почти тут же утонул в нем ещё и спиной. — Был бы я таковым, то начал бы с вами фамильярничать? — В приглушенном маской голосе сквозило нескрываемое веселье и задор. Цукирэ подмигнул Бетморе под маской своим левым глазом, чтобы тот точно понял этот жест, и выпрямился, подаваясь корпусом тела и руками вперёд, — оп! — Полы кимоно чуть задрались, оголяя обнаженные чёрные ступни зверя, точеные голени вместе с острой левой коленкой и началом крепкого бедра, где уже среди черноты кожи и врожденных узоров, повторяющих очертания облаков, угадывалась светящаяся лунной белизной кожа. — Давайте отбросим весь этот дурацкий этикет? — Обернулся на Бетмору, улыбаясь под маской, чего тот, увы, не видел, но мог почувствовать по настроению, которое лис источал, будто лёгкий озорной аромат весеннего тёплого ветра, несущего в себе чарующий флер цветущих растений. — И побудем сами собой? Может, даже побалагурим? — И он поболтал ногами, свисавшими с облака. — Даже, если вы не умеете. — Предупреждая возможные сомнения-уточнения-возражения, — я тоже в веселье вместе с кем-то не слишком-то силён. И вообще давно так долго не разговаривал с кем-то, кто может ответить, а не просто выслушать. — Он беззлобно усмехнулся, чтобы тут же воодушевиться сильнее от внезапно пришедшей на ум мысли.
[indent] — А знаешь, Бетмора? — Рука легла на маску и полностью стащила ее. Освобождая себя от этих костяных иллюзорных оков, Цукирэ мотнул головой, отгоняя остатки невидимой скованности и надобности, заодно и позволяя тем самым ветру растрепать-поправить выбившиеся короткие пряди из длинного хвоста, что сейчас занимал большую часть облака позади него, переплетаясь с перьями крыльев сидящего неподалёку гиганта. — Я не боюсь твоего взгляда. Вряд ли он сможет испортить или низвергнуть луну с неба. — Объяснил свой поступок, мягко улыбнувшись поверх плеча и игриво прищурившись, а после взглянул прямо перед собой и втянул воздух полной грудью.
[indent] — Но я люблю загадки и игры. Так что в некотором роде ты прав — я дурачусь. — Наверное, впервые он смотрел на окружающий привычный, но такой любимый и не перестающий восхищать мир широко распахнутыми глазами, будучи рядом с кем-то, а тем более едва знакомым да ещё и в столь приземлённом, словно они были очень близки, общении. — Упомянув тогда про наскучившие еженощные обязанности, я слукавил для того, чтобы ты пошёл за мной — я обожаю свои обязанности! — Резко оборачиваясь и скалясь во все свои лисьи зубы, не скрывая дикого восторга с явным отголоском безумия в глазах. — Потому что так могу побыть в любимом одиночестве и одновременно со всем миром, со всеми живыми существами, что дышат приносимым моим ветром воздухом и поднимают взгляд к звёздам и луне! — И Цукирэ поднял руки над собой, отправляя их в замысловатый изящный танец, пока сам улыбался и смотрел сквозь них. Через несколько мгновений с кончиков пальцев начала сыпаться серебряная пыль, словно крошечные звёзды, падая на их одежды и волосы, касаясь кожи и переливаясь мерцающим ласковым светом.
[indent] — Эти звезды ненастоящие, но они похожи на снежинки. Если так подумать, то снег и есть маленькие звездочки. Или же чьи-то выплаканные слёзы, будь то радости или печали. А может это и вовсе замёрзшие кусочки чьих-то душ? — Цукирэ взглянул на Бетмору и коротко улыбнулся, опуская руки и поправляя рукава когтями, чтобы скрыть свою чёрную кожу. — Такова моя сущность — дурачить, и это была иллюзия. Но приятная, правда? Моя мать — лисица, ступившая на путь тьмы. Лисы — обманщики по своей природе, но если кицунэ могут обманывать, обращаясь в прекрасных девушек или юношей, чтобы подарить кому-то счастье и любовь, то ногицунэ, чтобы принести несчастье. Так считают даже боги, а потому тёмные лисы — коварные и недостойные монстры. Но! Мне немного повезло, — Цукирэ включил в свой тон толику ещё большей беззаботности, отчасти играя роль того самого беспечного юного бога, который встретил Бетмору на террасе, пусть и не слишком дружелюбно. Он мягко улыбнулся, убирая изящным жестом с глаз мешающиеся из-за ветра пряди, и не отводя глубокого разномастного взгляда от своего собеседника, — ведь мой отец тут главный. — Выставляя всё так, будто он и правда тот самый паренёк с золотой ложкой во рту. Поймёт, что это правда лишь отчасти, сумеет прочитать или почувствовать что-то родное между ними, ведь золотая вовсе не ложка, а клетка? Запомнил ли все прежние слова? Или этот демон и в самом деле простофиля, а до этого ему просто везло, когда он угадал с именем? Цукирэ собирался прощупывать и узнавать этого парня и дальше. Ради своего народа. И ради…
[indent] — Тебе безумно повезло с Юкирэ. Из этого «снежного лотоса» получится прекрасная жена: покорная и любящая. Она словно нежная трепетная лань, — Цукирэ отвёл взгляд, продолжив чуть более бесцветно, — осветит путь во тьме и обязательно сделает тебя счастливым.

Отредактировано Ren Mochizuki (03.06.2022 03:11:57)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Хотел бы он ещё посмотреть на этот манящий удивительный чёрный свет, совершенно не слепящий и не обжигающий, а наоборот — согревающий. Может, даже коснуться его, чтобы впервые почувствовать своей ледяной кожей такой комфортный солнечный свет.
[indent] Хотел бы он продолжить интригующее знакомство, поближе узнать таинственного демона, считающего себя безобразным и вынужденного скрывать своё удивительное великолепие от тех, кто не может понять его красоты, от тех, кто слишком слеп, чтобы даже попытаться её увидеть. Цукирэ кажется, он бы понял, потому что смог увидеть эту необыкновенную пугающую красоту с первого мгновения, как только его любопытный взгляд упал на этого крылатого мощного гиганта.
[indent] Хотел бы он и дальше вести себя, как слишком умный дурачок, пытаясь разузнать как можно больше о ком-то, впервые его так заинтересовавшем. Разузнать для самого себя. А не для своего мира и точно не ради сестры, которой невольно позавидовал ещё в тот момент, когда получил от отца распоряжение ознакомить будущего зятя с небесными полями во время лунной ночи.
[indent] Многие рано или поздно сочетались узами по любви или по договоренности — Цукирэ до этих минут казалось, что это не важно — и могли покинуть Такамагахару, чтобы повидать новые миры, а то и остаться там жить. У всех была такая возможность — так ему казалось — у всех, но не у него. Он был рождён, чтобы заменить отца на его великом поприще, выходя после дневного сна из лунного дворца и руководя ветрами, приливами и отливами, освещая земной мир вместо властительницы вселенной, повелительницы солнца — Аматэрасу. Он был рожден, чтобы сиять в ночи, высоко в небе, вечно одинокий в окружении облаков и далёких недоступных звёзд — солнц иных миров. Рождён, чтобы вдохновлять на любовь, на поэзию и музыку, на прозу и гравюру, помогать страдающим от неразделенной любви или же воодушевлять на красивые поступки во имя этой самой любви. Но не для того, чтобы любить самому. Он даже не знает, что это такое — наблюдал множество раз за чужими любовными страстями, но сам не испытывал никогда, даже не думал, что когда-нибудь попадётся в эту ловушку, ведь он просто-навсего не был создан для этого. Но теперь, кажется, он завидует не только лишь из-за возможности обрести новые впечатления и новые знакомства. А из-за возможности делить свою дозволенную высшими богами вечность бок о бок с таким, как Бетмора.
[indent] Он хочет и теперь точно это понимает, но вместо этого поднимает тему о замужестве сестрицы. Чтобы оградить себя от недостойных и нелепых зарождающихся желаний. Чтобы оставаться и дальше верным слугой своего лунного народа во благо каких-то высших целей, которые скорее всего никогда не станут ему известны.
[indent] Но… но реакция Бетморы на своего рода поздравление с будущей женитьбой оказывается слишком неожиданной. Удивление демона и его осунувшаяся поза удивляют Цукирэ не меньше — выходит, он ничего не знал и даже не подозревал? Но отчего такое сопротивление? Ведь Юкирэ — необыкновенно красивая и покорная девушка, многие хотели бы заполучить её себе. Быть может, Бетмора уже познал, что есть такое это странное противоречивое сказочное чувство — любовь? У него уже кто-то есть на родине?
[indent] Бетмора внезапно склоняется перед ним в молящем жесте, падая лбом в облако. Он умоляет помочь. Цукирэ чуть распахивает глаза от непонимания, что происходит и как правильно среагировать на данные просьбы. В груди начинают зарождаться новые, ещё более странные чувства в отношении, мягко говоря, незнакомца. Ревность? Обида? Злость?
[indent] Но чем больше говорит Бетмора, чем больше объясняет причины своих возмутительных просьб, тем становится понятнее, что, возможно, сестрицу, и правда, стоит спасать. Не может же этот демон так искусно играть ради собственной какой-то выгоды и нежелания лишаться свободы? Нет — может… Цукирэ бы смог. Наверное… Но он никогда не окажется в подобном положении — в этом он был уверен железно.
[indent] От внезапного приближения он невольно шарахается корпусом тела назад, хмурится, а после того, как демон вновь падает ниц, предлагая и вовсе отплату, Цукирэ вдруг не выдерживает:
[indent] — Да что же я могу сделать?! Если только занять её место?! — От наплыва чужих ярких эмоций он и сам невольно пропитывается ими, только несколько иного рода — нервно смеется и выпрямляется. — Если высшие так решили, значит, ничего изменить уже нельзя! Отец бы просто так не пошёл на подобный шаг: Юкирэ — его единственная дочь, любимая между прочим, даже любимее всех любимых сыновей и среди них я где-то посередине и то, подозреваю, что только из-за того, что был создан заменить его в ночи.
[indent] Возможно, он жестоко ошибался насчёт отца и его отношения к своему самому близкому воплощению, но он точно знал об отцовской любви к Юкирэ. Может, во всём снова замешана Аматэрасу-сама? Ведь она главнее отца и она вполне могла бы вынудить его укрепить связь с заморскими солнечными через своих детей. Но потусторонний мир! Это уже слишком… Неужели солнечные думают, что могут вытирать ноги о лунных?
[indent] — Разогнись! Мне не нравятся твои жесты! — Цукирэ сейчас волновался столь сильно, наверное, впервые. Он даже толком не успевал осознать, что именно говорит.
[indent] — Можно было бы выбрать другую дочь, но она одна. Остальные дети Цукиёми — мужчины. У нас многие божества и прочие сверхъестественные существа могут менять пол — и оба моих родителя такие, так же, как и я. Но, но рожать богов?! Нет уж, спасибо! — Даже не смотря на то, что обычно процесс вынашивания, как и самого рождения протекает довольно быстро, а то и вовсе без вмешательства второго партнёра. — Из меня окажется самый ужасный родитель! Да и не могу я — отец ни за что не отпустит меня, пока не создаст кого-то на замену. Да и… — Цукирэ вдруг вспыхнул — серебряно-золотистая кровь прилила к щекам, отчего его кожа засветилась мерцающим бледным светом, как и висящая над ними луна отразила его внезапное смущение — он кое-что осознал… — что я такое говорю?! — Резко отворачиваясь всем телом и нервно пряча своё лицо за маской дрожащими руками, из-за чего та едва не сорвалась с облака, когда он её схватил. Но открытые участки тела, там, где виднелась белоснежная лунная кожа светились, и этого он скрыть не мог без помощи иллюзии, но пока что даже не осознал подобной коварной подставы от собственного тела, шокировавшись от собственных внезапных эмоций, что кружились внутри совершенно хаотичным непривычным танцем. Неужели он, и правда, хочет оказаться на месте сестрицы?
[indent] — Н-не смотрите на меня… — Взволнованно пробормотал, переходя на «вы» от жуткого смущения, которое, как считал, мог спокойно скрыть под личиной коварного хитрого лиса, всегда якобы идущий на шаг впереди и знающий, умело скрывающий свои слабости. Но… Но похоже не сегодня. Что же случилось?!
[indent] — Сестрица может за себя постоять! — Пытаясь взять себя в руки, скрывая внутреннюю борьбу за повышением голоса и резкой интонацией. — Не думайте, что она слабая из-за её внешности и характера, что предстал перед вами. Она — Юки-онна — снежный монстр! — Шумно выдохнул и опустил дрожащие руки, отпуская, наконец, маску, тогда как держал её до этого, словно боялся, что та упадёт.
[indent] — Простите… Просто примите свою судьбу. — Взглянул поверх плеча через костяные прорези-глазницы, но даже через маску его кожа всё ещё мерцала, как и полыхал левый глаз. — Лучше отправимся прогуляться, я вам ещё ничего не показал. И надо вылечить вашу рану. — Отвернулся и добавил чуть тише, — а ещё я хочу угостить вас жареным тофу с саке… объедение. — Любимым лакомством лисиц-обманщиц.

Отредактировано Ren Mochizuki (04.06.2022 22:28:17)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Такого стыда Цукирэ ещё никогда не испытывал. Да что там! Кажется, и вовсе впервые ощущал такое чувство, как этот самый стыд. И нет, чтобы познакомиться с ним осторожно, словно с гостем из далёких заморских земель: угостить его местным лунным алкоголем и закусками, прощупывая подноготную и держа лицо, но нет, этот самый стыд налетел на него как гром среди ясного неба, поглотил с головой бурной штормовой волной и утащил на самое глубокое дно собственного Я.
[indent] Еще труднее оказалось принять тот самый факт, что он, действительно, хочет оказаться на месте сестрицы и не только ради того, чтобы повидать эти самые заморские земли изгнанного народа, правитель-убийца и слуга которого оказался тем, кто впервые по-настоящему заинтриговал и заинтересовал вечно скучающего Цукирэ.
[indent] Надо взять себя в руки и вытащить с этого самого дна — Цукирэ ни за что не сдастся под натиском даже собственных столь внезапных и новых чувств и эмоций!
[indent] А ещё Бетмора прав — он совсем его не слушает и из-за собственной растерянности, скорее даже своего рода испуга по поводу столь непривычных чувств так легко отказал и ещё более легкомысленно посоветовал принять свою, похоже, незавидную судьбу без колебаний, а после позвал развлекаться дальше. Вот уж точно избалованный эгоистичный божок. Разве подобное вопиющее поведение достойно того, кто выполняет обязанности повелителя ночи, кто олицетворяет бледное двуликое светило, озаряющее тьму?!
[indent] «Я ужасен!» — Кейташи сейчас наверняка его пожурил бы и по заслугам.
[indent] — Я вам помогу. — Твёрдый и непоколебимый голос, столь отличный от того, что исходил из его глотки ещё несколько минут назад, разрезал окружающее пространство, будто молния.
[indent] Цукирэ смотрел прямо перед собой в толщу ночного моря и медленно глубоко дышал, восстанавливая прежнее ледяное спокойствие, что обычно плескалось внутри его ледяного тела. Луна, не скрытая более облаками, тоже источала мерное сияние, купаясь в чистом небе прямо над их головами.
[indent] — Единственное, что точно могу обещать, так это то, что обращусь к отцу с просьбой посвятить в свои планы по поводу этого союза. Цукиёми-сама своих детей держит подальше от внешних земель, решая все вопросы с богами чужих верований сам. Но порой он делится со мной кое-какими деталями, — вероятно, подготавливая для будущего, когда решит, что Цукиёми достаточно вырос, чтобы полностью принять бразды правления, а не только лишь разбираться с местными конфликтами и следить за благополучием небесных полей в подвластное им время суток.
[indent] Он снял кисеру с пояса, подсыпал лунного табака и закурил. Ему необязательно было оборачиваться, чтобы узнать положение тела своего гостя — Цукирэ чувствовал его не столько, как отдачу рядом от колебаний воздуха и самих облаков, точно пышных одеял или заморских перин, а именно через сами облака, что принадлежали ему.
[indent] — Мы что-нибудь придумаем с вами. Обязательно. — Зачем он обещает последнее, давая надежду и, вероятно, обрекая себя на нечто неправильное?
[indent] Может ли он вообще говорить подобные вещи? Имеет ли право рисковать всем ради незнакомца, взбудоражившего его душу, смирившуюся с вечным одиночеством и уставшую от наскучившего глупого общества вокруг, душу, которую он столько времени считал  опустевшей и пресытившейся? Не имеет и не может, потому как на него возложены главные обязанности по благополучию Такамагахары и нижних земель, которые он должен защищать и освещать, когда владычица Аматэрасу-сама и её народ отдыхают.
[indent] Но он это делает с полным осознанием всех рисков. В конце-концов, не бывает незаменимых, и Цукиёми-сама на какое-то время вернёт себе полномочия, пока не создаст нового и более достойного преемника, чем он, Цукиёми. А стать низвергнутым полубогом, изгнанным в нижние земли даже романтично — наконец-то, он сможет побывать и в других землях, повидать другие страны и места, а не только лишь вздыхать каждую ночь, когда взгляд случайно упадет за горизонт или выловит что-то интересное издалека в неподвластных ему краях. Бытие ёкая откроет перед ним многие пути, а сущность ногитсунэ даст возможности для их реализации. Может, даже встретит кого-то, кто разрушит его одиночество, пусть и без взаимных чувств. Лучше чувствовать себя живым так, чем пустым вот так. Тогда и в поэты или вообще музыканты податься можно и воспевать лунное одиночество или её красоту из самых первых уст.
[indent] «Что-то я замечтался…» — Очнувшись вдруг и осознав, что накурил облако такого диаметра, что на нем с полным комфортом мог устроить свой отдых не один Бетмора, а целых три.
[indent] «Теперь вам будет удобнее перевести дух после услышанного…» — С лёгкой улыбкой вытряхивая серебряный пепел и убирая трубку обратно.
[indent] — Я вам помогу, но, Бетмора… — Цукирэ, вновь снимая маску, обернулся и взглянул проникновенным серьезным взглядом на демона, — прошу, скажите, почему вы так сильно сопротивляетесь этому браку? Вы уже влюблены в кого-то другого или не хотите терять свою свободу хотя бы сердцем? — Он чуть подвинулся и, не давая возможности ответить, добавил, — не обращайте внимания на моё странное поведение. Если поинтересуетесь, многие вам скажут, что Цукирэ — неоднозначная личность с особенностями, и под своими фальшивыми улыбками да отведённым взглядом они будут иметь ввиду именно безумие. Поэтому расценивайте меня так же, и мои странности не доставят вам дискомфорта. — Улыбнулся, чуть склонив голову.

Отредактировано Ren Mochizuki (06.06.2022 16:21:03)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

На таких мощных плечах держится столько непосильной ноши, которая усугубляется еще более массивными рогами и тяжёлыми крыльями — создаётся впечатление, что этот удивительный «проклятый» народ потустороннего северного мира изначально был создан лишь для страданий. Пусть внешний вид фоморов и завораживает своей демонической волнующей красотой, но им самим явно доставляет немало проблем.
[indent] Слушая своего гостя и наблюдая за его всё более успешными попытками расслабиться и, наконец, отдохнуть, Цукирэ испытывает тихую радость от того, что может хоть немного облегчить чужие страдания и подарить возможность понежиться в объятиях своих ласковых серебристых облаков — через воздушные волшебные материи лис ощущает, как напряжение постепенно покидает чужие мышцы, а разглаживающиеся на будто бы замороженном тягостной пустотой и бременем лице демона едва заметные морщинки лишь усиливают эффект от этого странного чувства заботы о ком-то, что ранее Цукирэ не доводилось испытывать в подобном размере. Возможно, тому виной ещё и не менее странное удовольствие, которое он ощущает глубоко внутри, зачарованно наблюдая за тем, как Бетмора устраивается на его облаках, как звучат его крылья от каждого движения и рвущегося на встречу ветра, что сейчас танцевал в иссиня-черных перьях и волосах их обоих, то и дело игриво путаясь в складках одежд, пока пытался забраться под неё и ласково зацеловать ещё и сокрытую под тканями кожу, ведь ту, что в прямой доступности он уже всю ненасытно облобызал.
[indent] Глубоко вдохнув этот самый ночной бодрящий свежий ветер — дыхание самой ночи — и любуясь столь завораживающей картиной, Цукирэ жалел лишь об одном: что не может так же легкомысленно слиться с его дуновением, как невольно был связан с этим самым облаком при его создании и был вынужден не обрывать эту связь, чтобы не развеять его. А ведь для лиса не составило бы труда стать единым целым ещё и с ветром, но он уже и без того, получается, позволял себе чрезмерно много лишнего хотя бы тем, что молчал о том, что чувствует каждое мельчайшее сопротивление тела и одежд Бетморы — впервые он «катал» кого-то такого беспокойного, большого и завораживающего. Иногда к нему на облако напрашивались младшие братья или сестрица, но все они вели себя довольно спокойно, даже озорливый Минору. Да и тот интерес, что рос в Цукирэ к этому солнечному демону, не был похож на какой-либо из тех, что порой зарождался к кому-то из своих.
[indent] — Тогда нельзя допустить этого брака. — Вот только как? — Спасибо вам за доверие.
[indent] Как провернуть подобную махинацию, чтобы не пострадал этот демон и его народ? О собственной безопасности Цукирэ не думал — изгнания он не боялся, скорее даже желал, — а вот о безопасности Юкирэ нельзя забывать. При случае гибели фоморов и своего супруга она всё равно вернётся обратно да и сможет постоять за себя в случае какой-то весомой или смертоносной проблемы в чужих краях. Дело в ином: мимолетная инфантильная мысль о том, что можно сестрицу втянуть в свой ещё несуществующий план и как-то подговорить её, практически тут же была отогнана — Юки-онна хоть и любимая, и единственная дочь Цукиёми, но и она не застрахована от изгнания из небесных равнин.
[indent] Узнай матушка о чем он сейчас думает, какие такие проблемы целого народа — совершенно ему незнакомого и ранее даже неизвестного — пытается решить, осталась бы недовольна. Про отца и вовсе заикаться не стоит. Если она думала лишь о себе, то он о подвластных ему землях и богах, которые отчасти были вверены Цукирэ, как преемнику, а тут совершенно чужой народ, на который к тому же у отца были какие-то свои особые планы. Возможно ли такое, что властитель ночи хочет присоединить этот демонический солнечный народ к себе для того, чтобы распространить синтоистские верования в чужие людские земли далеко за пределами своих полномочий? Если так, то в будущем править и без того многострадальным униженным племенем фоморов придётся уже ему, Цукирэ. Как и править этим демоном, их надеждой, которую вовсю используют высшие боги Севера без зазрения какой-либо совести. На что же нацелился Цукиёми-сама? Сможет ли он побороть то воинственное северное солнце, если не смог справиться с собственной сестрой, пусть та и победила с помощью обмана? Но Цукирэ не хотел править Бетморой. Только если править вместе с ним.
[indent] Вероятности, домыслы и догадки закрутились в пытливой голове лунного оборотня. Стоило бы прекратить их именно сейчас, ведь он просто подгоняет возможности под собственные желания и фантазии, а это недостойно бога его положения.
[indent] Как вдруг демон вытаскивает его из задумчивости. И отчего Бетмору вообще волнуют подобные вопросы о его сущности помимо тех, что Цукирэ уже успел поведать? Интересуется ли он искренне или просто поддерживает беседу, пытаясь быть благодарным за обещание помощи? Или вовсе пытается укрепить связь в своих корыстных целях, чтобы местный будущий правитель точно помог ему несмотря на все риски и опасности?
[indent] «Снова темная сущность выпускает свои фантомные когти в мою плоть…» — Не без привычной самоиронии и едва заметного уставшего вздоха подумал Цукирэ, рассматривая свою чёрную ладонь и медленно сжимая-разжимая длиннющие острые когти зверя, позволяя им по-настоящему войти в плоть, пронзая ее насквозь, и пустить серебристо-белую кровь, отливающую под определённым углом бледным золотом.
[indent] — Почему вы думаете, что я притворяюсь? Я такой, какой есть. — Бросив лукавый взгляд на разморенного демона, лис всё же опустил руку, пряча четыре сквозные ранки небольшого сечения, которые уже начали довольно быстро зарастать, затягиваясь новыми волокнами мышц и клеток кожи.
[indent] — Взгляните вверх. Вами всё это время любуется растущая луна. Через пару земных суток пребывания на равнинах Небесного моря вы заметите, что следит за вами уже полная луна, а ещё через несколько она начнёт убывать. Потом настанет последняя четверть, а после она обратится в старую, а вы увидите её в виде убывающего месяца, чтобы через должное время родилась новая. — Щёлкнув пальцами в начале своего пояснения, Цукирэ с помощью серебристой ненастоящей пыли и остатков собственной крови являл сменяющуюся иллюзию небольшой луны со всеми её фазами, чтобы солнечному заморскому демону, не видевшему до этого никогда ни солнца, ни луны, стало понятно о чем идёт речь.
[indent] — В новолуние её не видно. Я предпочитаю называть это временем, когда она полностью погружена в себя, скрываясь от всех миров в невидимом сиянии собственной непроглядной тьмы, прорывающейся с обратной, всегда скрытой, стороны. В такие моменты, как и в полнолуние, светлые боги и создания обычно чувствуют легкий дискомфорт и тревогу, а демоны и прочие тёмные создания, включая психически нестабильных людей особенно подвержены своим низменным темным желаниям. Однако полнолуние способно окрылять — вот только вдохновит оно на творческий поступок или же преступление, на светлый или тёмный шаг зависит только от попавшего под влияние её мистического и отчасти безумного света. — Цукирэ улыбнулся и замолчал на пару мгновений, давая уставшему демону возможность разложить услышанное по нужным полочкам своего расслабленного мерным голосом сознания.
[indent] — Новорожденная луна всё же обращается растущим месяцем, словно озорливый ребёнок; потом вступает в первую четверть, точно подросток; и вновь становится растущей прибывающей луной, как юноша. Чтобы через пару суток расцвести во всей своей полноценной молодой красе, а после стать зрелой и вновь начать убывать. — Иллюзия последней фазы нехотя развеялась под влиянием ветра — Цукирэ к тому времени уже опустил свою руку. — Это похоже на жизненный цикл любого живого существа, неправда ли? — Он улыбнулся демону шире, чуть показав свои острые звериные зубы, и сощурил лисьи разномастные глаза, будто и сам ощущал растекающуюся по телу негу, но уже не по телу Бетморы, а своему собственному.
[indent] — Всё, что происходит со мной, отражается в ней. — Двумя пальцами, указательным и средним, Цукирэ намекнул на луну, чуть приподняв свою изящную кисть, при этом не отводя своего неморгающего, чуть затянутого поволокой взгляда от собеседника. —  Всё, что происходит с ней, отражается во мне, ведь я — олицетворение луны в этих землях, мы с ней — одно целое. Каждый месяц я будто проживаю целую маленькую жизнь и перерождаюсь заново. У луны — две стороны: видимая — несущая свет, и обратная — несущая тьму и безумие. А если взять и примешать к этому ещё и немного другую способность к перерождению, что досталась мне от матери вместе с особенностями её темной сущности лисицы-трикстера, то не трудно понять, отчего я такой.
[indent] И Цукирэ обхватил пальцами свои волосы, убранные в длинный высокий хвост и, отведя их в сторону, оголяя шею, часть спины сзади и выбритую под волосами часть головы, повернулся к Бетморе так, чтобы демон мог лучше разглядеть.
[indent] — Видите эти чёрные облака, идущие от левого глаза на висок и дальше через шею на спину и плечо? Они же венчают и мои конечности. — Ворот кимоно расслабился, частично оголяя уже грудь и ещё больше левое плечо, — с левой руки они переползают на грудь, а с правой ноги на живот и пах. На правой же руке и левой ноге облака покрывают лишь треть от локтя и колена. Они, как и глаза — символ моей двойственной натуры: свет и тьма души; свет видимой стороны луны и тьма ее обратной. Свет в темной ночи. — Длинные пальцы натянули шёлк кимоно обратно, поправляя ворот за серебряный пояс. И только тут Цукирэ обнаружил, что всё это время его левое бедро было оголено, тем самым демонстрируя ещё до пояснений белоснежную сияющую кожу, отчего та засияла чуть сильнее, стоило только ему почувствовать легкое смущение. — Простите, я давно не был с кем-то столь долго и близко наедине, и впервые показываю да и ведаю о подобных нюансах. — Но вместо того, чтобы импульсивно реагировать, как прежде, он улыбнулся мягко, с нотками пикантности, словно тот самый молодой мужчина, подбирающийся к пику своей осознанной мощи и сексуальности. — Однако, мне даже нравится делиться этим с вами. — И одновременно, глядя глаза в глаза, неторопливо и непринуждённо закинул подол обратно, позволяя выглядывать из-под него лишь чёрным коленям. Да тут же продолжил.
[indent] — А, может, всё дело в характере рождённого в сезон осенней листвы? — Он вновь хитро улыбнулся, точно задумавший какую-то особую пакость юнец. — Слышали когда-нибудь о гороскопе и астрологии? Люди такие интересные создания! У них считается, что рождённые в это время обладают совершенно невыносимым и неконтролируемым характером и ужасающими чертами личности, что себе на уме. — Он бесшумно и коротко похихикал в длинный рукав кимоно, скрывая половину лица, и вновь стал загадочно серьезным. — Так вот, началу осени нижних земель, подвластных нашим богам и духам, характерна жуткая жара, оставшаяся с лета. В дни десятой луны врываются тайфуны и дожди, а после наступает бабье лето — как его ещё называют, осенняя прозрачность. Эти тайфуны немного похожи по своей непрошеной хаотичности на меня, правда? — Прошептал последнее совсем тихо, прикрыв ладонью рот сбоку, чтобы вновь продолжить рассудительно спокойно. В глазах же явно плескался отголосок заговорщических шалопайских ноток.
[indent] — В это время начинается охота на красные клёны — «момидзигари» — любование природой, когда увядающие деревья обретают красный, желтый или коричневый цвет. — В голосе Цукирэ проскользнула нескрываемое восхищение, и он мечтательно воззрился на звездное небо, не обращая внимания на проплывающие мимо облака, которые успел накурить до возвращения в Лунный дворец. — Хотел бы я однажды спуститься в нижний мир и «поохотиться» поближе, подержать в руках эти листья, подарить алый букет кому-то особенному. Но я могу лишь наблюдать издалека за чужой радостью и пытаться понять их чувства. Ох, что-то я замечтался, извините. — Лис вновь тихо хохотнул и легонько убрал от лица выбивающиеся прядки более коротких волос длинной челки, что не держалась в хвосте. — Со мной такое случается. Честно говоря, постоянно. — Изящно отмахнулся, будто от ерунды какой-то. — Но я впервые так долго рассказываю что-то кому-то, чью заинтересованность могу почувствовать и чей ответ услышать. Спасибо вам за это. — Мягкая искренняя улыбка и взгляд.
[indent] — Вы совершенно устали. Скоро мы прибудем в очень приятное место, а сейчас отдыхайте — сегодня вы в моей полной власти. — Тихий очаровывающий голос убаюкивающе заскользил вместе с ветром по обнаженным плечам Бетморы, теряясь в перьях его красивейших и нежных крыльев.

Отредактировано Ren Mochizuki (11.06.2022 01:15:12)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Против магии снов невозможно устоять, особенно, если её творит исполняющий обязанности ушедшего на покой повелителя ночи. Эта сила досталась Цукирэ двойным бонусом от обоих родителей, а потому спокойно могла соперничать с властью над снами самого Цукиёми-но-ками и точно превзойти способности лисиц-трикстеров, кому бы они не служили: свету или тьме. И демон без какого-либо сопротивления и будто по собственной воле проваливается в сладкий сон. Цукирэ не нужно дополнительное подтверждение — он знает и чувствует это без каких-либо физических касаний, но всё же немного выжидает, ведь истинная природа и мощь сына Безумия и Пропасти ему неизвестна.
[indent] — Я постараюсь, чтобы ваши «несколько минут» длились намного дольше, — Цукирэ бесшумно придвигается ближе, осторожно обхватывает пальцами запястье Бетморы и поднимает его, помогая себе второй рукой, чтобы повернуть ладонью к себе. — И оказались обязательно сладкими.
[indent] Как он и предполагал, рана демона всё ещё кровоточила — ядовитый сок лунного плюща порой доставляет проблемы даже местным обитателям, что уж говорить о чужестранцах. На Цукирэ же практически ни один яд не действовал с серьёзными последствиями, по-крайней мере, самое опасное, что могло случиться, так это слабость и весомый дискомфорт, пока его организм с помощью доставшейся от матери регенерации не переборет инородное вмешательство. Да и, будучи ещё совсем юным, он опробовал на себе все местные и все известные чужеродные яды, чтобы выработать иммунитет, как и кровь некоторых, действительно, ядовитых созданий. Бетмора же, по всей видимости, не замечал воздействия плюща, либо его сок влиял как-то иначе, чем известные симптомы, но «забранная» им рана не затягивалась, либо это происходило слишком медленно.
[indent] «Как интересно…» — Впрочем, именно это и было на руку лису, охочему по своей темной натуре до крови своих жертв. Тем более то, что он собирался сделать, требовало наличия именно чужой крови.
[indent] Но отчего-то Цукирэ не торопился, замерев с чужой кистью в пальцах своих обеих рук. По сравнению с его тонкими и изящными руки демона были такими мощными и крепкими, таили в себе отпечатки множества разрушительных действий и смертоносных боев. Светлая кожа огрубела — Цукирэ не выдержал и провёл подушечками черных пальцев, убрав перед этим длинные когти зверя, по застаревшим мозолям. И стоило только ему соскользнуть на одну из окровавленных чёрной густой кровью линий жизни, как его будто бы пронзила тоненькая молния, отзываясь тут же мурашками по спине. Тихо, почти бесшумно охнув, оборотень поджал губы и всё же, приподняв чужую ладонь, склонился к ней и сам, чтобы вкусить чужую жизненную силу, что сочилась в этой странной крови, и прикоснуться к чужой душе, заполучив тонкую, практически нерушимую связь. Дважды или даже многократно вопреки произнесенному ранее уговору не касаться друг друга без разрешений.
[indent] Бетмора не лукавил и не преуменьшал, когда говорил о том, что опасен одним своим взглядом, а кровь его семьи ядовита. И, кажется, даже слишком… Густая и вязкая, маслянистая, с землистым привкусом и отголоском чего-то ещё, она, казалось, обжигала, орошая губы, язык и нёбо, нехотя и тяжело проваливаясь по пищеводу вниз. Цукирэ зажмурился и сжал пальцы сильнее, увереннее и настырнее глотая — он тоже не особо-то врал, когда шутил про то, что Луну так просто не уничтожить. Голова слегка закружилась, и его повело в сторону, но дело уже было успешно закончено.
[indent] — Теперь вам приснится то, чего бы вы желали больше всего. — Опуская чужую руку и чуть отсаживаясь, Цукирэ слабо улыбнулся, всё ощутимее чувствуя недомогание, но не переставая вглядываться в расслабляющееся и будто слегка сереющее точеное лицо этого удивительного демона. — Простите за это своеволие, как и за все прочие, что я успел тайно свершить. — Имея ввиду уже свою связь с этим облаком.
[indent] И всё же он не узнает, что привидится сейчас Бетморе — когда Цукирэ создавал именно это связующее звено в своей магии снов, он всегда подсматривал и кормился чужой энергией, поглощая эмоции и открывая для себя новые впечатления и даже знания, но не в этот раз. В случае с Бетморой он решил не лезть столь глубоко в личное, а только лишь одарить демона возможностью крепко выспаться в компании сладостных снов — дать возможность прикоснуться к горячо желаемому, которое несомненно имеется у каждого своё.
[indent] Самому же Цукирэ сейчас хотелось прикоснуться к этим вырезанным на коже рисункам, исследовать их узоры и проследить течение каждого пальцами. Может, даже вновь почувствовать тот странный отклик, вышедший через искру, отразившийся мурашками. Но он не позволяет себе этого, лишь продолжает теперь уже открыто любоваться на крепкие плечи и мощные руки, на широкую, мерно вздымающуюся грудь, на которой едва слышно позвякивали медальоны ожерелья из явно древнего и отчасти даже слегка потемневшего золота. Он уже видел обнаженные, идеально сложенные тела воинов, богов и прочих человекоподобных сверхъестественных существ, но никогда ранее кого-то настолько удивительного, интригующего и красивого, а тем более столь близко.
[indent] Изучая олицетворение солнца подземного мира, Цукирэ никак не может понять, почему тот раз за разом в той или иной степени говорит про свои уродства, ведь он настолько прекрасен и удивителен. Хотел бы Лунный оборотень взглянуть и на остальных представителей племени фоморов, и не только ради сравнения — ли́су, правда, было очень любопытно хотя бы косвенно ознакомиться с культурой чужого мира, правитель и защитник которого столь сильно заинтересовал его. При этом Цукирэ продолжает вспоминать все слова демона и при этом невольно улыбаться лёгкой улыбкой — он запомнил каждое, и каждое его тронуло по-своему, пусть он и отреагировал самым большим на что тогда смог переключиться в потоке своей речи, как этой самой улыбкой.
[indent] Бетмора показался ему и внутри таким же внушительным, обстоятельным и глубинным, как и снаружи. О чем говорит уже только одна реакция на легкомысленную шутку про тайфуны. Цукирэ же отчего-то с самой юности, а то и детства, всё время куда-то спешил, оказавшись в компании кого-то ещё, кроме самого себя. Это в одиночестве он мог обстоятельно и терпеливо что-то делать, о чем-то размышлять, являя свою непоколебимую твёрдую сторону; но стоило дойти до чего-то волнующего или общения с кем-то, кто будоражил его внутренний мир, лис превращался в совершенный хаос из искренности и желания воплотить-получить что-то прямо здесь и сейчас, что справедливо расценивалось, как легкомысленность и непостоянство, а иногда и вовсе, как ложь и лицемерие. Он был тем самым тайфуном, что упорядоченно врывался в определенное время и хаотично нарушал привычные для общества устои и этикет. Возможно, всё дело было в приобретённой избалованности, в которой его растили наравне с неменьшей требовательностью в окружении множества правил и ограничений, наложившихся на упрямый и независимый «осенний» характер. Возможно, в том, как ему невольно постоянно приходится меняться вместе с зацикленными по кругу за столь короткий человеческий месяц законами космоса и природы с тех самых пор, как только он принял свои обязанности от отца. Возможно, то генетика родителей или их прямое влияние при воспитании, ведь и они далеко не без изъяна — «безумием» отца однажды успешно воспользовалась Аматерасу-сама, а мать и вовсе считалась чуть ли не первоисточником многих бед, что в земном мире, что в небесном, но ведь то по большей части были лишь чужие домыслы. А, возможно, и нет. Как, возможно, и все перечисленные моменты собирались в одно целое, образуя природу Цукирэ. Для большинства из местных это было ничем иным, как безумием, но, вероятно, для сына Безумия оно виделось чем-то безобидным, этакой детской шалостью, и он вполне мог оказаться прав, будучи суровым воином и убийцей. Впрочем, ведь, как справедливо и заметил сам Бетмора, он ещё не успел узнать Цукирэ. Цукирэ и самому порой казалось, что он не знает сам себя, а то, что узнал сотни лет назад, будто бы развеивалось и затиралось в памяти под влиянием постоянных хаотичных внутренних перемен, и начинались новые поиски себя, пока Лунный Лотос не оставил все эти бесконечные и ни к чему не приводящие — кроме собственных терзаний — попытки. Но ему понравилось, как Бетмора отозвался о его переменчивой природе и природе луны, как и нравилось ловить едва заметные признаки симпатии и заинтересованности. Иначе бы демон давно уже попросил вернуться во дворец на приветственное торжество.
[indent] Новый приступ головокружения оказался для Цукирэ внезапным — ещё и желудок вдруг сжало в тиски — и он невольно отчасти завалился на своего гостя, успев вовремя упереться ладонью в чужую грудь. Пот выступил на лбу, а ознобом передернуло всё тело. Цукирэ тяжко выдохнул, принимая прежнее положение, и тут же закашлялся. Ох, уж эта фоморская кровь — упёртая прямо, как её хозяин — никак не хочет принять приглашение и усвоиться организмом, переработаться и стать безопасной, дружелюбной. На приложенных к губам чёрных пальцах блестела такая же чёрная кровь — это радовало, что не собственная, значит, организм всё же успевает регенерировать и остаётся ответно таким же, а то и ещё более упрямым в своём желании побороть чужое «но».
[indent] Сглотнув и вновь тихо выдохнув, лис утёр свои черно-белые губы с золотым узором, идущим к подбородку, и оглянулся. Отлично — они влетали в скопление грозовых туч, что закрывало его укромное тайное место от жителей Небесных равнин. Наверняка, отец догадывался, а то и знал о нём, но предпочитал не вмешиваться, за что Цукирэ был безмерно благодарен и тоже отчасти подозревал, что и у Цукиёми-самы есть своё подобное.
[indent] — Я придумал, как вы сможете отблагодарить меня, господин Бетмора. — Сверкая хитрыми глазами, прошептал Цукирэ и с помощью своего веера разогнал тучи в определённом месте, создавая небольшой коридор, достаточный для того, чтобы они безопасно и незаметно пролетели сквозь грозу. — А пока что поспите ещё немного.
[indent] И всё же интересно, что именно снится этому демону сейчас. Может, он уже срывает красные листья, умудряясь каким-то образом удержаться на одной ноге да без рук — лис всё никак не мог представить этого, а потому посчитал, что вопреки сказанному Бетморой, иметь из пары всего по одной конечности всё же недостаточно для того, чтобы собрать «кровавый» букет. По-крайней мере, это точно обратится в некоторого рода пытку.
[indent] — И зачем вы предложили именно это? — Ведь потустороннее чёрное Солнце мог выбрать для себя что-то более легкое, чем пытаться не без трудностей и испытаний ублажить фантазию взбалмошной Луны. Неужели он всё-таки хочет увидеться ещё хотя бы раз через человеческих полгода? А если бы Цукирэ заговорил про любование сакурой, что вовсю сейчас цвела в Земном мире и мире Небесных равнин, Бетмора и тогда бы предложил собрать для него лепестки?
[indent] Опять. Опять он подводит реальность к желаемому или точнее пытается выдать желаемое за реальность. Цукирэ вздохнул. И когда же он перестанет так много мечтать? Наверное, никогда, ведь в том и есть его сущность, как и сущность луны, вдохновляющей мечтателей и романтиков.
[indent] Наверное, это просто была попытка поддержать разговор. И только лишь.
[indent] — Вот только теперь вам придётся это исполнить. — Не без лёгкой печали от ощущения того, что принуждает к столь нелегким испытаниям да ещё удержанию слова на протяжении хоть и мимолетных для богов, но всё-таки значительных шести месяцев. А может, Цукирэ слишком отчётливо понимает, что к нелегкому испытанию принудил только лишь самого себя — он чувствует, что будет ждать, ждать одновременно и тоскливо, и с предвкушением.
[indent] Грозовой заслон закончился, и они вылетели в безоблачное умиротворенное небесное пространство. Впереди открывался красивейший вид небольшого плавучего в Небесном море островка. Острые серые скалы купались в белоснежных облаках, с их верхушек срывались серебристые водопады, а по цветущей и густо заросшей небольшой долине текли полноводные ручьи, питая маленький сад из лунных вишень и слив. Ночные птицы заливались бесконечной трелью, мелкие твари сновали по своим делам, а легкий ветер шелестел в цветах деревьев, срывая их лепестки и увлекая в танец, или пробегался по полям с рисом и другими посевами.
[indent] Лис остановил облако у традиционной беседки и осторожно сошёл на землю, позволяя облаку и дальше баюкать Бетмору.
[indent] — Цукирэ-сама… — из тени цветущих кустарников показалась высокая слаженная мужская фигура. — Приветствую вас и очень рад видеть…
[indent] — Тэмотсу… — Цукирэ улыбнулся и подошёл ближе, оказываясь названному по плечо. У него, как и у Бетморы были врановые черные крылья, крупное натренированное телосложение и спокойный глубокий взгляд. Вот только ростом он был пониже и кожа отливала насыщенно красным, а на лице выделялся гигантский длинный нос с его собственное предплечье. Облачен ёкай был в одежду ямабуси — боевых горных отшельников, — но вместо привычной шапочки и лысой головы имел вполне себе длинные густые чёрные волосы, которые даже не повязывал, а носил распущенными до пояса.
[indent] — Кто это, Цукирэ-сама? — Гулкий низкий голос басил спокойно и с уважением, в котором чувствовалось бесконечная благодарность и поклонение.
[indent] — Это мой драгоценный гость. Обходись с ним даже лучше, чем со мной.
[indent] — Хорошо!.. Цу-Цукирэ-сама, у вас что-то идёт изо рта… — Обеспокоенная нотка просквозила в его речи, на что Цукирэ едва заметно сконфузился и поспешил утереть уголок губ и подбородок от чёрной крови — он даже не заметил, привык. — И ваша кожа… — она тускло мерцала, как и луна, устало повисшая над их головами. — Вы ранены? Вы больны?
[indent] — Всё в порядке, Тэмотсу. Всё происходит должным образом, — мягко улыбнувшись, лис невесомо коснулся плеча своего верного слуги в успокаивающем жесте, — присмотри за нашим гостем и подготовь угощения, а я отправлюсь к Лунному источнику.
[indent] — Может, лучше я принесу вам свящённой воды?
[indent] — Нет. Она нужна и ему. — Коротко отрезав и став вдруг властно серьезным, Цукирэ исчез в густом тумане и только там смог, наконец, расслабиться и издать тихий стон боли, чтобы вновь взять в себя в руки, ведь путь предстоял неблизкий. Но он точно знал, что успеет вернуться, если не к пробуждению, то чуть позже, и не заставит себя долго ждать ни своего гостя, ни его рану.

Отредактировано Ren Mochizuki (20.06.2022 20:10:50)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

🎵 саунд для атмосферы 🎵

Тэнгу сидел в тени цветущей сакуры на деревянных досках небольшой террасы, что окружала по периметру чайный домик. Сидел так тихо, что его ненароком можно было бы принять за охранную статую. Он работал над очередным подарком для своего покровителя и господина — сосредоточенно вырезал на однозубых гэта, что успели уже в народе прозвать его же именем из-за схожести с длинным носом, облака. Те эффектно угадывались в чёрной древесине эбена, олицетворяющего ночное небо, и устремлялись к молодому месяцу, который уже красовался посередь двадцати двух сантиметрового зуба. Тэнгу надеялся, что новая пара гэта понравится Цукирэ-саме, тем более, что таких высоких у него ещё не было: будет удобно прогуливаться во время дождя в землях людей, когда Цукирэ-сама, наконец, сможет спуститься туда — тэнгу отчего-то верил в это и мечтал за двоих — или же ему станет удобнее общаться с более высокими существами и богами. Тэмотсу, будучи выше почти на целый этот зуб сандалий, каждый раз чуть присаживался и опускал взгляд, не смея смотреть в глаза своему господину. Цукирэ-сама из-за этого слегка злился — он постоянно твердил ему быть собой, — но тэнгу не мог с собой ничего поделать: бесконечное уважение не давало ему право возвышаться над своим покровителем, над своим владыкой, которому Тэмотсу был обязан жизнью и нынешним положением. Тогда безгранично добрый и справедливый Цукирэ-сама попросил тэнгу изготовить ему такай-гэта — сандалии с двумя зубами десяти сантиметров высотой — и носил их не снимая, чем бесконечно радовал Тэмотсу и явно действовал на нервы остальных жителей Лунного дворца, которые были ниже даже Цукирэ-самы. Теперь же в этих тэнгу-гэта его господин станет выше даже него — Тэмотсу об этом мечтал. Ему даже порой снились сны о том, как он возвращался к своей прежней низшей вороньей форме и подолгу потом грустил о том, что оные оказывались лишь причудами его собственного сознания, а вовсе не реальностью, в которой он, наконец, перестанет выказывать неуважение Лунному лису своими эволюционировавшими габаритами. Цукирэ-сама каким-то невероятным образом догадался об этом и поначалу даже пытался уговорить его, что зря он так зациклен на своём росте, но безуспешно и в итоге оставил данную затею. Так думал Тэмотсу. Уже через пару столетий он понял, что Цукирэ-сама на самом деле не смирился, а добился всё  же своего, просто пошёл иным путём — предложил сделать ему первый подарок, а потом ещё один и ещё, и в итоге теперь носил только высокие гэта личного изготовления своего верного тэнгу. А ещё Тэмотсу случайно узнал о том, что Цукирэ-сама мог запросто внушить ему, что угодно, но не сделал этого. Так он преисполнился ещё большим благоговением к своему покровителю и своему владыке.
[indent] «Интересно всё же, кто это такой?»
[indent] Тэмотсу не терпелось узнать об этом драгоценном и безусловно важном для Цукирэ-самы госте, раз уж тот позволил ему прибыть в своё сокровенное тайное место. Но Тэмотсу не спешил строить догадки: когда-то Цукирэ-сама сказал ему, что это пустая и недостойная затея, что ему стоит учиться слушать и видеть то, что скрыто, учиться собирать информацию и только, когда оной будет достаточно, делать выводы и действовать согласно ситуации. И Тэмотсу учился. А иногда Цукирэ-сама противоречил сам себе, начиная прямо вслух выстраивать различные теории о том да о сём, даже о внезапно сбросившем свои тысячелетние листья дереве, как-будто повсюду искал заговоры и выдумывал то, чего на самом деле явно не было. Это поведение поначалу эволюционирующего тэнгу вводило в ступор, но с годами он решил, что Цукирэ-сама просто развлекается от скуки именно тогда, когда ему особенно тяжко и тогда он позволяет проявиться природе новорожденной или юношеской луны. А может, так просачивалась темная природа обратной стороны, которая пугала даже его — Тэмотсу — и которая, как он знал, со слов сплетников, являлась безумием самой тьмы. Впрочем, и их с годами Тэмотсу, тогда ещё Сузуму, перестал слушать всерьёз, но при каждом посещении свящённых гор и Земного мира, где обитал его всё ещё не эволюционировавший народ, он продолжал прислушиваться к толкам любого рода, учась собирать ту самую информацию либо приносить её Цукирэ-саме, который мог спускаться туда только по особо редким и особо важным поручениям великого Цукиёми-но-ками, чтобы поставить на место каких-нибудь особо распоясавшихся ёкаев, как когда-то случилось и с народом тэнгу, убив их лидера. Вот только его Цукирэ-сама так и не убил и обратил тэнгу на свою сторону внезапно мирным образом. Возможно, а скорее всего на самом деле так и есть, великий повелитель ночи и луны позволяет существовать Тэмотсу и даже посещать своих «воронов» только из-за того, что Тэмотсу слушается и боготворит его сына и наследника. Ещё Тэмотсу то и дело ловил себя на мыслях о том, что рано или поздно им двоим это ещё аукнется, когда великий Цукиёми-но-ками всё же решит, что у его наследника слишком сильные и опасные сторонники, и что его сын собирается его низвергнуть. Тэмотсу не понимал откуда такие мысли — может, это тоже своего рода безумие, проявление его собственной никуда не исчезнувшей темной стороны? — не может же он предвидеть будущее: такого он за собой не припоминал, но ведь и раньше он был куда более допотопен в своём развитии. Это всё те же догадки — так он думал — и опасался, что поделись он этими мыслями с Цукирэ-самой, тот бы его хорошенько отругал или разочарованно вздохнул, чем наказал бы сильнее; однако Тэмотсу никак не мог выбросить эти вещи из головы.
[indent] Тэнгу едва слышно вздохнул и взглянул, не поднимая головы, на луну, висящую над ним и гостем, а после покосился на последнего — тот мирно спал, изредка издавая тихие тревожные звуки. Или же Тэмотсу так только казалось. Отчего-то тэнгу был уверен, — чувствовал своим звериным чутьём, — что виновник самочувствия Цукирэ-самы именно он, этот неопознанный то ли бог, то ли демон. Тэмотсу смотрел на чужие величественные врановы крылья и молча вздыхал по своим, ведь они в отличие от его тела не выросли и не видоизменились вместе с ним, так и оставшись прежних размеров, однако летать это Даитэнгу не мешало, ведь он научился использовать свою силу иначе и всё благодаря Цукирэ-саме.
[indent] «Если с господином что-то случится,» — думал он, строгая узоры облаков и поглядывая одним глазом то на спящего, то на луну, — «я убью этого гостя.» — Без тени сомнений, нарушив приказ обращаться с ним лучше, чем с самим Цукирэ-самой.
[indent] Но с господином, похоже, всё было в порядке. По-крайней мере, самочувствие его определенно улучшалось — луна уже мерцала не так часто и светилась чуть ярче, чем прежде, перестав походить на призрачную бледную тень самой себя. Лишь бы так и продолжалось, возвращаясь к прежней целостности.
[indent] На какое-то мгновение его драгоценное светило и вовсе погасло — или так только показалось Даитэнгу, но длилось это будто маленькую вечность — и он вскочил, перепугавшись быстрее, чем успел осознать произошедшее с луной.
[indent] Но ведь Цукирэ-сама не может погибнуть! Не может же? Он возродится вновь! Такова его природа…
[indent] И когда луна вновь засияла, Тэмотсу успокоился и тяжело опустился назад. Облегчению его не было предела. Почти в этот же момент пробудился и гость, точно почувствовавший нечто неладное, и тэнгу не без интереса воззрился на него, выжидая каких-либо реакций или приказов, но тот только поздоровался и поинтересовался не ракшас ли Тэмотсу. Кто такой этот ракшас и что это — имя или видовая принадлежность — тэнгу не знал. И он ждал, слушая, высматривая и собирая информацию, как и учил владыка.
[indent] — Приветствую вас, господин. — Тэнгу отложил своё важное занятие, — располагайтесь удобнее, — затянул он приветственные расхаживания, которые, однако, несколько отличались от общепринятых, что в мире Небесном, что в Земном. — Здесь угощения и напитки. — Приглашая жестом под крышу чайного домика, продолжил он, а после указал на луну, — с Цукирэ-самой всё порядке: отлучился, но обещался вскоре вернуться. — И Даитэнгу улыбнулся, как умел — кривовато, с подрагивающими в конвульсиях губами, — надеясь, что важный гость не расценит данную выходку за нечто негативное.
[indent] — Я — верный слуга и защитник Цукирэ-самы, можете звать меня Тэмотсу. — Он поднялся и уважительно поклонился, умышленно не называя себя полностью, ведь он ещё не знал, имеет ли права и безопасно ли раскрывать себя и оставившего его в живых Лунного лиса.
[indent] — Если желаете, — Тэмотсу распрямился, — я могу принять более приятный вам вид или даже обратиться девушкой. — Длинный нос, торчащий с вроде как даже симпатичного лица, точно несуразная палка, перестал смущать самого Тэмотсу совсем недавно: каких-то пару десятков лет назад.
[indent] Но не успел тэнгу услышать ответа, как цветущие неподалёку кусты зашуршали, и из них показался Цукирэ-сама — несколько потрёпанный и непривычно уставший, но вполне решительный, потому как активно заворчал, когда одна из веток уцепилась за длинные полы его кимоно, а другая запуталась в волосах, не желая выпускать. Лунный лис тихо ругался, освобождая себя — похоже, это был далеко не первый такой куст. Тэмотсу мысленно улыбнулся; он не поспешил на помощь, иначе бы скомпрометировал своего повелителя — тот и сам справится с каким-то коварным растением.
[indent] И он справился, не без некоторого труда, правда, но довольно быстро. Завидев их двоих, Цукирэ-сама широко улыбнулся, но тут же смутился — видимо, понял, что у сцены сражения с кустом оказались зрители. Однако лишь на мгновение: изящная чёрная когтистая рука скользнула к серебристому поясу оби, сливаясь с иссиня-чёрными одеждами, и легким движением сняла веер. Едва заметное касание, и тот бесшумно раскрывается, чтобы изящно прикрыть часть торса и лица, позволив своему хозяину незаметно поправить ворот и выбившиеся волосы. Одним из качеств Цукирэ-самы, которые восхищали Тэмотсу, было умение принять непринужденный, величественный и грациозный вид, обращаясь тут же в идеальное совершенство, даже, если при этом он и выглядел откровенно потрепанно.
[indent] — Бетмора, вы проснулись. — Подходя, нет, подплывая ближе, его господин томно улыбнулся, всё ещё прикрывая свои губы за расписным черно-серебряным веером. Хищные лисьи глаза — отражение «двуличности» лунного светила и самого лунного темного оборотня — искренне смеялись. Тэмотсу знал, что этот будоражуще уставший и манящий тон голоса зарождается в грудине его владыки только в особо приятные для него моменты, когда он счастлив. А счастье, оно может быть разное, но непременно приятное.
[indent] — Вы уже познакомились? — Цукирэ-сама смотрел уже на тэнгу, но обращался и к гостю.
[indent] Тэмотсу кивнул, улыбаясь в ответ и уже практически без конвульсий. Он принял из рук Лиса кувшин со священной водой, отмечая, что Цукирэ-сама пьян. Не просто пьян, как от саке или от этой лунной воды, коим отчасти она и являлась, но пьян чуть сильнее, чем обычно, когда его организм реагировал на ее целебное действие, когда хваленой лисьей регенерации требовалась помощь на чрезмерно ядовитое вмешательство извне. Видимо, выпить этой воды владыке пришлось слишком много.

Отредактировано Ren Mochizuki (28.06.2022 22:07:04)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Что-то в Бетморе неумолимо изменилось: Цукирэ почувствовал пропасть, выросшую непонятно откуда и из-за чего; и ему не нужно даже было для этого производить визуальные наблюдения — пока кровь «жертвы» переваривалась его организмом, чтобы слиться с собственной питательными или не очень веществами, связь с внутренним миром эмоций оставалась, истончаясь со временем переработки этой самой чужой крови. Вот только из-за собственного отравления и опьянения священной водой по причине последнего Лунный темный оборотень никак не мог понять, что именно переменилось в его драгоценном госте да и пропасть ли то.
[indent] Бетмора пребывал каким-то чрезмерно серьезным и смотрел на Цукирэ, будто не хотя, ещё и шаг назад сделал — всё это не ускользнуло от хитрых, наблюдательных и слишком внимательных глаз лиса. Когда ты всю свою жизнь в основном только и делаешь, что наблюдаешь и изучаешь других издалека, то даже с учётом хаотичности собственной натуры в определённый момент инстинктивно заметишь изменения в чужих душах, хотя бы эти самые намётки и колебания, из которых подчас и состоит мир эмоций, точно гладь воды, реагирующая на какие-либо «вторжения».
[indent] Но даже с кровью внутри Цукирэ Бетмора оставался загадкой для лиса.
[indent] Может, они успели не поладить с Тэмотсу? И Цукирэ скосил пытливый, блестящий взгляд поверх веера на своего верного тэнгу — тот наполнял пиалу лунной водой из принесённого кувшина и внешне пребывал в умиротворенном состоянии. Тэмотсу ещё не умел притворяться, особенно перед своим благодетелем, и лис это прекрасно знал, поэтому вариант с конфликтом отпал сам собой. Конечно, оставался ещё вариант молчаливой и вынужденно вежливой отстраненности самого Бетморы — он вполне успел уже показать себя, как практикующего данную философию поведения, — но было всё же что-то иное.
[indent] Может, Бетморе приснилось что-то неприятное? Что, если безошибочная и безотказная магия снов, которой Цукирэ владел в совершенстве, дала осечку или просто не сработала, как надо, на этом удивительном демоне, олицетворяющем потустороннее солнце? Если уж его кровь так ядовита, то мог же и Лунный темный оборотень сделать впервые такую значительную ошибку.
[indent] Или же…
[indent] — Самочувствие превосходное! Благодарю за ваше небезразличие, — которое, однако, выглядит как оно самое — лишь вымученная вышколенная вежливость по законам этикета и прочим правилам, которые так раздражали Цукирэ, особенно в его личном тайном месте отдохновения души и тела.
[indent] Он скользнул игриво улыбающимся взглядом поверх веера уже на лицо Бетморы, не спеша расстраиваться из-за такой внезапной холодности своего гостя, хотя внутри уже плескалась буря, готовая вот-вот вырваться наружу.
[indent] — А вам удалось отдохнуть? Надеюсь, сны были приятными, — улыбнулся, скрывая эту самую улыбку за расписной бумагой между металлическими спицами-ножами. — Или всё же они вас расстроили?
[indent] Голос соскользнул со спокойных ноток куда-то в район сдерживаемого волнения, однако ещё не опознанного в минус или в плюс — аж Тэмотсу отвлёкся от разливания напитков и уставился на Цукирэ. Этот скачок можно было бы сравнить с плывущим по горной речке плотом: вот течение благодатное, оно несёт плот быстро и целеустремленно, помогая страждущему добраться поскорее до финальной точки своего путешествия, а вот уже плот подбрасывает на первом пороге и бурными волнами несёт к следующему, рискуя опрокинуть и закрутить в ещё более опасных и сокрытых от неопытного глаза подводных вихрях бурлящих вод.
[indent] — Почему вы меня сторонитесь?
[indent] Не давая возможности ответить насчёт снов, в лоб выдаёт Цукирэ, опуская к груди веер. Ещё более серьёзный, чем у Бетморы, взгляд глаза в глаза.
[indent] — Я вам омерзителен?
[indent] Вот только, если лис увидел в этом взгляде неприязнь, то в его собственном плотина серьёзности вдруг задрожала, обещаясь вот-вот пойти трещинами и рискуя выпустить на волю первые воды искреннего огорчения и раненого в душу, впечатлительного, доверчивого мальчишку или же опечаленного неловкого влюблённого юношу.
[indent] Он сделал резкий шаг навстречу, возвращая то увеличенное зачем-то демоном расстояние между ними.
[indent] — Потому что пьян? Потому что растрепан, потому что веду себя вновь неподобающе или я успел вас ещё как-то разочаровать, пока отсутствовал?
[indent] Ещё шаг и ещё. Пусть Бетмора сделает хоть тысячу шагов назад от него, Цукирэ сделает две тысячи навстречу.
[indent] — Или вас расстроило это место и мой верный друг?
[indent] Голос дрожал, как и спокойствие на дне таких разных зрачков. Цукирэ приближался, даже не замечая, как увеличивается в размерах, точно легкомысленное облако, вдруг обращающееся в грозовую тучу. Он махнул веером в сторону, и что-то от Бетморы отлетело в сторону, точно некая клякса, но он ее заметил. Почувствовал.
[indent] Она звала его.
[indent] — Что это?!
[indent] Цукирэ схватил демона за запястье раненой руки — его острые звериные когти и длинные пальцы без труда обхватили мощную лапищу Бетморы, а сам он смотрел на гостя уже сверху вниз, возвышаясь над тем непроглядной чёрной живой тенью, точно гигантское хаотичное чёрное пламя с пылающим белоснежно-серебристым глазом где-то ближе к самой вершине его чёрных языков.
[indent] — Ну надо же!
[indent] Голос громыхал, как тысячи горных ручьев, и каждый из них соревновался с другим в эхе — от такого можно было даже сойти с ума, но Цукирэ себя не слышал да и не видел ничего вокруг, кроме чёрной маслянистой крови, неистово пульсирующей из раны на дрожащей, и явно в нежелании подчиняться, чужой ладони, ставшей отчего-то такой хрупкой и маленькой.
[indent] «Грозовой» великан склонился к ладони и открыл рот, приглашая столь рвущуюся прыгнуть к нему на язык живую кровь. И чтобы её хозяин не делал, у той, видимо, были собственные желания и мысли на сей счёт. Как же можно отказать тому, кто так тянется к тебе, и к кому тянешься ты? Он клацнул теневыми зубами пасти и облизнулся длинным чёрным языком, прикрывая в блаженстве глаза, точно некий одержимый, получивший дозу того, без чего было физически и эмоционально тяжело. И тут же начал уменьшаться в размерах, обретая привычные человеческие очертания.
[indent] — Кажется, теперь мы друг без друга не можем… — Выдохнул возвращающимся и к привычной тональности голосом, словно громыхавшая над головами Бетморы и Тэмотсу буря решила свернуть в сторону и в итоге рассосаться. Охнул и зашатался, словно цветок водяной лилии на потревожившем её ветру.

Отредактировано Ren Mochizuki (05.07.2022 18:12:12)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Тэмотсу прекрасно знал, каким непредсказуемым и пугающим может оказаться его владыка, если кто-то посмеет принять, а потом отказаться от его искренних чувств, которые Лунный Лотос почти никому не дарил. Особенно непредсказуемыми и бесконтрольными они могут проявиться именно в сильном опьянении — в состоянии подпития Цукирэ-сама и свой свет не слишком-то держал в узде, что уж говорить о Тени.
[indent] Тэмотсу боялся Тень.
[indent] Несколько раз он имел с ней дело и не сможет забыть те чувства никогда. Но также он нашел способ укрощения Тени, и сейчас, когда та росла на глазах, он приготовился воспользоваться своим тайным знанием. Начищаемая до этого пиала была осторожно отставлена на столик, а сам тэнгу во все глаза следил за происходящим.
[indent] Тень росла. Прорвавшись сквозь внутренние стены-клети и освободившись, она негодующе капризно вопрошала у гостя Цукирэ-самы, чуть ли не наступая на того. Тэмотсу не удивился бы, если бы она поглотила этого полубога, назвавшегося просто Бетморой. Однако тэнгу знал, что случись это, Цукирэ-сама потом огорчится так, что, может, даже не простит себе этого вопиющего убийства-поглощения того, кого он выделил в столь важный ранг для себя.
[indent] Наверное, Тэмотсу полагалось бы приревновать, но он не знал этого чувства, а даже, если бы знал, то он знает, что не имеет право на него: с Цукирэ-самой у них совершенно иные отношения, чем у Цукирэ-самы с этим просто Бетморой. Или же тут всё-таки односторонние отношения, раз Цукирэ-сама настолько расстроился, что позволил Тени выйти наружу? Может, стоит тогда убить этого просто Бетмору, чтобы порадовать своего владыку? Пожалуй, после такого Тень может убить и самого Тэмотсу. Нет, это точно не вариант — раз уж Лунный лис даровал жизнь лидеру низших тэнгу, ослушавшись своего великого отца, потому что не смог отнять эту самую жизнь, то вряд ли его обрадует смерть того, кого он так высоко оценил, впустив в своё тайное сокровенное место, как бы тот его не ранил в самую душу. Пожалуй, нужно наоборот охранять и защищать этого просто Бетмору, пока он здесь — первый и единственный на памяти Тэмотсу чужак.
[indent] Миска с жареным тофу на ощупь легла в крепкую красную лапищу, пока тэнгу не переставал следить за каждым шагом повздоривших. Кажется, в мире людей такие ссоры частенько происходят между супругами — несколько раз Тэмотсу видел нечто похожее, когда спускался в деревни или города, чтобы достать для своего покровителя и владыки любимейшие лакомства, к которым его тянуло на каком-то явно генном уровне, свойственном лисам-оборотням. В такие моменты ссоры мужьям обычно очень сильно доставалось, и сейчас Цукирэ-сама со своей Тенью и просто Бетморой были просто один в один, как обиженная жена и провинившийся пьяный муженёк. Только сейчас на самом деле пьяна была «жена». Почему-то от этой ассоциации Даитэнгу мысленно улыбнулся — он знал, как его владыка, когда чуть выпьет, порой сокрушается по поводу своего вынужденного одиночества и невозможности полюбить. Ведь только в этом месте Цукирэ-сама раскрывается хоть немного даже перед самим собой.
[indent] — Вот смотрят они на луну и стихи пишут своим возлюбленным, а луна что? Хоть кто-нибудь из них хоть когда-нибудь задумывался о том, как луне одиноко? Что луна, может, тоже хочет этой самой любви, а, Тэмотсу?! Вот скажи мне! — Тэмотсу на такие речи лишь молча кивал и вздыхал — он не знал, что ответить. Он бы хотел подарить хотя бы каплю той любви, о которой так мечтал его владыка, но он не мог да и не имел права — его любовь иная.
[indent] Выходит, луна всё же нашла кого-то, кого смогла бы полюбить?
[indent] Впрочем радужные мысли не успевают даже толком обосноваться в головушке Даитэнгу — его эбонитовые глаза сами ползут на лоб при виде ожившей чёрной крови этого просто Бетморы. Та устремляется в рот Тени, словно только и ждала этого чудесного момента. Как такое возможно?! Тэмотсу помнить не помнил, чтобы Цукирэ-сама мог влиять на чью-то кровь и уж тем более оживлять ее — он питался кровью и связывался через неё с ее носителем, но точно не оживлял и не манипулировал ею на расстоянии. Да и по реакции Тени, похоже, для неё эта живость крови тоже оказалась неожиданностью. Судя по всему, очень приятной.
[indent] Насытившись, Тень начала возвращаться в нутро владыки. Выходит, это сила этого просто Бетморы или что?
[indent] Тэмотсу вздрагивает от внезапного крика просто Бетморы. Ширит глаза ещё сильнее от каждого пророненного гостем слова, когда смысл тех доходит до него. Распознаёт в крике страх, а потом и отголосок обиды, скрытой, но явно не меньшей, чем у владыки.
[indent] — Ну да! Пил! А что такого?! — Парирует пьяненький Цукирэ-сама, прежде чем повалиться в руки просто Бетморы.
[indent] Вот уж точно двое любовников что-то не поделили. И, может, всё же не жена пьяна, а муж? Даже интересно, кто из них на какую роль подошёл бы, они меняются ими с завидной скоростью — обычно у людей не всё так неоднозначно… кажется…
[indent] Но… Но стоит ли беспокоиться о выкрикнутом просто Бетморой? Ведь Цукирэ-сама живехонький, да и яды для него это совершенная ерунда — водится за владыкой странное увлечение тащить в рот всякую пакость.
[indent] Гость внезапно обращается к Тэмотсу, пребывая в полнейшей панике, оказываясь совсем рядом с Цукирэ-самой на руках, и только тут тэнгу понимает, что всё это время сидел с раскрытым ртом и с миской тофу на вытянутой руке, застывшей, словно в моменте ее поднятия со стола.
[indent] Он часто моргает, опуская миску назад, и неловко прочищает горло. В следующее мгновение он уже наблюдает, как владыку укладывают на колени и от этого странного действия веет такой интимной близостью, что хочется взорваться возмущением, мол как вы смеете трогать подобным образом моего господина, но Даитэнгу лишь сглатывает свои чувства и снова моргает, пытаясь осознать происходящее и как именно следует поступить — владыка тем временем пьяненько хихикает и воркует что-то невразумительное, словно потерявший связь с реальностью, поглаживая обнаженную шрамированно-татуированную кожу накаченного торса просто Бетморы, мышцам которого можно было даже позавидовать.
[indent] — Но… кажется, владыке хорошо и даже слишком… — Выдаёт неуверенно тэнгу на слова об очень, просто безумной опасности. — Никогда не видел его в таком состоянии… Он часто пьет чужую кровь и часто пьет лунную воду, еще чаще саке, но столь сильно пьяным я его ещё не видел… да и… — Тэмотсу запнулся и перевёл взгляд на просто Бетмору, чтобы добавить, — ему же нравится. — Откашлявшись, он осторожно кивнул в сторону паховой области Цукирэ-самы, где под тканью его кимоно, едва не распахнувшегося полностью из-за манипуляций гостя, ощутимо выделялись улики этого самого весьма внушительного удовольствия, которое испытывал владыка.
[indent] И Тэмотсу позволил себе ещё более осторожно прикрыть обнажившиеся бедра своего господина.
[indent] — Цукирэ-сама часто принимает разного рода яды, и в нем довольно много сейчас лунной воды — поэтому он настолько пьян — видимо, выпить пришлось серьезно больше, чем обычно. Она обладает исцеляющим действием, но и пьянит. Вот. — И Тэмотсу подал пиалу с водой гостю, а после поставил рядом ещё одну.
[indent] — Он ходил за ней и для вас. Вам тоже стоит выпить…
[indent] — Обязательно сто́ит! — Прервал его Цукирэ-сама и странно оскалился, бесшумно хихикнув, а после уткнулся носом куда-то в подмышку просто Бетморы. Нос у него наверняка был холодным, прямо, как в лисьем обличии, да и сам владыка был довольно холодным всегда. Его когтистые пальцы скользнули по животу, отсчитывая кубики пресса, к груди и остановились на полукольце в соске, похожем на серп юного месяца, только перевёрнутого.
[indent] — Мне так… хорошо… — прошептал владыка и медленно лизнул просто Бетмору, уже отсчитывая его косые мышцы пресса своим длинным чёрным языком.
[indent] Тэмотсу сжался и тихо коротко откашлялся, отводя взгляд в сторону:
[indent] — Может, мне стоит оставить вас наедине? — Вопрошая скорее у просто Бетморы, потому как владыка явно был бы не против этого. — Но если что… можно попробовать окунуть Цукирэ-саму в сам источник лунной воды. Если это побочное воздействие вашей крови.
[indent] И тут вдруг Цукирэ-сама резко выгибается в пояснице и шипит, случайно оцарапывая гостя своими звериными когтями и пуская тому кровь. Снова Тень что ли? Что ж ей надо?! Тэмотсу невольно подрывается, готовый что-либо делать.

Отредактировано Ren Mochizuki (07.07.2022 02:29:40)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

И почему эта безумно вкусная, умопомрачительно манящая, совершенно невероятная чёрная густая кровь какое-то оружие? Да, её можно было назвать ядом, потому что поначалу Цукирэ и впрямь стало ощутимо не по себе от физического до ментального состояния, что он успел аж испугаться не меньше самого хозяина этой чудной крови — поэтому и пришлось выпить так много лунной воды — но теперь-то лис чувствовал себя неповторимо прекрасно, обратившись каждой физической клеткой внутри и снаружи, каждой частицей своей души и разума в некий абсолютный нервный импульс, реагирующий буквально на всё. Ему, действительно, сейчас было слишком хорошо. Так хорошо, что плохо и наоборот — потому что плавящее и мозги, и тело столь сильное и ранее не испытываемое возбуждение причиняло и боль, и удовольствие одновременно. Каждое мимолетное прикосновение, каждый волосок, выпуклость или впадинка, каждый шрамированный сложный рисунок на мощном обнаженном теле держащего его в своих сильных и властных объятиях демона отзывались тут же в мозг оборотню, вынужденному сдерживаться — каким-то чудом Цукирэ ещё мог осознавать, что происходящее с ним в компании едва знакомого чужестранца и, более того, будущего зятя, неправильно. Ну, по-крайней мере, не в первую же официальную встречу. Хотя что там, Цукирэ уже с первых мгновений заинтересовался этим необъятным мощным громилой, кажущимся таким отстранённым и холодным, одиноким, мрачным и жутко интригующим — что оказалось недалеко от правды.
[indent] Он слышит чужое сердцебиение — такое громкое и ещё недавно бывшее бешеным, а сейчас становящееся всё более умиротворяющимся, точно затихающее на утро после ночной бури море — и судорожно подтягивает к себе свои окровавленные когти, которыми буквально несколько мгновений назад распорол эту крепкую воинственную грудь. Ох, ну почему этот демон — такой невыносимо соблазнительный и горячий — столь сильно скован нормами приличий? А ведь он с северного Запада, в нем течёт варварская дикая кровь! Может, все те бесконечные слухи о чужих землях и высших созданиях, им покровительствующих, враки? А единственный тут бессовестный и грязный развратник — это якобы благоразумный сын бога ночи и луны, олицетворение невинности, романтизма и чистоты?
[indent] «Какой стыд!»
[indent] Хоть Чёрное Солнце уже и успел немного познакомиться со слов и даже немного лично с темной стороной Луны, подобное разнузданное поведение при почетном госте и будущем зяте просто недопустимо даже для Тени. И всё же Цукирэ, думая об этом, тянет в рот свои когтистые, сочащиеся чужой аппетитной кровью, пальцы и облизывает их своим чёрным языком, оказавшимся удивительно живым и гибким, со вкусом: от острого кончика через длинное крепкое тело к основанию, пока не касается подушечки пальца — и так с каждым — прикрывая от удовольствия глаза и мелко-мелко дрожа от едва сдерживаемого желания намного большего.
[indent] Эта кровь сводит с ума.
[indent] Цукирэ уже почти не слышит о чем говорят те двое громил, чем-то похожих в своих общих животных чертах. В его ушах грохочет собственное пылающее сердце, смешиваясь с более тихой песнью чужого, подгоняемое неистовым желанием чужой крови, вступившей в какое-то невероятное мистическое слияние с его собственной и теперь так и подмывающей переступить черту и взять ещё. Ещё и ещё. И не только крови. Кажется, крови уже просто навсего будет мало. Лишь бы не сорваться и не начать жадно вылизывать глубокие кровоточащие царапины на этих безумно крепких и точно очень вкусных, как и сама кровь, мышцах груди. Она же отчего-то затихла и сама не торопится к его губам, будто выжидает чего-то.
[indent] Он закрывает глаза и тяжело дышит, прилипнув лицом к распаленной серой коже. Его куда-то несут, бережно придерживая, точно он некая эфемерная пушинка или крохотный и хрупкий, прирученный и запуганный, некогда неуловимый хищный зверёк. Он и впрямь себя таковым ощущает в этих сильных безжалостных руках тысячелетнего воина-убийцы — вот только не запуганным, а притихшим из-за усиленных попыток сдержать то, чего так хотят уникальные серебристо-лунная и мазутно-черная солнечная кровь, слившиеся воедино против воли их носителей, точно безумные изголодавшиеся любовники в порыве страсти.
[indent] Кажется, передвижение занимает много времени, но оно сейчас, как и всё окружающее, помимо Бетморы, не существует. Цукирэ скован и напряжен, он трепещет в руках чужестранца и плавится, усиленно при этом стараясь думать о чем-либо другом, чтобы хоть как-то сбить или вовсе избавиться от непрошеного и какого-то аж чрезмерно наркотического возбуждения, перед которым, однако так сложно устоять. Но ничего не выходит. Только этот демон имеет значение. Лис поднимает затуманенный взгляд. И свободная рука невольно сама тянется к точеным скулам, но так и не успевает коснуться, потому что всё внезапно останавливается, а после ухает вниз. Хоть и относительно плавно. Цукирэ моргает, разрывая свой загипнотизированный зрительный контакт с тем, кто на него даже не смотрел весь этот неизвестный и несуществующий путь. Неужели он настолько не интересен этому демону? Глубокая печаль вновь заскребла под рёбрами, рискуя выпустить всю его внутреннюю Тьму, да тут же исчезла, стоило только Бетморе зашептать, обдавая щекочущим прохладным дыханием чувствительные уши, пылающие изнутри, как и всё тело, бритые виски, увитые рисунками черных облаков, и обнаженную шею. Цукирэ слышит странный звук, похожий на утробный рык вперемешку с глухим стоном на судорожном выдохе, и только через мгновение понимает, что тот слетел с его собственных губ, всё ещё чувствующих вкус и ощущение чужой испещренной шрамами-татуировками кожи.
[indent] — Я… я… — рвано дыша и пытаясь уцепиться ставшими вдруг совершенно непослушными руками за плечи Чёрного Солнца или хотя бы за его древнее украшение из монет и пластин.
[indent] — … я так хочу вас… пр-простите!.. — Спохватываясь и спеша поправить себя и рвущееся наружу дикое желание. Нет. Жажду.
[indent] — Где мы? — В попытке увести тему в сторону Цукирэ оглядывается и запоздало узнаёт сакральное место, а после замечает и неясный алеющий в тени деревьев и скал огромный крылатый силуэт.
[indent] — Ах, это… — отчасти лис обманывает — он не до конца осознает, что от него хотят — думать слишком сложно в такой откровенной интимной близости от того, кого безумно сильно хочешь.
[indent]  — Н-нет… я… я не могу раздеться — вы можете увидеть нечто неприятное. — Имея ввиду своё возбуждение. — Я лучше в одежде…
[indent] И он пытается подняться на ещё более не послушные, чем руки, ноги, чтобы почти тут же, не справившись с равновесием, плюхнуться в воду, утянув за собой и того, кто пытался помочь.
[indent] — Пожалуй, я удалюсь. — Доносится до слуха сквозь плеск и шумное дыхание спокойная речь Тэмотсу, как только Цукирэ выныривает из-под кристально чистой воды, отражающей, точно зеркало, ночное звездное небо и ярко светящийся мерцающий диск луны. И никого не обнаруживает вокруг, помимо них двоих с Чёрным языческим Солнцем.

Отредактировано Ren Mochizuki (30.07.2022 10:54:25)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

「あなたがいれば すべての過去が
未来のために変わる
だからこの手を伸ばすよあなたの温もりだけが
この肌の下隠し続けた冷たい心溶かすよ
誰にも見せないどこにも行けない
本当の僕を抱きしめて Tonight (нажми)
🎵TAEMIN - Under My Skin (включи)

Что происходит? Цукирэ никак не может понять, путаясь всё сильнее и сильнее в хаотичных попытках разгадать хотя бы немного этого демона, словно в бурых водорослях, готовый уйти на дно. Но здесь ни водорослей, ни дна. Он всё ещё часто дышит от столь внезапного и перепугавшего его случайного падения, послушно перебираясь на выдолбленные скальные гладкие ступени, и позволяет себя раздевать. Он застыл, точно мраморное изваяние, не в силах отвести взгляда от лица Бетморы. Тело сковано сильной дрожью и бесконечными внезапно нахлынувшими мурашками от ещё более внезапных действий солнечного демона. Затуманенные сильным влечением глаза слегка увлажнились и заблестели пуще прежнего: правый готов поглотить своей бездонной тьмой, а левый ослепить своим бесконечным мерцающим светом. Черно-белые губы чувственно приоткрыты — с них срывается уже более глубокое и томное дыхание. Цукирэ опасается моргать и дышать чаще, словно от этого зависит его собственная бессмертная жизнь. Да так и есть, ведь он впервые испытывает нечто подобное.
[indent] Слишком приятно. Слишком безумно. Слишком желанно и долгожданно. Ради этого можно уйти на дно да там и остаться, лишившись божественности.
[indent] Неужели для Бетморы неважно, что они оба мужчины? Что тот, кто должен был обложить его всеми возможными почестями, испытывает к нему столь неприкрытое возмутительное влечение? Неужели ему, действительно, приятно сейчас раздевать вовсе не девушку, так аккуратно и ласково обходясь и с волосами? Цукирэ думает, что подобные действия со стороны почетного гостя слишком эротичны — никто ещё никогда не носил его на руках; никто и никогда ещё не раздевал его и уж тем более не видел обнаженным. Шумный громкий выдох, отдаленно похожий на стон удовольствия, срывается с пересохших губ.
[indent] Этот демон… он же не собрался помочь удовлетворить жгучее желание? Ох, Цукирэ бы так этого хотел. Наверное, именно поэтому он и не останавливает крылатого, наслаждаясь хотя бы этими манипуляциями. И он закрывает глаза от безнадежности — скорее всего Бетмора имел ввиду лишь купание; только поэтому он помогает избавиться от многоярусных длинных одежд, сковывающих движения и способных поспособствовать утоплению или по меньшей мере неловким последствиям для сверхъестественного создания; только поэтому заботиться о скромных украшениях, чтобы они не утонули и не попали на земли смертных через отсутствующее дно и бьющий водопад. Только поэтому?…
[indent] Но почему тогда Бетмора позволяет себе столь многое?! Как вообще посмел лишить одежд и явить своему недостойному солнечному взору наготу олицетворения чистейшей луны?! Ах… одно только это возмущение заставляет биться сердце возбужденного Лиса сильнее, и он чувствует, как кровь внутри Бетморы течёт всё быстрее и быстрее, когда он любуется лунной девственной наготой — какое же странное чувство — раньше связь через кровь была совсем иной, не столь сильной и не столь безумно приятной. Видимо, всё дело в том, что эта кровь принадлежит тому, кого Цукирэ возжелал с первого же взгляда, даже не зная, за кем тайно подсматривает.
[indent] Может ли быть так, что это всё игра? Тонкая коварная игра подземного Солнца — того, которое светит своими чёрными лучами для отвергнутой чужими богами Бездны? Что, если Бетмора на самом деле знал, кто такой Цукирэ, каковы его силы и как он дорог для владыки ночного царства? Что если он с самого начала притворялся, чтобы использовать глупую любопытную Луну в своих целях, зная, что та не сможет отказаться, чтобы не попробовать незнакомую для себя кровь высшего существа — чтобы избежать помолвки или и вовсе привести в действие какой-то более многоходовочный и сложный глобальный план западных солнечных богов против восточных лунных, а после, может, и солнечных?
[indent] «Ведь я совершенно его не знаю…»
[indent] Бетмора может быть сыном своих родителей, а те, не отличаются благородством уже только по словам самого же Бетморы.
[indent] — Не обижусь… — отвечает совсем тихо дрожащим голосом. Даже с закрытыми глазами Цукирэ ощущает мокрой кожей, как скользит по ней чужой восхищенный жадный взгляд, что вызывает всё более сильный наплыв бесконтрольных сладких мурашек.
[indent] «Но ведь и я сын своих родителей, и у меня есть выбор.»
[indent] И будь, что будет, но он хочет попробовать хотя бы раз в жизни то, о чем так давно мечтал — почувствовать чужое желание и отдаться собственному, испытать любовь, пусть и не взаимную, но с тем, от чьей близости забываешь дышать. И Цукирэ открыл глаза.
[indent] — Поцелуйте меня. — Серьезный взгляд и такой же серьезный тон. — Сию же секунду поцелуйте меня, Бетмора. — Решительно придвигаясь совсем близко, не разрывая гипнотизирующего властного жаждущего взгляда и опуская руку на широкую располосованную когтями грудь. — Эта вода не спасёт меня от необузданного желания слиться с вами единым целым. — Приподнимаясь и перекидывая ногу через бедра демона, чтобы оказаться сверху, стоя на коленях и прижимаясь всем своим крепким возбужденным, но куда более хрупким по сравнению с демоном, телом. — Только вы.

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Бетмора не заставляет себя долго ждать. Он говорит такие проникновенные чувственные речи, что Цукирэ невольно вздрагивает от каждого слова и взгляда, покрываясь всё новыми и новыми мурашками, сжимая свои пальцы на чужих плечах всё сильнее и снова опасаясь моргнуть или вздохнуть, будто бы это могло развеять наваждение или заглушить нечто очень важное.
[indent] Подобные речи опытный соблазнитель мог бы использовать в своих коварных целях: подчинить себе наивное одинокое сердце, жаждущее ласки, тепла и любви, чтобы насладиться телом, испить крови и высосать душу без остатка, оставив после образовавшуюся оболочку на растерзание недремлющей пустоте и незаживающей болезненной ране от предательства. Такими грязными соблазнениями как раз и промышляли ногицунэ, тёмные лисы-оборотни, тогда как светлые — кицунэ — желали дарить любовь чистую и искреннюю, выискивая взаимную ласку, доверие и тепло. И те, и другие пили кровь своих избранников или избранниц; и те, и другие обманывали, представая перед людьми прекрасными изящными девушками или юношами; и те, и другие могли соблазнить монаха, чужую невесту или мужа. Но разница в их любви была колоссальной — их помыслы и чувства разделяла огромная бездонная пропасть, отсылая к минусу или плюсу. Цукирэ же родился кицунэ, но матерью его была уже ногицунэ. Из-за взбалмошной крови обоих родителей, несущих в себе и свет, и тьму, он был склонен и к первому, и ко второму, но всё же общепризнанно считался всеми ногицунэ. Ему было запрещено любить и хоть как-то взаимодействовать со смертными или сверхъестественными существами в плане этого чувства и плотских утех. Его роль была куда более важной, нежели низменные желания тела и высокие души: освещать Небесный и Земной миры над морями, океанами и островами, вверенными под покровительство его священной семьи. Цукирэ принимал это одиночество, как должное, и верил, что когда-нибудь — через тысячи, а то и сотни лет — наступит и его черёд создавать новых богов и чудищ, как когда-то поступил Цукиёми-но-ками, зачав первым себе на смену Цукирэ. Но одно дело гордо принимать, другое — молча страдать от одиночества, украдкой подглядывая за любовниками или невольно выслушивая чужие любовные посвящения другим от романтиков, которые непременно вдохновлялись светлым ликом луны на ночном небосводе. Он даже не подпускал к себе слишком надолго обожаемых собственных младших братьев и сестру, чтобы не баловать себя чужим вниманием и привязанностями лишний раз, ведь они могли помешать исполнять его важнейший долг перед обоими мирами. И вот он нарушает собственные же уставы, бросаясь в омут с головой, вверяя себя от и до едва знакомому солнечному демону — по сути врагу, ведь именно из-за Аматэрасу отец и все последующие олицетворения Луны находятся в изгнании, вынужденные быть навечно позади Солнца, лишенные прежних привилегий, родного дома и с осквернённой репутацией темного ночного божества, подчиняющего себе чудищ и тьму. 
[indent] Но, если честно, Цукирэ ни о чем не жалел. Впервые за долгие сотни лет. И он был готов принять любое наказание за одну ночь вожделенной долгожданной чистой любви. Ведь только увидев этого солнечного демона, он уже получил самое страшное наказание через самый лучший подарок судьбы: Солнце и Луна никогда не смогут быть вместе — таковы правила его мира, и их определила верховная богиня Солнца, Аматэрасу. Вряд ли отец позволит им с Бетморой быть вместе — даже, если бы между ними не стояла никакая помолвка — раз уж тогда он позволил Солнцу довольно обманным путём изгнать себя, при этом даже не претендуя на права своей солнечной сестры в роли властителя Небесного мира.
[indent] Цукирэ не жалел, и об этом не жалел и Бетмора — кровь демона не могла врать, каким бы тот по итогу не оказался бы трикстером, сумевшем переиграть другого трикстера. Кровь демона неистовствовала и нашептывала о том, как ее хозяину одиноко, вторя его желаниям разделить это одиночество с Цукирэ, доказывая, что и страх, и мольба в первых словах искренние, а не ловко наигранные.
[indent] Цукирэ дрожит от трепета и заполняемых душу незнакомых ранее волнительных чувств — в широких ладонях демона так сладко и будоражаще уязвимо, а речи его заполняют надеждой ту самую внутреннюю пустоту. Лис неразрывно следует взором за диким глубинным взглядом демона, прежде чем прильнуть губами к губам. Он бы хотел ответить, что позволит хоть весь мир к своим ногам положить и сам готов это сделать, но ведь Бетморе обещана Юкирэ.
[indent] Какая же всё-таки любовь беспощадная сучка — вот так нагрянуть не в том месте, не в то время и не к тому. Но Цукирэ не жалеет, лишь бы потом не сделать больно Бетморе, не сумев побороть отца — Цукирэ привык решать всё сам и нести ответственность, особенно за тех, кем дорожит. А то, что он оказался ещё и взаимно дорог, он чувствует через силы лиса и связь крови, оказавшейся такой живой, своенравной и слишком дикой — как раз во вкусе Цукирэ, о котором он только догадывался и тайно мечтал. Ему безумно нравится и тонкая чувственная многогранная душа, заполняющая это горячее волнующее сильное тело. Он чувствует её так непривычно ярко, будто сам оказался внутри этого роскошного сосуда, эфемерно слившись с ней в одно целое, закрутившись в танце пылающей страсти и жуткого вопящего голода по чужим любви и теплу. Он чувствует и каким-то образом ощущает, что его души касаются в ответ, осторожно изучая и лаская, проникая уже в его собственную телесную оболочку — никогда ещё связь крови не была такой силы и такой невероятной красоты, от ощущений и восторгов которой перехватывает дыхание.
[indent] Цукирэ хочет подарить этому восхитительному одинокому демону все звёзды и каждый облачный завиток, посвятить ему все закаты, тёмные и лунные ночи, отдать ему всё, что имеет. И он это сделает, пусть даже на одну ночь. Но даже, если они расстанутся, он будет продолжать это делать и вспоминать каждую секунду своего бесконечного существования это Чёрное Солнце, зажигая в его честь каждую звезду в небе.
[indent] Их внезапно вспыхнувшая отчаянная любовь разрастается диким восхитительным ураганом, сметая всё на своём беспощадном пути: все негласные мировые законы и личные установки, все титулы, преграды и различия. Есть только она — их голодная, животная, похотливая и одновременно такая чистая искренняя жажда любви.
[indent] Почему? Почему отец не мог взять в жены Аматэрасу так же, как это сделал Сусаноо, их своевольный буйный и жутко невоспитанный брат, бог ветра, бури и моря — истерик и любитель отвратительных выходок и женщин. Да в отличие от дяди отец — олицетворение доблести и чести, мог бы стать достойным соправителем и любящим уважающим супругом, но нет.  Впрочем, женщинам, по наблюдениям самого Цукирэ, всегда больше нравились плохие парни, нежели чрезмерно правильные и достойные, с которыми становится очень скоро скучно.
[indent] Может, всё же есть надежда, что отец встанет на их с Бетморой сторону?
[indent] — Ох… — Цукирэ только и успевает рвано выдохнуть прежде, чем они впиваются друг в друга губами.
[indent] Поцелуй такой горячий и красноречивый, жутко голодный и не менее отчаянный. Он заволакивает своими невероятными ощущениями и вкусом всю сущность Цукирэ, затмевая все предыдущие мысли, которые, казалось, никогда не утихали в голове оборотня, заглушаясь лишь на время возлияния, а то и вовсе усиливаясь в желании бурных дискуссий или размышлений, которые в обычном своём состоянии оборотень недолюбливал. Поцелуй заволакивает, вынуждая откликаться каждую частичку души через каждую клеточку тела. Цукирэ впивает когти в натруженные демонические плечи, царапает и мнёт кожу, обвивая руками за шею, забираясь пальцами под шелковые чернильные перья и путаясь в густых длинных волнистых волосах, сходя с ума от каждой секунды этого слияния через губы, язык и слюну. Ему хочется вжаться ещё сильнее, и он глухо мычит от удовольствия сквозь жаркий поцелуй, когда Бетмора властно сминает его в своих руках, вжимая через мгновения в себя с таким порывом, что кажется, будто они вот-вот вплавятся друг в друга, точно раскалённый в Небесной кузне металл. Мычание перетекает в сладострастный стон, и лис с силой натягивает демоновы волосы у корней, стоит только тому углубить поцелуй в более развязной и животной манере. Слюны так много, она даже начинает отчасти капать с их губ, течь по подбородку, срываясь на шею и распаленную грудь — в любой другой момент Цукирэ счёл бы подобное отвратительным и недостойным, слишком грязным и похотливым, но сейчас… сейчас он упивался этим мокрым страстным поцелуем так, будто он был самой важной вещью во всей вселенной. И лис уверен, что запомнит его навсегда — свой самый первый и такой безумно яркий поцелуй с тем, от кого кругом голова, и все миры со всеми их законами, порядками и населяющими их существами становятся такими несущественными и неважными.
[indent] Он рвано выдыхает прямо в губы, отпустившие его ненадолго, но совершенно не отстранившиеся, и переводит дыхание. Плавящимся хрупким юнцом он льнёт к горячей широкой крепкой груди Бетморы, повисая на его плечах и шее, не желая ни за что выпускать из своих обезумевших объятий, пьяный не только от крови и лунной воды, но уже в большей степени именно от самого демона: от его запаха, вкуса и силы его невероятного огромного тела, от красоты и искренности его тонкой души и взаимного страстного желания, накрывшего обоих с головой.
[indent] — Я отдаю вам всего себя… навечно… Бетмора. — Жарко шепчет свой запоздалый ответ, любуясь полюбившимся лицом и лаская когтистыми пальцами кожу головы демона, пока тот возится с чем-то внизу — вероятно, с вещицей своего совершенно нескромного по местным меркам гардероба — да по этим самым меркам почти все западные боги и чудища ходили голыми.
[indent] И даже, если им не позволят быть вместе, даже, если у них больше не выйдет сблизиться подобным интимным образом и впредь, Цукирэ даёт эту клятву быть навечно верным и любить вечно.
[indent] Мурашки пронзают с новой силой ещё более затрепетавшее распаленное тело, стоит только под напором чужого молчаливого желания-просьбы опуститься на чужие колени — признаться честно, теперь эти мощные крепкие руки могли вытворять с Цукирэ что угодно и лепить из него, точно глину, всё, что только заблагорассудится их владельцу. И лис не сдерживает своего восхищённого полустона, пускай всё ещё пока что более тихого, чем все те звуки, что выдаёт раскрепощённый западный демон.
[indent] Цукирэ пока что не видит, но отлично чувствует внушительный размер чужого возбуждения, и только уже эти ощущения пьянят голову пуще прежнего. Он тяжело дышит, скользя томным влюблённым взглядом по счастливому лицу Чёрного Солнца, любуясь его облегчённой улыбкой, и весь дрожит от распираемого желания и восторга.
[indent] — Ох, вы впечатляете везде, Бетмора.
[indent] Пожалуй, демону будет неудобно с их-то разницей в росте и габаритах. Может, даже болезненно неприятно. И Цукирэ выпускает на свободу часть своей Тени: чернильные узорчатые облака на его белоснежной мерцающей коже начинают своё завораживающее неторопливое движение, растекаясь воздушным морем по мускулам и изгибам поджарого тела, струясь дурманящим и искажающим пространство чёрным густым дымом, пока мышцы, кости и органы изнутри напитываются материей тьмы, увеличиваясь в размерах. Это обращение отличается от того, что уже успел лицезреть Бетмора, когда Цукирэ из-за переживаний и обиды выпустил свою Тень целиком, став гигантским человекоподобным сгустком живой струящейся тьмы, обволакивающей увеличившееся тело оборотня непроницаемым панцирем, из которого вполне могли показываться его материальные части тела. Сейчас эта тьма сосредотачивалась в основном только внутри, а не снаружи и сдерживалась большей своей частью в особой внутренней духовной клетке: таким образом, она оставалась в подчинении и изменяла габариты оборотня в большую сторону по его уразумениям — ведь не применяя эту силу, он был довольно невысокого роста и тонкого изящного, хоть и поджарого телосложения, как если бы из крупного лиса создали юношу.
[indent] И вот через несколько мгновений Цукирэ уже мог без проблем дотянуться до вожделенных сладких губ, не задирая слишком сильно головы, даже сидя на коленях у своего воинственного гиганта. Да, пожалуй, уже можно было назвать Бетмору своим — он всё сильнее ощущал через кровь и эту великолепную телепатически физическую связь, что демон уже принадлежит ему, и это же мог почувствовать сам Бетмора, что Цукирэ заинтересовался им с первого взгляда, брошенного тайком из-за зарослей Лунного плюща.
[indent] — Я могу стать ещё побольше, если пожелаете, — проникновенно шепча, Цукирэ хитро улыбнулся и медленно облизал губы демона по диагонали своим длинным чёрным языком, уводя его к левому глазу.
[indent] Сейчас он не стал увеличивать свои габариты заметно ощутимо по сравнению с прежними, так как желал нравиться в своём миниатюрном облике, но тот был всё-таки слишком мал для первого раза и размеров самого Бетморы.
[indent] — А потом вернуться к прежнему. Любой облик, какой бы я не принял физически — мой истинный, так что вы не будете обмануты галлюцинацией и по желанию можете испробовать и испытать каждый. — Низкий грудной голос лился соблазняющей горной рекой, пока томный взгляд, всецело отданный демону, любовно блуждал по такому необычному привлекательному лицу.
[indent] Левой рукой Цукирэ обвивал Бетмору за шею, поигрывая когтями на его позвоночнике; правой же, согнув в локте и устроив на плече демона, кокетливо пошкрябывал когтями по массивному изогнутому рогу, перескакивая через костяные кольца. Он продолжал прижиматься вплотную торсом к торсу, пахом к паху, и якобы случайно то и дело елозил ягодицами по чужим бёдрам.
[indent] — Ведь эта ночь обещает стать невероятно увлекательной и очень длинной. — Уж он-то, исполняющий обязанности властителя ночи, об этом позаботится. И Цукирэ соскользнул рукой с рога, протискиваясь ею между двух крепких поджатых животов, чтобы как можно более осторожно — не слишком сильно расцарапав чужой пресс своими длинными когтями, которые заведомо не стал убирать для большей пикантности — сжать оба возбужденных члена ближе к головке демона и крепкой хваткой ритмично оттянуть крайнюю плоть вниз к самому основанию, закусив с силой губу от чуть было не прорвавшегося громкого оха удовольствия. Но даже так Бетмора всё ещё оставался более внушительным, будучи на треть больше и шире там внизу, а ведь и лис не был обделён размером.

Отредактировано Ren Mochizuki (11.08.2022 19:55:28)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро

Ему хочется почувствовать этот дикий размашистый звериный поцелуй через соприкосновение влажных языков снова: боги явно так не целуются, это прерогатива кого-то более темного и яростного, неистового в своей сущности — кого-то вроде них двоих, кто был вынужден скрывать своего внутреннего зверя от других или выпускать его по чужой указке. Ему хочется, но он не настаивает. Пока что. Лишь медленно и верно плавится от отчетливого ощущения того, что Бетмора так удивительно гармонично откликается на его желания, манипуляции и, вероятно, неумелые ласки.
[indent] Цукирэ задыхается от неожиданного комплимента и прячет за улыбкой тут же последовавшую печаль.
[indent] — Не говорите о том, что будет потом. — Шепчет он прерывисто — движения бёдрами, которые проделывает демон, удивительным образом распаляют и самого оборотня сильнее прежнего — чтобы тут же простонать от сжавшейся руки на собственной ягодичной мышце: сначала несмело и тихо, затем громче и более грязно, когда губы демона впиваются в его разгоряченную кожу на тяжело вздымающейся груди и уходят вбок, сжимая такое чувствительное местечко, чуть скручивая лунный  металл в соске. Надо же, Цукирэ даже не подозревал насколько подобные прикосновения могут быть приятны. Как приятны и вообще чужие прикосновения — даже легкое и случайное — они тут же откликались в мозг, зарождая множество приятно щекочущих мурашек, которым хотелось отдаться с головой, постанывая от нескончаемого будоражащего удовольствия. Возможно, всё дело было именно в том, кому эти руки и губы, это тело и кожа принадлежали: Цукирэ вдруг понимает, что сделай что-то подобное Кэйташи или Тэмотсу да хоть Юкирэ или кто-то из прислуги, даже просто прикоснись они к нему ладонью — это вызвало бы скорее немедленное отторжение, нежели удовольствие или хоть какой-то намёк на него.
[indent] Он тяжело дышит, крепко обнимая своего демона за шею, и пьяно возвращает голову в прежнее, более привычное для всех положение — когда Бетмора сжал его руку, чтобы скрепить в обоюдной ласке их возбужденные органы крепче, Цукирэ не заметил, как запрокинул её, закрывая глаза и кусая губы из-за едва сдерживаемых глухих стонов, что так и норовили прорваться из его него и обратиться раскатами грома. В голове всё ещё плескается хриплое голодно жадное признание, от которого сознание ведёт пуще прежнего — умопомрачительно приятно слышать такие слова и чувствовать, как тело и душа мгновенно откликаются на них, давая самому себе понять, что как же отчаянно сильно он хотел принадлежать кому-то и чтобы кто-то принадлежал ему в ответ. Кажется, именно сейчас и свершается это самое принадлежание.
[indent] Он прерывисто вздыхает, пытаясь захватить хоть каплю воздуха, но тщетно — клятва выбивает весь дух из него, сердце преисполняется трепетом, а нутро бесконечным счастьем и неким неверием в то, что это происходит на самом деле. Хочется прослезиться. От такого непривычного и несвойственно сильного переизбытка противоречивых чувств — он дико счастлив и одновременно испуган.
[indent] Особенно потому, что чувствует искренность и глубину этих самых чувств и желаний самого Бетморы через буйную голодную солнечную кровь, что плескается внутри, смешиваясь с его собственной, лунной. Теперь не только эта кровь наполняет и пульсирует в Цукирэ, но и шёпот клятвы и признаний демона, что эхом расползаются в сознании оборотня, заполняя каждую клеточку былой отчаянной пустоты в его душе.
[indent] — Я видел кое-что, — внезапно смущённо шепчет он в ответ и стыдливо прячет взгляд, словно девственный юнец — впрочем, так и есть на самом деле. — Многие предпочитают заниматься этим при луне. — Объясняет, улыбаясь, и утыкается лбом в лоб, чтобы тут же поднять глаза и впиться взглядом в столь близкие бездонные колодцы чужой души, сумевшей необъяснимым образом затронуть его собственную слишком сильно. — Мы будем учиться вместе, — уверенным проникновенным тоном, — какого это — любить. — И вновь облизывает сладкие вожделенные губы, тут же встречая ещё более сладкий и казалось бы запретный язык.
[indent] А ведь он, и правда, запретный. Пусть Бетмора ещё не женат, но ему уже обещана невеста, а значит, остальным только и остаётся, что смотреть на его великолепное будоражащее тело и пускать слюни, вздыхая о том, что ни тело, ни душа не смогут принадлежать им.
[indent] Им… но ведь не Цукирэ. Они ведь дали клятвы друг другу. И всё равно, то, что они делают, кажется, не совсем правильно. Однако…
[indent] — Это так странно… — шепчет Цу дальше, невольно по инерции начиная плавно двигаться в такт Бетморе, «раскачиваясь» на его бёдрах и всё ещё обнимая за шею и плечи, пока другая рука, под крепкой жаркой ладонью убийственно прекрасного и опасного воина продолжает ласкать их возбужденное и оголенное естество — столь нежное, чувствительное и хрупкое, но вместе с тем невероятно крепкое, мощное и восхитительно непоколебимое, изящное и завораживающее, точно катана.
[indent] — Впервые я чувствую нечто подобное — такое сильное желание и страсть… и ваша кровь… она как-будто говорит со мной изнутри, ворочаясь во мне и наполняя… я… я бы хотел почувствовать внутри не только её, но и вас, Бетмора… — выдохнул, загнанно и прерывисто, и опьяненный чувствами улыбнулся, прильнув животом к животу, грудь к груди, чтобы их украшения терлись друг о друга, как и кожа поднимала бы градус накала.
[indent] — Это так внезапно… наши чувства… но! Наверное, так и происходит у богов и демонов, правда? Я готов на всё, ради того, чтобы растянуть эту ночь… эти мгновения рядом с вами, даже, если они окажутся последними. Даже, если это неправильно… Мне немного даже страшно, но… но мне нравится то, что происходит между нами… то, что я чувствую к вам и из-за вас и… то, что чувствуете вы — ваша кровь и моя сила… эта связь, этот дуэт… о-ох, это невероятно прекрасно, мнгх. — Соскальзывая лбом к скуле Бетморы, он мазнул щекой по щеке и соскользнул губами к уху.
[indent] — Я захотел почувствовать мощь ваших объятий, раствориться в ваших руках… как только увидел вас, Бетмора… когда даже не знал… кто вы такой… — прошептав свои признания, Цукирэ слегка отпрянул, чтобы соскользнуть левой рукой с шеи демона к его руке, что всё ещё сжимала его ягодичные мышцы. Он обхватил чужую ладонь и вынудил отпустить себя, а вместо этого притянул чужую пятерню к своим губам и медленно облизал пальцы Бетморы, вбирая их полностью в рот, пока красноречиво заглядывал прямо в его душу через омут глаз цвета морских глубин.
[indent] — Войдите с их помощью в меня… — медленно, с глухим чпоканьем освобождая чужие пальцы из плена своего рта и жарко шепча, он плавился и плавил своим взглядом Чёрное Солнце. Влажная паутинка обильной слюны на пару мгновений протянулась между ним и рукой Бетморы, но Цукирэ настойчиво опустил ее к своим ягодицам и приподнялся так, чтобы слегка сесть на изрядно сочащийся член демона и дразняще мазнуть им между собственными ягодицами, а после вновь вернуть свою руку в замок для продолжения обоюдной ласки.
[indent] — Вот сюда… — Направляя Бетмору в нужном направлении, чуть дрожа от внезапных новых ощущений чужого прикосновения до столь интимного места, Цукирэ поначалу напрягся, но почти тут же расслабился — обильно смоченные пальцы беспрепятственно вошли в него, сразу оба, и тому помог ранее проделанный манёвр со смазкой самого Бетморы.
[indent] — А теперь я… буду двигаться… и вы… вы тоже двигайте пальцами… и своими бёдрами… это… это так заводит, ах… — задыхаясь от внезапно нахлынувшего ещё большего возбуждения, сбивчиво протянул он, упираясь переносицей в горячее влажное плечо Бетморы.

Отредактировано Ren Mochizuki (27.08.2022 02:41:00)

Подпись автора

алая луна, по чернилам серебро