Имя Кая словно обязывало его быть влюблённым в лёд и в зиму; и сколько Андерсен себя помнил, его главной страстью всегда был каток. Амбиции родителей идеально помножились на собственный интерес мальчишки: он с раннего детства долгие часы проводил на тренировках, порой жертвуя школьным образованием, прилагал максимум усилий ради развития навыков, пусть о профессиональной карьере задумался многим позже.
Старался он не зря: его заметили. Каю повезло попасть к неравнодушному тренеру с намётанным глазом, который очень много времени потратил именно на Андерсена, заставляя его сотни раз отрабатывать каждое движение, делать ставку не только на техничность, но и на артистизм. Уже мальчишкой он подавал большие надежды, и его семье настоятельно рекомендовали переехать в Бостон, чтобы Кай не зарывал свой талант в землю, а продолжал кататься под руководством лучших тренеров Америки. В родном Сомервилле Андерсен не сумел бы достичь высот, которых, по мнению Терезы Стивенс, его первой наставницы, смог бы добиться в крупном городе, известным своей школой фигуристов. И пусть переезд был непростым, пришлось оставить позади родственников, школьных друзей, других юных дарований, с которыми складывались непростые, но полезные в плане конкуренции отношения, Андерсены всё-таки переехали, начиная новый этап в жизни.
Теперь Каю - двадцать семь. Он широко известен в спортивных кругах, его обожали фанаты, его прокатов ждали, ровно как и опасались новостей о прекращении участия в соревнованиях. Страх не был необоснованным: Андерсен всегда выступал очень результативно, имел за плечами титул чемпиона мира, чемпиона США, чемпиона финала Гран-При, много раз выигрывал или занимал призовые места в других международных соревнованиях, но был небольшой нюанс. При всех его заслугах, при всём его огромном таланте он так и не смог достичь олимпийской медали, годы шли, а на главных соревнованиях в жизни любого спортсмена ему как будто просто не везло. В девятнадцать он переволновался и совершил несколько ошибок, совокупность которых не позволила Комитету одобрить его заявку на участие в Олимпийских играх; через четыре года в его карьере и вовсе случилось трагическое недоразумение. Тогда, в двадцать три, Кай был уверен, что поборется за место на пьедестале. Он бредил медалью и чемпионским титулом, не выходил с катка, деля время между тренировками и посещениями врача: не было фигуристов, которые после двадцать лет не могли похвастаться как минимум несколькими серьезными травмами. Андерсена уже несколько лет беспокоили боли в пояснице, но периодический полноценный отдых и регулярные сеансы мануальной терапии ему на самом деле помогали.
Кай был очень честолюбивым человеком, и закончить карьеру ему хотелось красиво, на пьедестале, желательно под гимн родной страны. Впрочем, перед олимпийскими играми было не самое лучшее время отдыхать. Возможно, перенапряжение отчасти и сыграло свою злую шутку: уже на самой разминке перед выступлением в Кая на полной скорости влетел спортсмен из Канады. Второму фигуристу повезло, он рухнул на лёд, но смог встать без серьёзных последствий для здоровья; а вот Андерсен влетел в бортик, ударившись в ограждение спиной, и подняться уже не сумел. Вызвали медиков, Кая срочно госпитализировали, но с соревнований пришлось сняться - за один шаг до выступления, за несколько минут до шанса показать себя на играх, на подготовку к которым Андерсен положил всю свою жизнь. От разочарования, боли и обиды хотелось разрыдаться. Но истерить было нельзя, и Кай держался, ровно до того момента, как не остался в полном одиночестве - вот тогда он дал волю эмоциям. Ещё один шанс получить титул олимпийского чемпиона ускользнул, в самой обидной манере.
В спорт он всё-таки вернулся, уверенно скользнул на лёд, и четыре года тренировался, оставляя за собой право участвовать в следующих Олимпийских играх. Этот шанс будет его последним, Каю двадцать семь, на пятки начала наступать молодёжь, яркая, техничная, амбициозная. Андерсен наблюдал за тренировками более молодых спортсменов, и зачастую испытывал восторг перед их умениями - восторг с некоей долей грусти. Кай не молодел, учиться новому ему всё сложнее, а подорванное здоровье не позволяло выполнять некоторые элементы, на которые могли быть способны другие претенденты на путёвку на Олимпиаду.
Сейчас Андерсен ещё мог составить конкуренцию: он более техничный, чем молодёжь, более стабильно выступает, плюс он был уже сформировавшимся мужчиной, высоким, с длинными конечностями, что неплохо смотрелось на льду при прокате. Вкупе с природной артистичностью и очень богатой мимикой Андерсен получал шанс достойно показать себя на грядущих соревнованиях, которые ему нужно выиграть, лишь бы получить шанс во второй раз оказаться на олимпиаде и всё-таки красиво закончить любительскую карьеру, спокойно уходя из соревнований.
И его главный конкурент как раз уходил со льда, направляясь в сторону трибун. Кай улыбнулся Алексу - Павлов был отличным фигуристом, очень техничным, способным выкинуть любой сюрприз в программе. Навыков у него бы хватало, а амбиций и заинтересованности было не меньше, чем у Андерсена. Он ровесники, ещё одного шанса попасть на Олимпийские игры у них не будет, после тридцати составить кому-то достойную конкуренцию было практические нереально. Да и не нужно - всему своё время, просто не нужно упускать шансы, а бороться, пока была на то возможность.
- Привет? - с мягкой улыбкой на губах произнёс Кай, не совсем уверенный в том, что услышал. Алекс порой переходил на русский, наверное, дразнился; очаровательный мужчина, этот Павлов, даже жаль, что их интересы сейчас так резко пересеклись. - Надеюсь, твой тренер на этот раз не обвинит меня в том, что я рано прихожу на каток и подсматриваю, чтобы украсть элементы твоей программы?
За Майклом такое порой водилось: он коршуном кидался на всех, кто бросал взгляд на Алекса, и даже Каю как-то досталось, стоило отметить, совершенно незаслуженно. Андерсен хотел победить, но придерживался принципов соблюдения честной борьбы, которые не готов был нарушать, даже если на кону стояло всё, чего он мог добиться в спортивной карьере.
- Рад тебя видеть, - Кай улыбнулся, снимая чехлы с лезвий коньков. - Хотя мне было бы куда проще, если бы ты не стал участвовать в сезоне, но... так ведь интереснее, правда?
Андерсен нуждался в здоровой конкуренции, но сейчас ситуация осложнялась тем, что Павлов никогда не был для него только соперником. Забавно: Кай думал, что всё осталось в прошлом, что они оба смогли сделать шаг вперёд, оставаясь как минимум приятелями, но теперь, когда они снова оказались так близко друг к другу, барьеры рушились, напоминая о связи, которую они выстроили, но сами же уничтожили, испугавшись последствий.
Стоило ли об этом жалеть? Нужно ли было поднимать эту тему в разговоре? Кай скучал, но, в конце концов, он ведь сам в какой-то момент решил, что продолжать эти отношения, пусть и тайные, опасно, они рисковали карьерами, дружбой, своим психологическим спокойствием; так почему же сейчас, глядя Алексу в лицо, он только и мог думать, что об их встречах, в которых секса было не меньше, чем простого дружеского общения?

Одно время Кай сомневался, что у них вообще получится продолжить общение - с одной стороны, они друг другу в любви не клялись и громких обещаний не давали, с другой же, сильно сблизились за весьма короткий промежуток времени. Андерсену нравился Павлов, как человек, как фигурист и как любовник, они были на одной волне, дышали одним спортом, но и в постели понимали, что каждому нужно, удовлетворяя взаимные потребности. Кай мог с уверенностью сказать, что те дни на выездных соревнования, что они провели в соседних номерах, он с удовольствием бы повторил; увы, опыт нельзя было затягивать, даже такие взаимоотношения пришлось оставить в прошлом.
Жалел ли об этом Александр? Сказать сложно: они почти одновременно пришли к тому, что их встречи не могли продолжаться, и сделали шаг назад, оставаясь конкурентами, приятелями, но не имея никаких привилегий. Лицо Павлова в момент разрыва не выглядело печальным; впрочем, Андерсен был уверен, что и сам сохранял спокойное выражение, пребывая в убеждённости, что всё сделал правильно. Что их могло ждать в будущем? Тайные отношения, неудобные вопросы от журналистов, внимание к личной жизни, а не к профессиональной деятельности? Кай хотел в глазах публики быть спортсменом, а не чьим-то любовником, к тому же состоящим в однополой связи, он не хотел скандальных новостей вокруг своего имени, поэтому и хотел ограничиться сброшенным напряжением, без взаимных обязательств. Андерсен не стыдился своих предпочтений, в сексе не делал разницы между мужчинами и женщинами, и с теми, и с другими был способен испытать удовольствие; только вот в однополые отношения он не верил, как-то в его мозгу уже формировалась константа, что с другим парнем можно спать, но не строить будущее.
К серьёзным отношения Андерсен в любом случае ещё не был готов. Он хотел красиво закончить карьеру, уйти в непрофессиональные выступления, дополняя коллекцию своих регалий ещё и титулом Олимпийского чемпиона, и в этот план стабильная связь с другим человеком не встраивалась. Кай мог часами говорить о фигурном катании, пропадал на катке, не отвечая ни на звонки, ни на сообщения, мог в любую секунду сорваться на соревнования, и наслаждался каждой минутой времени, что проводил на коньках. Порой от него уставали, его пассии хотели внимания, но всегда чувствовали себя на втором месте, не могли занять в сердце Андерсена нишу, что давно принадлежала спорту.
Отчасти поэтому Кай с такой теплотой вспоминал то время, что провёл когда-то с Алексом. Павлов был таким же сумасшедшим спортсменом, ради карьеры даже гражданство поменял и испортил отношения с родственниками; его никогда не смущало, когда Кай принимался снова и снова вспоминать моменты из соревнований, сравнивать техники или пытаться прикидывать, что из ярких элементов могло получиться у него самого. Напротив, Алекс всегда с жаром вступал в такие разговоры, на всё всегда имея собственное мнение.
С ним было по-настоящему комфортно. Даже жаль, что об этом приходилось говорить в прошедшем времени.
- Что ж, справедливо. Я украду часть твоей программы, ты - моей. Может, сразу пойдём в парники? Тогда у нас точно не будет конкуренции, - Кай рассмеялся, парируя слова Александра собственной шуткой. Конечно, они не будут перенимать друг у друга элементы, их соперничество было интересным ещё и потому, что они оба имели совсем разные сильные стороны, опираясь на которые тренеры уже составили программы, что должны были при должном исполнении получить максимальные оценки у судей. Интрига сохранялась, сейчас однозначно сказать, кто из двух опытных фигуристов окажется сильнее, было невозможно.
Кай верил, что может победить. Страстно желал победы. И в то же время знал, что ему нельзя допускать ошибок - соперник слишком силён, чтобы даже одна помарка не сказалась на шансах на путёвку на Олимпиаду.
Андерсен выдохнул, собираясь с мыслями, а затем вышел на лёд. Далеко отъезжать от бортика не стал, напротив, мягко скользнул к Алексу, коснулся его бока ладонью в тёмной перчатке, и наклонился, тихо шепнул ему в самое ухо.
- Мне правда без тебя очень скучно, - Кай отстранился, искренне улыбнулся, и только потом отправился откатывать программу.
Тренера нельзя было злить - а учитывая, какие гневные взгляды бросала на него женщина, панибратских отношений с конкурентом она заранее не одобряла. Была бы ей известна вся правда...
По окончанию тренировки ныли все мышцы; Кай сказал бы, что усталость была приятной, не злила, напротив, выматывала, напоминая, зачем он вообще через всё это проходил. Андерсен был рад осознавать, что пришёл в форму, что старые травмы не мешали ему выполнять привычные элементы - он всё ещё совершал мелкие помарки, но судя по оптимистичному настроению тренера, даже она верила, что с небольшими погрешностями они успеют справиться.
- Хореография в семь, не опаздывай! - услышал Кай напоследок слова тренера, махнул ей рукой в знак короткого прощания, а затем с удивлением посмотрел на трибуны.
Алекс снова стоял в проходе.
- Ещё раз "привет", - Андерсен выдохнул, покидая лёд, а затем подошёл к конкуренту. - Снова тренироваться? Или ты всю мою программу посмотрел?
Последний вопрос Кай произнёс с мягкой улыбкой на губах, которая кое-кому могла бы показаться соблазнительной.

Алекс, наверное, был для Кая тем человеком, которого тот можно смело назвать другом. Тренировки не оставляли времени и возможности сохранить тесное общение с кем-то, кто не имел бы отношение к катку, в то же время среди фигуристов было слишком сильно соперничество, зачастую переходившее в откровенную вражду, поддерживать позитивные отношения всегда было чертовски сложно. К своим годам Андерсен был вынужден признать, что у него были приятели, были хорошие знакомые, но что касалось непосредственно друзей? Здесь дело обстояло куда печальнее. И пусть их отношения с Павловым не ограничивались только лишь дружескими посиделками, но Кай не мог сказать, что все их взаимодействия были основаны только на сексе. Оглядываясь назад, он помнил долгие совместные вечера, объятья и поцелуи, и бесконечные разговоры о спорте, об юных дарованиях, о планах на будущее.
Хорошее было время. Жаль, что оно осталось в прошлом. Теперь же они снова были только конкурентами, соперниками на катке, которые по идее не должны были бы общаться на посторонние темы. Впрочем, к чему сохранять этот образ? Андерсену было приятно вновь общаться с Павловым, видеть его на расстоянии вытянутой руки, слышать его голос, и он не собирался сбегать, лишь бы порадовать менеджера своим профессионально-строгим отношением к главному сопернику в большой борьбе за место на Олимпиаде.
Кай улыбнулся, потягиваясь в спине и разминая мышцы.
- "Почти?" Да кого тебе ещё бояться на грядущих соревнованиях, если не меня?
Андерсен улыбался, но на самом деле не шутил. Им обоим нужна была победа, они оба страстно желали оказаться на Олимпиаде, и для них обоих этот шанс был последним в жизни. Кай знал, что в большом спорте иногда действительно просто не везёт, на своей шкуре успел испытать в прошлом, что означало случайное падение, неровный лёд, или банально плохое самочувствие во время выступления; и всё же объективно главными претендентами на место в олимпийской сборной были они с Павловым. Их обсуждали в интернете, о них писали статьи, с ними пытались договориться о многочисленных интервью - и менеджер Андерсена раз за разом отклонял все предложения, используя разные причины, лишь бы не отвлекать своего подопечного от того, что было ему по-настоящему важно в данный момент. после он со всеми поговорит и всем поулыбается на камеру - если выиграет.
- Зря смеёшься, - Кай обернулся, перехватил удобнее спортивную сумку, а затем кивнул в сторону раздевалки, молчаливо соглашаясь на предложение Алекса. - Мой менеджер сейчас в ком угодно готов видеть врага, в тебе - в первую очередь. Придётся ему об этой встрече подробно не рассказывать.
Андерсен параноидальными наклонностями никогда не отличался, пусть в прошлом у него были моменты, когда против него играли грубо в нечестной попытке избавиться от сильного конкурента. Фактически у его менеджера были все причины переживать за спортсмена, и раз уж сейчас главным соперником для Кая был Алекс, то и угрозы стоило ожидать именно с его стороны, верно? "Неверно", - Андерсен никогда не был слишком доверчивым человеком, и всё же подозревать Павлова в грязных приёмах он не собирался.
Алекс мечтал о победе точно также, как и Кай. И всё же в честной борьбе они оба находили особую прелесть - им обоим была нужна не только путёвка на Олимпиаду, не только очередное звание чемпиона, но и внутреннее осознание своего превосходства. Почесать своё эго в борьбе с детьми нельзя, но когда конкурентом выступал настолько талантливый техничный фигурист, соперничество расцветало новыми красками.
- Пойдём, что ли, поедим, я сейчас слона готов съесть, - Кай наскоро принял душ, переоделся, и хлопнул Алекса по плечу, лишь на долю секунды крепко сжимая пальцы. Он уже давно не был настолько близок к Павлову, они не избегали друг друга, но общаться, как раньше, у них не получалось по не зависящим от них причинам; теперь Андерсен осознал, насколько сильно соскучился, и расставаться, снова расходясь в разные стороны, так быстро не собирался.
В ближайшем кафе Кай заказал зелёный чай и нелюбимую им рыбу. На вопросительный взгляд Павлова - разумеется, тот помнил, чего в меню Андерсена обычно не было! - он только улыбнулся.
- Тренер настаивает, чтобы я сбросил пару килограмм, - едва ли Кай будет выглядеть лучше, но его убеждали, что прыгать станет легче. Возможно, так оно и было. - Ты думал о том, что будешь делать, когда чемпионат закончится?
Андерсен не говорил об Олимпиаде, он смотрел чуть дальше в будущее, и не мог сказать, что видел там какую.-то определённость.
- Вот я ворчу на диету, репортёров, тренировки, усталость... Но если подумать, через полгода у меня ничего этого не будет. И я понятия не имею, как жить дальше, если не этим соперничеством.
Каю уже сейчас порой предлагали выступать в каких-то шоу, иной раз он даже соглашался, когда не был занят подготовкой к очередным соревнованиям - но настоящее удовольствие он получал от конкуренции, от борьбы. Пусть его знали, он нравился широкой общественности, но всё же выступления на чемпионатах сильно отличались от менее напряжных прокатов, где не было оценок, не было давления ответственности.
Только теперь, в своём последнем сезоне, Андерсен осознал, что его звезда закатывалась. И от этого становилось как-то грустно.

Каю хотелось верить, что он был взрослым адекватным человеком, который сумел бы разграничить сексуальную жизнь и профессиональную деятельность, не нарушая собственноручно созданных рамок. Ему нравилось встречаться с Алексом, проводить с ним своё свободное время, разговаривая о наболевшем, обсуждая знакомые им обоим проблемы, и чередуя такие беседы  с поцелуями и взаимными ласками. Кай думал, что эти особые отношения никак не отразятся на профессиональной деятельности, не сведут на нет дух соперничества, а, возможно, даже подтолкнут это противостояние к совершенно новому витку.
Он ошибался? Возможно. Сейчас было сложно сказать, получилось бы у них с Александром держать дистанцию на льду и при этом горячо взаимодействовать друг с другом за плотно закрытыми дверями. Андерсен знал, что некоторые фигуристы даже создавали семьи с такими же спортсменами, некоторые браки были очень прочными, какие-то оканчивались расставанием - и последнее не слишком хорошо отражалось на карьере обоих супругов. Но разве разрывы не всегда приводят к моральной боли? Всегда сложно терять человека, к которому прикипел душой, которому открылся и доверял, деля с ним вместе и печали, и радости.
Только это всё к ним с Павловым не относилось. Они не клялись друг другу в любви, были, скорее, друзьями с привилегиями, нежели стабильными любовниками. Они не обсуждали эти отношения, не ставили никаких рамок, не имели особенных правил, за исключением соблюдения принципов скрытности от широкой общественности, и в целом были свободны, имели право делать всё, что бы только захотели. Кай никогда не акцентировал внимания на том, что пока был вместе с Алексом, ни с кем другим постель не делил - не хотел, не видел в этом смысла, и от Павлова уходя полностью удовлетворённым и морально, и физически. Был ли у Павлова ещё кто-то? Андерсен ничего об этом не знал, и, говоря откровенно, предпочёл бы жить в неведении, не думая об остальных возможных пассиях Алекса.
- Думаю, ты всё-таки предвзят, - Кай улыбнулся, отпивая чай из большой кружки. Павлов никогда не скупился на комплименты, которые никогда не выглядели как попытка подлизаться, Алекс всегда говорил только то, что думал, и если это нравилось слышать Андерсену, значит, им обоим повезло. - Но всё равно спасибо.
Кай не был склонен к придиркам к своему внешнему виду, прекрасно знал, как смотрелся на льду, комментарии именитых спортсменов и оклики болельщиков говорили сами за себя; а вот тренеру всегда хотелось большего, и из своего подопечного он хотел выжать максимум возможного. Андерсен крайне редко протестовал, они всё-таки работали в прочном тандеме уже больше десяти лет, и этому человеку он доверял и своё профессиональное будущее, и отчасти здоровье. В любом случае, в своих стремлениях достичь большего, они оба не перегибали: Кай не голодал, не жил на катке, но и не сачковал. Равновесие как будто бы было достигнуто.
- Я даже тренером не смогу стать, я не умею повторять одно и то же по сто раз, начинаю злиться, - отрабатывать элементы самостоятельно Андерсен мог невероятное количество раз, но просто стоять рядом, присматриваться и только комментировать? Он точно начнёт раздражаться, и толку от такой тренировки не будет.
Кай поджал губы. Алекс задавал вопрос, об ответе на который мог догадаться и самостоятельно; тема была сложной, где-то болезненной для Андерсена, и мысленно откидывала его в прошлое, в один из самых неприятных моментов его карьеры.
- Четыре года назад, после олимпиады, я был уверен, что больше на лёд не выйду, - Кай отправил в рот кусок рыбы, неторопливо прожевал, задумчиво глядя в гладкую поверхность стола, а потом тряхнул головой, словно возвращаясь в настоящее. - И действительно, три месяца не был на катке. Журналистам говорили, что это из-за травмы, что мне надо восстановиться, но на самом деле я просто не хотел возвращаться.
Кай хорошо помнил это время: карьеру спортсменов его уровня отслеживали, тем более после такого инцидента, что произошёл прямо на олимпиаде непосредствен перед выступлением которое могло бы принести Андерсену победу и долгожданное золото, а в итоге оттолкнуло его от соревнований. Фигуристы умели справляться с болью, не бывало не травмированных спортсменов; но гораздо сильнее по Каю тогда ударило осознание очередного ускользнувшего шанса на победу. Он не помнил, что делал три месяца. И очнулся только когда вновь оказался на льду - сначала медленно лениво переставляя ноги, но постепенно втягиваясь в рабочий процесс, возвращаясь к норме.
Кай вздрогнул, почувствовал явно случайное прикосновение чужого колена к своей ноге, поднял внимательный взгляд на Алекса, и вновь передвинул стопу, продлевая контакт, пусть и через спортивную одежду. Фигурное катание было не единственным, с чем Андерсен однажды решил расстаться; но если со спортом теперь всё устаканилось, то другая важная составляющая его жизни всё ещё не достигла какой-то определённости.
- Не жалеешь?
"А если жалеешь, то о чём?" О том, что они порвали отношения? Или о том, что не сумели окончательно разойтись в разные стороны, сохранив друг к другу и уважение как к соперникам, и взаимную симпатию, далеко вышедшую за границы приятельской?