В голове противно гудит и интерьер ресторана слегка плывёт перед глазами. Кажется, мне больше пить не стоит, в какой-то момент я потерял бдительность и потерял счёт бокалам. Впрочем, мне ведь было что праздновать - последний звонок от моего человека в Holt International принёс замечательные новости - мои догадки подтвердились, и у меня был в голове уже готовый план, в котором не хватало только нужных натянутых ниточек, чтобы управлять моими марионетками. И я точно знал, что они станут делать то, что я скажу, а если заупрямятся - я найду нужные рычаги давления. В конце концов, моя семья, наш клан, имел не последнее слово в судьбе этого города. Выпивая очередной бокал и смотря на то, как свет преломляется в хрустале, я тихо смеялся - но не над шуткой Кисловского, который пригласил меня на открытие его ресторана, а над тем, какую гримасу я предвкушал увидеть на лице Плахова, посмертную гримасу. Сжав бокал в ладони сильнее, ощущая его прохладу, я сжал зубы, припоминая наш с ним разговор - как он скалился, как снисходительно говорил со мной и весьма вальяжно позволял себе давать мне "дружеские советы". За каждое неосторожное слово принято платить, я - буду платить его же монетой. То детище, над которым он так трясся, над своим рестораном, своей империей, в миг рухнет, как карточный домик по щелчку моих пальцев. И он даже не успеет пожалеть о том, что пригласит меня лично на свою красную ковровую дорожку.

Ресторан Кисловского "Sintoho" мог бы меня впечатлить, если бы я не имел обширных познаний в ресторанном бизнесе. Моя мама была соучредителем клуба Ginza Project, привилегированную марку которого желали заполучить лучшие рестораны Петербурга, поэтому я не редко бывал в разных заведениях.

- Что думае... думаете, господин Дагбаев? - Этот разодетый в цветной костюм мужчина явно сгорал от нетерпения, чтобы услышать мой вердикт, при этом испытывая явные затруднения с тем, чтобы относиться ко мне всерьёз. Это порядком раздражало, но, с другой стороны, порой могло играть мне и на руку - будучи не принятым всерьез, недооценённым, я мог занять нужную мне позицию, а затем нанести внезапный "удар". - Как вам блюда китайской кухни? Наш шеф сам китаец в пятом колене.

Я хмыкнул и спрятал лёгкую усмешку за кромкой бокала, делая очередной глоток.
- Ваш шеф случайно не из пятого колена эмигрантов? - Задаю вопрос со вторым дном, смотря в свой бокал и помешивая неспешно жидкость, наклоняя бокал то в одну сторону, то в другую.
- Простите, это имеет какое-то значение?
Резко подняв глаза, я встретился с непонимающим и осторожным взглядом, адресованным мне.
- Я бы посоветовал вам наведаться к своим конкурентам, Tiger Lily, прежде чем открываться для широкой публики. Найдёте для себя много интересного.
Из всех ресторанов, которые не входили в Ginza, и в то же время меня привлекали своей простотой, совмещённой с аутентичной кухней, это заведение на Невском проспекте было моим фаворитом. Не говоря уже о том, что вход в Tiger Lily был сквозь цветочный магазин, где был приветливый персонал и приглушённый приятный свет фитоламп.

Я кинул взгляд на свой мобильный телефон, на котором высветилось оповещение от Вадима и закатил глаза, набрал короткий ответ и вернулся к беседе:
- Впрочем, шампанское у вас неплохое. Что на счёт остальной винной карты?

Вероятно я уже и не вспомню, сколько выпил бокалов разных марок вина, прежде чем передо мной вырос Вадик собственной персоной. Со своей фирменной присказкой, ну конечно - я лишь фыркнул в ответ и еле ворочающим языком его отчитал:
- Какого чёрта так долго? - Я пихаю его в грудь, пошатываюсь и выдаю:
- Не на заднее, кретин! - И усаживаюсь на переднее сидение вопреки всем попыткам Вадима усадить меня назад. Я ещё не настолько опьянел, чтобы сесть туда. Да, это было очень глупо, и я не позволял Вадику что-либо говорить на этот счёт в свой адрес, но с момента аварии я сидел на заднем сидении лишь пару раз - и то, когда машина стояла на месте, и мне необходимо было переговорить по делу.
- Чтобы я с тобой столько пил, у нас разный статус. - Напоминаю ему его законное место, натягиваю ремень безопасности и пытаюсь попасть в карабин, красная каёмка которого пляшет перед глазами. - Да чёрт возьми, - шиплю, сжимаю зубы, пока, наконец, не попадаю в щель и не слышу, как шёлкнул замок.
- Домой. - Отдаю приказ, откидываюсь на спинку и отворачиваюсь к боковому окну, игнорируя попытки Вадика продолжить точить со мной лясы.

***

"Блин, он вообще человек или кто?" - думает Алтан, отступая на шаг назад и жадно глотая ртом воздух, чувствуя, как капля пота сползает по его виску.
"Как он успевает так быстро уворачиваться и давать ответку?"
Он сжимает кулаки, а затем - и зубы, чувствуя, как заместо удивления и заместо страха приходит гнев. Неужели он сегодня не сможет ни одного удара нанести? И какого хрена он так много кричит на него? Это злит. В другое время Вадим не был таким суровым, даже на стрельбище он не повышал так на него голос, а наоборот - поправлял локоть, стойку, буквально дышал в затылок, когда Алтан целился, но когда дело доходило до физических тренировок, он превращался в злую версию Чака Норриса и поблажек не знал. За несколько сессий Алтан пока так и не добился никаких значительных успехов, хотя, если так подумать, то две недели назад он не мог даже увернуться ни от одного удара и успел остаться без одного зуба.

У Алтана была попросту одна особенность - прежде чем делать удар у него имелась привычка анализировать ситуацию и думать наперёд, и, как верно отметил Вадик, думал он весьма долго, действительно - выжидал подходящего момента, изучал, искал слабые точки и не находил. Это уже потом он поймёт, на что давить - причём морально, но сейчас Вадик казался неприступной скалой, о которую разбивались все волны и корабли, они же - попытки уделать его хотя бы раз.
- А я разве должен бездумно бить?! - Не выдерживает и повышает голос Гладиолус, уворачивается от удара, но оступается и еле удерживает равновесие, затем делая выпад, прежде чем снова оказаться в захвате и упасть на мат спиной, считая с досадой количество лампочек в потолке.
И только голос мамы заставляет обстановку разрядиться, Алтан - садится и улыбается её вмешательству. Только у неё была подобная власть над этой машиной, и когда она уходит, Алтан фыркает в ответ и вздирает нос:
- Подлиза, - в ответ обзывается он. - Ещё раз!

***

Алтан кутается в полы чёрного пиджака, который норовит сползти с его плеч и глупо смотрит перед собой в салон автомобиля, дверь в который приветственно распахнута.
- Куда? - так же глупо спрашивает он у Вадика, особо не интересуясь на самом деле ответом. В последнее время практически все его передвижения, вся его судьба зависела не от него самого - всё было продиктовано или ситуацией, или дедом, или сестрой. Алтан же перестал чувствовать какие-либо порывы, свои собственные желания. Всё противило, всё приелось, всё перестало иметь смысл. Находиться дома было невыносимо одиноко, находиться в больнице - больно. Он всё еще с трудом мог поверить в реальность происходящего, а каждая новая поездка в машине проходила в нервном ожидании, что вот-вот с неба вновь обрушится увесистая колонна или случится авария, и всё повторится вновь. Впрочем, наверное, и пускай бы повторилось? Какая разница, если в этом мире её больше не было? Какая разница, если бы он тоже скончался в какой-нибудь аварии, ну и пускай? - одной проблемой для дедушки было бы меньше.
"Ты ещё совсем зелёный. Ни ума, ни силы" - Слова Баатара лишь добавляли булыжников, которые и без того заставляли плечи опускаться под этим мёртвым грузом. Алтан плохо ел, плохо спал, а если и спал - то просыпался от кошмаров, он снова и снова проживал тот день, иногда ему казалось, что он снова не может ходить, а порой - случались панические атаки на ровном месте, когда он абсолютно не мог себя контролировать и лишь жадно хватался руками за что попало и так же жадно хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
А когда всё снова затихало, когда его оставляли в покое внутренние демоны и бренность документов и прочих обязательств, замирало и всё внутри. Там попросту теперь было пусто, как когда кто-то вынес всю мебель, снял все картины, содрал все обои и штукатурку, распахнул окна настежь и позволил промозглому ветру прошелестеть по голым нервам, страхам и переживаниям.

Алтан поднимает невидящий тусклый взгляд на Вадима и так же молча садится в машину - на переднее сидение, уже машинально пристёгивает ремень и отворачивается к окну. Наверное, Вадик был одним из немногих, кому удавалось вырывать мальчишку из этого кокона забытья и самокопания. По крайней мере, если бы не его местами жестокость, Алтан так и не оправился бы и не встал на ноги после операции. Алтан замечает, что они уезжают куда-то за черту города, куда-то в сторону Гатчины. В какой-то момент ему даже становится интересно, что тот задумал, однако вместо слов он лишь бросил один долгий молчаливый взгляд на водителя, а затем вновь отвернулся, подперев подбородок рукой и смотря на проплывающие мимо поля и деревья.

Когда же они доехали, то Алтан не сразу понял, что происходит. Выйдя из машины, отряхнувшись, он посмотрел по сторонам, а затем хвостом пошёл за Вадимом, которого встречали другие люди - некоторых из них Алтан уже видел раньше, некоторых видел впервые.
- Что мы здесь забыли? - Спрашивает он у Вадима, подходя к нему ближе. У того в руках - пистолет, на который Алтан косится, а затем поднимает взгляд на наёмника. - Зачем это? - В голове проскальзывает вполне лаконичный ответ - "чтобы все это закончить?", однако одного кивка вполне достаточно, чтобы Алтан обратил внимание на яму, подойдя к краю которой он увидел трёх человек.
- Кто это? - Оборачивается на Вадика, который подходит ближе.

Должники..? Ах да. Семейный бизнес мамы и...

Алтан вздрагивает и чувствует, как внутри всё замирает от звука выстрела. Несмотря на глушитель, звук он прекрасно знает - тренировался и сам в стрельбе из подобного, но когда он оборачивается, то все звуки в яме, всё копошение заканчивается вместе с ещё двумя выстрелами, от которых кровь стынет в жилах. Алтан отчётливо видит, как во лбу одной из жертв яркой алой розой расцветает дыра во лбу, и из неё тонкой струёй начинает сочиться кровь, очерчивая неаккуратный кривой нос и скатываясь на застывшие губы. Он понимает, что не может пошевелиться - всё тело словно парализовало, он чувствует - этот запах, запах смерти, запах грязи, и понимает, что вот оно - это чувство страха, этот трепет, которые заставляют его чувствовать себя всё еще живым.

Уже в машине, как только Алтан подсаживается на соседнее сидение, он смотрит прямо перед собой в лобовое стекло и произносит всего одну фразу:
- В следующий раз дай мне выстрелить.

***

Я прислоняюсь к стеклянной стенке лифта и смеряю Вадика неоднозначным взглядом. Слишком высокий, слишком громкий, слишком Вадик. Эта его раздражающая татуировка - кстати, я же на днях получил его досье, но всё ещё не прочёл и строчки. Причина? - боюсь разочароваться? - хах, даже не знаю. Я знал его слишком давно, чтобы доверять собранным по моему приказу бумажкам. Настолько давно, что казалось с прошлой жизни. Но меня беспокоит - эта татуировка, потому что я до сих пор не знал её точного значения - тяну руку и веду по ней пальцами, очерчивая выбитый рог, чувствую, как напрягается Вадим, и испытываю от этого какое-то странное удовольствие. Мне нравится заставлять его напрягаться, учитывая, что всё-то у него просто и "на расслабоне", как сейчас модно говорить. Хмурюсь - это не похоже на краску, поэтому я прямо говорю:
- Это что? - Голосом недовольным.

Ответ весьма очевидный - просто у Вадика, видимо, слишком много свободного времени на личную жизнь. Которой у него априори быть не должно - мелькает в моей голове, и я устало вздыхаю, не понимая, почему так завёлся и почему меня так бесит этот багровый засос. Как будто того, что принадлежит мне, посмел коснуться кто-то другой, при этом не спросив у меня разрешения.
- Нравоучения будешь мне читать? Подцепишь сифилис, ко мне можешь на коленях не приползать, - раздражённо отзываюсь, чувствуя, что закипаю. Развлечься, мне, значит, нужно? Пар выпустить? Эта его непосредственность порядком бесила, и в то же время... В то же время была каким-то триггером для меня. Вадик не заглядывал мне в глаза так, как это делали другие, не юлил и всегда говорил со мной открыто. Тогда почему я не могу так же открыто ему сказать о том, как меня это раздражает и заявить свои права? - думается мне, поэтому я сверлю его затылок взглядом, а затем - делаю шаг вперёд, веду снова пальцами по его засосу и оставляю поверх него лёгкий укус - но и этого достаточно, чтобы заставить его непосредственность как рукой смахнуть.
Его реакция - меня лишь еще больше заводит - во всех смыслах. Я коротко усмехаюсь - кажется, я нашёл его слабое уязвимое место. Всего-то надо было вторгнуться в личное пространство.
- Бесовство? Так ты это называешь? - Приподнимаю невозмутимо брови и смотрю на Вадима с вызовом. - Будешь думать так же, даже если я тебе прикажу? Приказа же ты не ослушаешься? - Подхожу вновь ближе, вплотную, чтобы добавить уже ему в лицо, оставив между нами лишь сантиметры:
- Или будешь и дальше меня злить?

Отредактировано Jacob Montgomery (17.12.2021 01:19:06)

Подпись автора

котики-наркотики

Алтан слушал и слушал внимательно, смотря на дорогу. Он знал, куда и зачем они едут, знал, что будет его ждать через пару минут. Единственное, чего он не знал - что не готов к этому. Ему казалось, что он решился и сможет это сделать, не дрогнув рукой, когда озвучивал впервые просьбу дать ему выстрелить в человека, когда Вадим сказал "пора" и "сегодня", когда они садились в машину, когда выходили из неё и поднимались на лифте в нужный номер. Ему казалось, что он привык к весу заряженного пистолета и звуку выстрела - и с глушителем, и без него. Ему казалось, что это должно быть просто - снять с предохранителя, нажать курок, всё. Но как только перед ним оказался на коленях реальный, живой человек, который умолял дать ему ещё один шанс, сохранить ему жизнь, и он бы сказал ещё много чего - если бы его не заткнул Вадик... Руку повело. Оружие в руке показалось неестественно тяжелым, кисть - не слушалась и дрожала, а внутри - всё замерло, затихло, притаилось, прислушалось. На какое-то мгновение Алтан даже забыл, как дышать и моргать, смотря на то, как дуло направлено в чужой лоб.
Это было ненормально.
Это было неестественно.
Почему одни люди обязательно должны убивать других людей?
Неужели мама... мама.

- Мам, ты звала меня?
- Да, Алтан. Присаживайся. - Мальчишка опустился на пол по другую сторону стола. - Я хотела поговорить с тобой о твоём дедушке и о Юме.
- Ты не хочешь, чтобы я с ними виделся. - Он насупился, отводя взгляд, словно обиженный ребёнок. - Я не понимаю! Почему? Мы же семья?
Аяна терпеливо вздохнула, пытаясь подобрать нужные слова, чтобы правильно объяснить всё сыну. У него был пылкий нрав и мягкое сердце, и она не хотела, чтобы они очерствели и этот алмаз пытались огранить и испортить.
- Понимаешь, сынок... У твоего дедушки в Китае серьезный бизнес, и далеко не все за него рады. У него есть завистники. Те, кто желают прибрать его бизнес к своим жадным рукам. Именно поэтому ему нужна Юма, как наследница. Для твоей сестры - это почётная миссия, и она должна на ней сосредоточиться. Ты - воин, но для тебя же - уготовано другие будущее. У нас с твоим дедушкой разные взгляды на твое воспитание. Я не хочу, чтобы дедушка пытался ввязать тебя в дела клана.

Так вот, что она имела в виду. Вот, о чём она говорила? Это - цена величия клана? Алтан вздрагивает, когда Вадик отталкивает его и перехватывает пистолет, а затем - выстреливает. Так близко, что внутри всё вздрагивает и переворачивается с головы на ноги. Алтан - не привыкший к такому зрелищу, срывается с места в ванную комнату, чтобы его вывернуло завтраком в раковину. Открыв кран, умываясь холодной водой, смотря на то, как с носа падают капли, а вода - уходит в слив, Алтан чувствует себя тряпичной куклой.
- Я не убийца... - Тихо цедит он сквозь зубы, сжимая кулаки по обе стороны от раковины. - Я воин. - Его затряхивает, и именно тогда он резко вскидывает голову и смотрит на свое испуганное отражение в зеркале. Его мутит, его воротит - но не от только что увиденного трупа, а от самого себя. От того, насколько он жалок и потерян, и что его достала эта бледная тень. Алтан злится. На себя, на маму, на клан. Его не готовили к такому. Мама - не хотела для него такого будущего, но где она была теперь? Она была мертва. И сколько бы ни было велико горе, у Алтана было стойкое желание, присущее любой твари на планете - выжить любой ценой. И если для этого надо было найти способ, он его найдёт. Да, возможно, он не готов стать убийцей, возможно, она права - это не его будущее, но у него есть ресурсы, у него есть исполнитель.
- А тебе? - Он видит Вадика в отражении в зеркале. - Тебе - я могу доверять? - Он не спрашивает, скорее - озвучивает свои мысли вслух, возвращаясь к его монологу в машине. Мама - доверяла.
- Отныне будет так: ты - будешь моим мечом. - Смотря на него в отражении, Алтан вытирает влагу с лица и закрывает кран. - Ты найдёшь мне её убийцу, и моя рука не дрогнет. А до этого дня - ты будешь меня готовить.

***

Это всегда происходит внезапно и без предупреждения и не зависит ни от каких переменных. Чаще - посреди ночи, реже - днём.
Он просыпается - совершенно точно не зная, что ему снится, и понимает, что ему нечем дышать, его накрывает с головой и утаскивает на дно собственных страхов и воспоминаний. Дыхание сбивается, в какой-то момент ему кажется, что он не может сделать ни малейшего вздоха, а тело — сковывает дрожью, как в лихорадку. Он закрывает лицо руками, но даже это не спасает от удушающей паники, которая накатывает волнами, которая заставляет Алтана издавать нечеловеческие звуки, а он - их даже не слышит.
Ему кажется, что с ним что-то не так, что-то неправильно, что-то сломалось. Перед глазами флешбеками проносятся яркие картинки: площадь Восстания, пробка, кольцевое движение, запах гардений, затем — жуткий взрыв, землетрясение, крики, кровь, пожар, запах смерти и страха. Он видит это вновь. Он слышит собственный голос, которым умолял о помощи. Таким беспомощным он не ощущал себя еще никогда.

Он даже не понимает, как и когда перед ним оказывается Вадим. Его голос звучит как сквозь толщу воды, Алтан смотрит на его губы и пытается сложить артикуляцию в звуки, а звуки — в слова. Тело - не слушается, поэтому Вадим делает почти всё сам, Алтан - дышит прерывисто выдыхая через рот, ощущая всё ту же дрожь, но хотя бы площадь Восстания не стоит перед глазами.

Прошло четыре месяца с момента катастрофы. Алтан сознательно избегал этого места, единственный раз, когда он явился туда, был день возложения цветов к месту бывшего монумента. Там - на том месте его буквально парализовало, ноги его не слушались, он не слышал ничего вокруг, приходить на место её смерти - было равносильно самоубийству, медленному и изящному, поэтому он был благодарен Вадиму за то, что он его оттуда буквально уволок за руку, затолкал в машину и увёз подальше.

Алтан медленно успокаивался, ощущая, как паника отступает, а ком в горле рассасывается. Он вырывает холодные ступни из тёплых рук и тянется к стакану с водой на прикроватной тумбочку, жадно впиваясь в его край, точно так же жадно заглатывая воду, и лишь затем снова возвращает взгляд на Вадима, утирая губы рукавом.

- Давно. - Эхом отвечает ему он. - С момента, как она... - Он зависает и отворачивает голову в сторону, не желая и не будучи в силах продолжать. - Мне снится тот день в кошмарах и я вижу его наяву снова и снова. - Пускай Вадик назовёт его слабаком, пускай обзовёт нюней, но произнеся это вслух, Алтан чувствует, как ему становится чуточку легче дышать. - На меня накатывает паника и страх, и мне кажется, что я снова оказываюсь там. Снова зову на помощь. Снова не могу чувствовать свои ноги. Снова вижу её тело. - Он ведёт ладонью по своему лицу, пытаясь стереть остатки слёз, которые он ощущает только сейчас - когда они стягивают кожу лица. - Прости, я... Я тебя разбудил. - Алтан шмыгает носом и ссутуливает плечи, замолкает на минуту, а после тихо просит:
- Ты не мог бы... побыть сегодня со мной? Мне спокойнее с тобой.

***

Я прищуриваюсь и всматриваюсь в лицо Вадима. Он всегда отшучивался и увиливал от прямых ответов, чем неимоверно бесил, и в то же время иногда - забавлял. Сейчас правда скорее бесил.
- Шучу, про бесовство, трахать можете кого угодно, ваше змейшество, - а ещё - придумывал мне множество кличек, чем раздражал лишь еще больше, но я уже порядком устал каждый раз его поправлять и наказывать за подобные мелочи. Мы знали друг друга слишком давно, в какой-то мере он имел право так обращаться со мной - но в прошлом, однако в настоящем у нас действительно были разные социальные статусы, разные позиции, несмотря на то, что мы разделяли схожие взгляды на жизнь - ведь это Вадим обучал и наставлял меня. Я не мог больше позволять ему подобной халатности и фамильярности, и в то же время мне было любопытно - где именно проходит та тонкая грань его терпения, той дозволенности, которой он сам дозволял себе.
- Я у тебя разрешения не спрашивал. - Чеканю в ответ и хмыкаю.

Раздражает. Настолько сильно, что аж зубы скрипят. Вадик всегда вызывал во мне противоречивые чувства, и почти всегда он об этом знал. В подростковом возрасте я восхищался его силой, и в то же время ненавидел её демонстрацию во время наших тренировок. Я был поражён его собранности и сдержанности, и в то же время меня доводила до белого каления его манера шутить и выражаться. Я совершенно точно знал, что могу доверять ему, и в то же время - понимал, что не знаю о нём ровным счётом ничего, кроме той части его жизни, что была сопряжена с моей семьей. Он был для меня и частью семьи, и незнакомцем, и всё вместе это сочеталось в одном единственном слове - наёмник, который знал мои слабые места достаточно, чтобы их прикрыть, знал о моих делах еще до того, как они перешли под мою юрисдикцию, и в то же время не знал - что у меня происходит на душе. Попросту потому, что я его туда перестал пускать после смерти мамы.

Вадик юлит - он прекрасно знает, о чём идёт речь, но косит под дурачка. Я стою и смотрю ему в глаза, понимая, что испытываю постыдное лёгкое возбуждение от его слов, которое отзывается внизу живота, от чего хмурюсь.
- А ты бы хотел? -  Я делаю шаг вперёд - в ответ на его шаг назад. - Хотел, чтобы я приказал выдрать меня стоя? Или сделать что-то другое, что ты там делаешь со своими шлюхами? - Я изучаю его лицо, его реакцию, склоняя голову набок. Он просит - это могло бы быть трогательно, если бы это не был Вадим. Как будто я действительно могу заставить его делать то, что он не хочет или не может. У него слишком большая сила воли, и я это знаю. - Чего ты боишься больше - ослушаться или послушаться меня сейчас? - Я могу слышать его дыхание, видеть смятение в его глазах, которое не видел уже давно - в последний раз, когда сказал ему много лет назад "если тебе нравится моя мама, то ты не в её вкусе". А затем - он рассмеялся, я помню. Только вот сейчас ему явно будет не до шуток.

Не позволю смеяться над собой.

- Или ты думаешь, что я не видел, как ты подглядывал за мной с китайцем? - Лифт, наконец, останавливается, и вместе с приветственным звоном, створки открываются, а я - толкаю Вадика в грудь, выпихивая из лифта в пентхаус. - Я не слышал твоего раскатистого смеха, когда ты смотрел. - Напираю, идя следом и заходя в просторный лофт и на ходу стягивая с себя пиджак и расстёгивая верхние две пуговицы на рубашке, чтобы было, чем дышать.
- Сядь, - приказываю, стоит Вадиму дойти до пуфика в прихожей и упереться в него ногами, и сам упираюсь в пуфик коленом, ловко запрыгивая на него сверху, усаживаясь по-хозяйски на бёдра.
- Ты знал, что я тебя застукал, но сразу не ушёл. - Хмыкаю, наклоняясь и снова оказываясь в опасной близости в попытках найти правильные ответы на свои вопросы, а не его пустые шуточки и прибаутки. - Что, понравилось?

***

Мне было, откровенно говоря, весело. И это была главная причина, по которой я продолжал это делать. Чжан был не самой крупной рыбой в океане бизнеса, более того - он не был акулой, хотя где-то глубоко в своей глупой голове так и полагал. Мне он нужен был под каблуком для того, чтобы убедиться в регулярности и безопасности грузоперевозок "Картэ" из Сибири в Китай. Чжан - помогал мне в этом, а также развлекал, когда бывал в России. В какой-то мере я испытывал к нему жалость и отвращение, в какой-то - считал его полезным на этих порах. Это был всего лишь сухой расчёт и удовольствие дела ради - мы трахались уже около трёх месяцев с разной регулярностью, я - не позволял ему оставаться в своем доме, чаще - это были встречи в отеле, он - присылал дорогие подарки, как и другие "поклонники" - Роман, Минчжу,  Шэнли. Роман, правда, продержался не долго, как и наша с ним сделка. Я приложил все усилия, чтобы растоптать его, припомнив все синяки на запястьях и его бездумную вседозволенность, которая не была ему дана.

Вадим был в курсе моих личных интересов в этих встречах, кроме того - я отдавал ему чёткий приказ, чтобы меня никто не смел беспокоить в это время, однако иногда у него в голове был маргарин вместо мозгов, поэтому раз-два он нарушал этот приказ, за что потом, конечно, расплачивался.

Чжан приехал с неожиданным визитом, застав меня врасплох. Неделя выдалась напряжённой, поэтому я был вовсе не прочь развлечься. Мы были в середине процесса, когда он втрахивал меня в рабочий стол, свалив на пол бумаги, когда я ощутил на себе чей-то второй взгляд. Обхватив Чжана за плечи руками, я посмотрел ему через плечо и мой взгляд упал на дверь. Я совершенно чётко увидел светлую макушку, излюбленную зубочистку и один единственный, блестящий глаз, который казался в полутьме коридора и от отсветов ламп в кабинете, тёмным. У меня внутри что-то упало - так, чтобы разбиться о низ живота и разлиться странного рода приятным ощущением, возбуждением. Ровно в следующий момент наши взгляды столкнулись, и Чжан сделал, наконец, удачный рваный и резкий толчок, выбивая из меня стон-вскрик, заставляя вцепиться в его лопатки. Последующие толчки показались лучшими, как и смазанные поцелуи в шею, потому что я не мог оторвать взгляда от тёмной радужки глаза между косяком и дверью, чувствуя, будто сейчас нахожусь не в руках китайца, а в руках Вадима. И это ощущалось вовсе не мерзко.
А возбуждало меня - до мурашек.

Отредактировано Nonna Lebowski (06.01.2022 22:19:42)

Подпись автора

котики-наркотики

— Мам, я спросить хотел... Можно я съезжу в Гонконг на новогодние праздники?
— Зачем тебе туда?
— Ну... Просто развлечься? Заодно навещу Юму, она сейчас там. Она тебе не говорила?
— Твоя сестра о своих перемещениях уже давно мне не рассказывает. Настоящая партизанка стала.
— Так можно мне поехать?
— Ладно, езжай. Только, пожалуйста: никаких встреч с дедом. Я не хочу, чтобы... В общем, я не хочу, чтобы он лишний раз тебя видел, хорошо?
— Я буду невидимкой, обещаю. К тому же, мне не...

Громкий взрыв сотряс весь мир вокруг и разделил его напополам. На жизнь до него и жизнь — после. Хотя Алтану казалось в тот момент, когда он пытался выбраться из горящей машины, позвать на помощь, потому что его ноги были придавлены обломками колонны, что жизни после уже не будет. Что раздавленная машина, тело мамы, языки пламени и алая кровь будет последним, что он в этой жизни увидит. Но его крики о помощи кто-то услышал, его удалось вытащить из-под завалов, его оперировали — всё это он понял многим позже, когда очнулся под ярким светом ламп и внимательными взглядами хирургов. Он хотел было открыть рот, хотел было спросить — где мама? — но сразу же после укола анестезии мир снова погас и провалился во тьму.
Но даже с закрытыми глазами Алтан всё еще слышал, как мир разрушался, как падали обломки, как трещал пожар, сигналили машины, кричали люди, кричал он сам — "на помощь", "помогите", "я здесь" и тихое, сдавленное "мама", когда слёзы отчаяния потекли по щекам, когда та так ни разу и не откликнулась. Где-то глубоко в душе, переполненной ужасом, он знал, что она не ответит уже никогда, никогда не посмотрит на него и так и не спросит, когда именно взять ему билеты в Гонконг.

Когда Алтан снова приходит в себя, на него накатывает ощущение дикой паники — он резко подскакивает на больничной койке, не сразу понимая, что сейчас он находится в палате и в полной безопасности. По его щекам — снова текут слёзы — видимо, он плакал во сне, которые он начал быстро вытирать руками, жадно глотая в то же время воздух, пытаясь успокоиться и понять, где он. Белые стены не были похожи на сжатое пространство машины, здесь было светло и просторно, чисто. А еще - до ужаса тихо.
Тут же в поле зрения Алтана попадает Вадим. Он, видимо, хочет что-то просить, но пульсирующая мысль в голове соскакивает с губ Дагбаева быстрее, чем Вадик открывает рот.

Мама.
Мама. Где она? Она...?

— Мама...? — Молчаливый вопрос, который он не в состоянии закончить сам. Алтан боится услышать ответ, потому что с вероятностью в девяносто пять процентов знает его сам. Просто не хочет признавать. Предательская горячая слеза снова сказывается по щеке, поэтому Алтан опускает голову, окидывает себя взглядом, отмечая больничную рубашку и множество трубочке, в которых он начинает возиться, затем понимает, что плохо чувствует ноги, и в этот момент он вспоминает, как их ему прижало обломком колонны. Он попытался было пошевелить пальцами, но тело реагировало заторможено, оно вообще было весьма слабым, голову чуть закружилась — от наркоза, поэтому он нехотя опустился обратно на койку.
— Что произошло..? — Сиплым голосом задаёт еще один вопрос Алтан.
Теракт? Террористы? Было ли это запланированное покушение? Как много людей погибло?
Она точно...?

***

Тот день снился ему еще не раз в кошмарах, повторяясь, как день Сурка, вновь и вновь. Алтан не мог избавиться от ощущения липкой невидимой руки, которая сдавливала ему горло и не позволяла дышать, ровно так же, как не мог избавиться и от запаха костра, гари, от которых невозможно было сделать вдох полной грудью. И точно так же он ощущал беспомощность, когда накатывали панические атаки. И Алтан совершенно точно знал, что Вадим сейчас злится и, в принципе, имеет на это полное право, потому что он, как всегда, прав. Только вот он не берёт в расчёт того, что сейчас мальчишка впитывает в себя его наставления, как губка, и если сначала он упирался из принципа, то теперь - упирался из чувства раздражения. Вадик читал морали слишком много и слишком часто в последнее время, делали это и Юма, и Баатар, и всё это было у Алтана настолько поперёк горла, что он терялся и не понимал, чего конкретно от него сейчас требуют. Поставить подпись на документах? Выучить мировую экономику? Научиться драться? Стать скользкой змеёй? Бизнесменом? Его не готовили к таким ролям, он никогда даже не думал, что от него будут требовать подобного. Он никогда представить даже не мог, что будет стоять над краем выкопанной для другого человека могилы и смотреть на то, как ему пускают пулю в лоб, потому что он не отдал денежный долг. У Алтана когда-то были свои маленькие скромные мечты, которые никак не вписывались в ту жестокость мира, в который его толкнули, как в ту самую могильную яму. И чем больше упрёков и наставлений сыпались на его голову, тем явственнее он ощущал, что его в этой яме закапывают.

- Ты сам говорил не показывать своей слабости. - Шипит Алтан в ответ, вырывая стопу из рук Вадима. - Достали ваши двойные стандарты! - Срывается он, поджимая ноги под себя. Он хочет было продолжить эту мысль, продолжить огрызаться, однако Вадик говорит весьма спокойно, чётко и ясно, не катит бочку в ответ, раскладывая всё по полкам и поясняя ситуацию со стороны. Почему-то от звука его голоса и этой замудреной восточной философии, Алтан даже расслабляет напряженные плечи и успокаивается, хотя минуту назад готов был то ли удариться в истерику, то ли нарваться на драку и конфликт. И даже когда Вадим оказывается рядом, в кровати, у Алтана не срабатывает защитный механизм, а наоборот, будто выслушав не лекцию о своих проблемах, а сказку на ночь, ему стоило лишь прикрыть глаза, чтобы провалиться в сон без снов.

***

Алтан замер посреди оранжереи, уставившись на юриста, который точно так же, не моргая, смотрел на него в ответ. Красное вино - в бокале, сначала омыло выпуклую стенку из стекла, а затем, столкнувшись с силой гравитации, устремилось через край, вместе с сосудом, к каменной плитке, соприкоснувшись с которой, с грохотом разбилось, окропляя камень в алый. Алый, как и кровь Баатара Дагбаева, которого нашли мёртвым в центре города, на Загородном проспекте, в одном из их домов. Пулевое ранение - насмерть, было похоже на наёмного убийцу. Дальнейшие подробности прошли мимо ушей Алтана. Он всё еще пребывал в шоке, потому что старик казался чем-то бессмертным, дьяволом не из этого мира, который пил кровь не только из конкурентов, но и из своей семьи, но при этом умудрялся вызывать уважение - потому что его все боялись. Теперь же - он был мёртв. Весь бизнес, весь клан ложился на плечи Юмы, и, в отличие от старика, она была ещё более требовательной к ближайшему окружению.

Но заботил Алтана не только тот факт, что теперь у руля встанет его старшая сестра. А то, что между гибелью мамы и смертью Баатара прошло не больше двух лет. Если это не выглядело подозрительно, то хотя бы вызывало вопросы - не стояли ли одни и те же люди за этими событиями? Не была ли это намеренно развязанная война, которая шла подпольно из тени? Алтан смотрел новости и знал, что в теракте на площади Восстания обвиняли террористов под предводительством Чумного Доктора, однако ему было мало этой информации. Как и мало того, что Чумной Доктор находился сейчас в психиатрической больнице, потому что кто-то другой мог скрывать преступление под шумом его сумасшедшей вечеринки правосудия.

Смотря на то, как старика предают земле, Алтан думал, что совершенно не хочет закончить так же, как он. И что совершенно точно хочет, чтобы все точки были расставлены над i, а виновные - найдены и заколочены в гробы. Именно поэтому, как только они с Вадимом уезжают с поминок и подъезжают к их дому, Алтан тянется вперёд и нажимает на кнопку блокировки всех дверей, чтобы затем, уставившись в лобовое стекло перед собой, попытаться собрать мысли в кучу и озвучить всего-навсего две простые мысли.
- У тебя есть зацепки касательно того, кто это сделал? - Спрашивает он. - И касательно мамы. Аяны. - В последнее время Алтану всё сложнее было произносить слово "мама", ему казалось, что даже эти простые звуки делают его слабым и выставляют слабым. - Я не прошу от тебя невозможного: всего лишь выяснить, кто устроил эту кровавую баню на Восстания и убил старика, - по мере того, как слова выскакивают изо рта, Алтан заводится с полоборота. Он злится. Злится, что кто-то посмел опорчить имя их семьи, поднять руку, посметь выпустить зубы и зарычать, залаять. Не говоря уже о том, что ему страшно, и в то же время - этот страх подгоняет его к желанию действий. Ответных мер.

- Эти сволочи должны гнить в могильной яме, ты меня понял? Я не намерен приезжать на третьи похороны или чтобы устраивали мои собственные, и меня не устравает версия с доктором! - Алтан стискивает зубы и скалится, всё так же не смотря на Вадима. Его посещает простая мысль, что это может быть кто-то из своих - так ведь бывает? - втереть в доверие клана, а затем нанести удар. Он точно знает, что Вадик здесь не причем, он был при их семье слишком давно и был привязан к Аяне, как никто другой, если можно так сказать. Однако Алтану застилал глаза страх, который вёл его вперёд и слепил.
- Я не могу понять еще одного: почему ты так много мне помогаешь. Ты ничего не должен ни мне, ни моей семье. Сейчас тебе кто угодно мог бы предложить оклад выше, чем мы.

***

Вадик меня порадком доставал своими шуточками. Он пытался прятаться за ними и сейчас, но я видел. И мне было любопытно наблюдать за тем, как он выходит из себя. Я впитываю его раздражение, изучаю с легким прищуром. Я редко видел в принципе, чтобы Вадим был раздражен - и причем так уязвимо. Словно в попытках съехать с темы, сбежать от разговора и сбежать в принципе.

Не позволю.

Именно поэтому я устраиваюсь у него на бедрах, и я совершенно точно знаю, предугадываю, что его руки окажутся именно здесь, на моих бёдрах, как будто невзначай, чтобы меня поддержать. Но я ведь слышу - как бьётся быстро его сердце под грубной клеткой, как у него сбивается дыхание. Мне интересно - о чём он сейчас думает? Какие образы в его голове, желания? Я вижу по глазам, что он вспоминает тот вечер, когда застал меня с китайцем, и я знаю, что ему понравилось - это было глупо отрицать.

- О, - тяну, - как мы заговорили. Наконец по делу, - склоняю голову набок, изучая его подвижные черты лица, которые изменяются - от растерянности до оскала, который я видел на этой физиономии куда чаще. Однако Вадим уже давно не говорил со мной в таком тоне - в последний раз, когда я ему ещё это позволял, когда не ставил его на место, расценивал, как своего наставника, учителя, а не ферзя на шахматной доске - одну из самых полезных и функциональных фигур в играх под названием бизнес и жизнь. Однако в отличие от шахмат, в этих играх были вполне реальные люди и реальные судьбы, и я это понимал.

Я жадно слушаю, что он может мне предложить, не перебиваю и даю ему озвучить все свои потаённые желания, потому что знаю - у него их много. Не может не быть. Вадим меня не боялся, и я совершенно точно не боялся его угроз тоже. Он хочет напугать меня? - у него не выйдет. Хочет, чтобы я сдал назад? - не получится. Я настроен решительно, и это не только алкоголь в моей крови, даже будучи трезвым на всю голову, я бы сделал тоже самое.

- А я хоть раз просил у тебя поблажек? - Буквально рычу в ответ, чувствуя, как завожусь уже от одного вызова в его глазах, в его голосе, а также резкого жеста. Мы словно пытается понять, кто кого переиграет в гляделки, и я не намерен ему проигрывать. - Того мальчишки, который просил пощады, больше нет, ты сам его угробил, своими руками. - Говорю весьма чётко, расставляя акценты, опуская глаза на ладонь, что сжимает моё горло - как раз вовремя, заставляя меня широко усмехнуться в ответ и сжать ладонь на его плече. - Это - твои последствия.

Меня раззадоривает и возбуждает одно только ощущение сильной руки на своей шее, хотя я никогда и никому не позволял подобного обращения с собой. Однако Вадим в моем понимании был воплощением силы, которая обычно была направлена против моих врагов, но которую я также мог испытать на себе без особого урона для моей репутации, потому что я знал, что смогу указать Вадиму его место, стоит только нажать на нужные точки и напомнить о суровой реальности. Он мог отшучиваться, мог иногда не воспринимать меня всерьез, но он помнил, на кого работает и кто кому подчинённый.

- Хватит болтать, просто сделай это. Это приказ. - Нажимаю на последние слова, не давая ему шанса на выбор, несмотря на его ладонь на моей шее, которая призывала поставить его в доминирующее положение. - Тебе понравится.

Подпись автора

котики-наркотики

Слова Вадима звучат подобно приговору. Алтан их слышит, но не хочет слушать. Он слышит писк приборов и чувствует, как дрожат его губы мелкой дрожью. Он чувствует - как мир разрушается на мелкие острые осколки, как замедляется стук сердца, как перехватывает дыхание, будто кто-то схватил за горло и не отпускает - кто-то, как сам страх, ужас, неверие.

Нет. Этого не может быть. Это всё какой-то один сплошной кошмар, он сейчас просто проснётся и всё это будет одним сном, длинным и ужасным сном... Алтан бегает глазами по палате, вспоминая последние минуты в машине. Этот глупый разговор. Взрыв - да, он слышал его, прежде чем заложило уши, а затем - чёрная тень, не птица и не самолёт - огромная глыба камня, упавшая на крышу и бампер. Кровь, крики, его сорвавшийся голос, звуки сигналящих автомобилей...

Он сжал покрывало в своих ладонях, чувствуя, как вместе с воспоминаниями приходит волна злости. Тот, кто это сделал, тот, кто это устроил, должен был страдать, познать все муки ада. Какой сволочью надо быть, чтобы устроить такую кровавую баню? И ради чего? Зачем? Вадим говорит, что погибло много людей - Алтану нет дела до других, ему нет дела даже до Влада - водителя, который совершенно точно тоже погиб. Ему абсолютно плевать, ведь главное - мамы больше не было. И всё - из-за какого-то подонка.

- Это... Кто? - Язык плохо слушается, поэтому Алтан выражается не ясно, переводит пустой и расфокусированный взгляд на Вадима и добавляет:
- Сделал это. - Он хочет знать - имя, хочет знать - было ли это покушение, хочет знать всё - он не знает, что будет с этим делать, не знает, но ему это нужно - это видно по его глазам, его взгляду.
Обычно ведь за теракты берут ответственность, ведь так? Это была террористическая группировка из другой страны? Политическая акция? Покушение? Что?

До Алтана не сразу доходит, что именно говорит Вадим после - про восстановление, потому что он не обращает внимания на свое состояние вплоть до того, как наёмник ему на него указывает. Ему даже нет дела до этого сентиментального "всегда", потому что он его попросту не слышит - но будет припоминать уже многим позже.

Они вместе смотрят новости, и Алтан жадно впитывает информацию о Чумном докторе. В его голове роятся мысли, перебивая друг друга, затем - он пытается встать с постели, пока Вадим отходит за кофе, но, разумеется, падает на кафель, не в силах опереться на ноги.
- Я их не чувствую... Не чувствую... - Следом за яростью, злостью, направленной против Чумного доктора Алтан ныряет в пучину отчаяния и внутренней борьбы. Вадим укладывает его обратно, затем - к ним приходит врач и подробно рассказывает о том, что сейчас у Алтана нет чувствительности в ногах, и что он не сможет ходить какое-то время, однако есть шансы на восстановление, если прилагать усилия и подойти основательно к физиотерапии.

Этой лекции достаточно, чтобы Алтан замолчал и закрылся в себе. Его злость сменилась апатией - пропал аппетит, наступила скорбь. Настроения не добавлял визит Баатара, который, увидев внука в таком положении, прикованным к койке, произнёс всего пару слов:
- Лучше бы ты умер вместе с ней.
Ком в горле из-за одной этой фразы перекрыл доступ к кислороду. Юма - ничего не сказала, лишь молча окинула его взглядом и ушла вслед за дедом.

Алтан отказывался от терапии, отказывался вставать с кровати. Ему претили все эти костыли, попытки хождения возле перил - ему было достаточно одного раза, когда он упал на пол. А в один прекрасный день Вадим попросту отказался нести его в туалет, заявив, что, если ему так надо, то он должен дойти до него сам. Алтан прожёг его взглядом и, сев на кушетке, свесил ноги. Он попытался было встать, подхватив костыли, но, оступившись, упал на пол. Вадим не торопился ему помогать, что бесило лишь еще больше, поэтому Алтан попросту пополз вперёд по полу, на одних руках, хватаясь за ножку стула, за угол, чувствуя весь холод больничного кафеля, чувствуя злость и беспомощность, из-за которой он лишь еще сильнее злился.
- Ты, блять, мне поможешь или нет?- Всё же срывается он на ругательство, чувствуя, что ему не хватит сил доползти до туалета такими темпами.

***

Вадим раскладывал всё красиво и чётко по местам. Алтан понимал, что было бы чересчур самонадеянно связывать эти две смерти одной нитью, но в одном он был согласен - кто-то понял, что их семья сейчас уязвима, как никогда. Весь клан держался на Баатаре, теперь, когда дед сгинул - в клане начались движения. Юму ещё официально не провозгласили наследницей, так как завещание еще не было зачитано, слушание было назначено только через три дня, после траура. Как правило власть в клане передавалась по мужской линии, поэтому Алтан также ощущал на себе множество взглядом на церемонии погребения, но одно он знал точно - в завещании не могло быть сказано и слова о том, чтобы он стал новой главой. Юму растили для этой роли с самого детства. Её воспитывали как воина, как главу, как лидера, а не как женщину.

Алтану не нравится - каким тоном с ним разговаривает Вадим. Он понимает, что находится на взводе, что срываться на Вадиме было бы глупо, ведь он - последний, кого стоит подозревать, но и он - самый приближенный к их семье человек, а ведь за всю историю предателями становились те, кто был ближе всех и кому доверяли больше всего. Он цыкает в ответ на его слова - не его это было дело, с кем и какие дела он вёл. Да, в этом было здравое зерно рационализма, но Алтан не собирался выслушивать это от наёмника.
Ему нужны от него результаты, а не пустословие, пустые ожидания и оправдания.

- Лес рубят, щепки летят, да? - Говорит он, когда Вадим открывает дверь с его стороны. Повернув голову и подняв взгляд на наёмника, он продолжает:
- Не забывайся: щепка здесь ты, Вадим. И если ты не найдёшь виновного в кратчайшее время - нашей семье, мне, больше твои услуги не понадобятся. - Алтан поднимается с места и выходит из машины, оказываясь почти вплотную к Вадиму. - Потому что есть вероятность, что я буду уже на том свете. - Буквально шипит ему в лицо, тут же наращивая дистанцию. - Меня не волнует, как ты найдёшь крысу. Найми людей. Устрой проверки. Пытай, если будет нужно, пока не расколешь и не найдёшь готовых продать. Действуй.

***

После их разговора в машине Алтан провёл время за изучением новых статей о Чумном докторе в интернете. Сергей Разумовский был убит итальянскими военными при попытке совершить побег во время передачи российским властям при загадочных обстоятельствах. В источниках не фигурировала информация о том, было ли найдено тело, и это волновало Алтана больше всего. Он отказывался верить в такие сказочные совпадения. В дверь постучали - прислуга сообщила о визите юриста, о котором он успел забыть, зачитавшись. Лианг был юристом их семьи вот уже десяток лет, это был мужчина под шестьдесят, при этом, как говорится, хорошо сохранившийся.

- Господин Дагбаев, ваш покойный дед не уладил с вами одну небольшую формальность, которую нам следует уладить до того, как будет озвучено завещание. Дело в том, что по умолчанию главой клана провозглашается потомок мужского пола, первый в очереди. К сожалению, одного желания вашего покойного деда недостаточно, чтобы ваша сестра унаследовала место главы. Для этого вы должны сперва подписать отказ от вашего наречения.
Алтан опустил взгляд на бумагу, что положили перед ним и медленно опустился в кресло.
- Он... Почему он не обсудил это со мной заранее? Он никогда не говорил об этом.
- Баатар Дагбаев всегда был скрытным человеком и на всё имел свои причины. Хотя, смею предложить своё скромное мнение: он никогда не оставлял своих надежд на ваш счёт. И эта маленькая формальность возможно была не улажена с тем умыслом, чтобы вы сами приняли решение - достойны вы или нет. Поэтому я решил, что вам следует обдумать это решение до озвучивания последней воле усопшего.
Алтан нахмурился, уставившись в листок. Дед никогда не упоминал таких деталей, кроме того, они никогда даже не обсуждали возможности иного расклада - чтобы Юма не стала главой.
- Это... Это какой-то бред...
- Я понимаю, вы обескуражены. Это не требует вашего сиюминутного решения. На вас лица нет. Глоток воды?
- Да, я... - Неужели старик действительно рассчитывал, что он согласится на такое? Стать главой клана? Унаследовать империю в полной мере? Алтан даже не мог представить, сколько силы, могущества и влияния стояло за буквами в завещании и этой формальности. Но в то же время... Это льстило. Льстило то, что старик не списывал его со счетов и, значит, расценивал как альтернативу, как мужчину, как полноценного члена клана, как внука.

***

- Если ты хочешь выжить, то у тебя есть только один вариант: быть сильнее своего противника. Слабым - не место в клане Дагбаевых. - Голос Баатара разносился по комнате подобно грому, несмотря на то, что он не прилагал много усилий для того, чтобы говорить. Алтан буквально чувствовал кожей его мощную ауру, которая не была направлена в положительном русле касательно внука. Сидя на коленях, склонив голову вниз, он внимал его словам, лишь согласно отвечая:
- Shì de, lǎoye.
- Твоя мать тебя совсем избаловала, оторвала от клана, и теперь тебе расплачиваться за её ошибки.
Тон дедушки сквозил недовольством и раздражением. Аяна никогда не хотела, чтобы её сын был вхож в клан и всячески его огораживала от семейных дел: увезла в Россию, в Петербург при первой возможности, подарила ему возможность учиться в российском университете и заниматься тем, чем он захочет. Она не поощряла поездки Алтана в Китай, а особенно - встречи с Баатаром или Юмой, поэтому в их последний разговор они слегка препирались на эту тему. Алтан поджал губы. Он не имел права показать свою слабость перед дедом. Он знал, что он - весьма суровый и влиятельный человек, и если его разозлить или разочаровать, то бури не миновать. Он не был одним из тех добряков стариков, которые готовы были нянчиться со своими детьми и внуками. Баатар был бизнесменом, был главой клана, и уже только во-вторых - дедушкой. Его имя знали в Китае крупные шишки, у него было много денег и, если на то пошло, то вся империя была завязана на нём, все расходы и доходы - были за его финальным решением. Лишиться его покровительства означало лишиться денег, крова, имени. Алтан знал, что не покажи он себя с выгодной стороны, дедушка задвинет его на задворки их клана, в который он, впрочем, пускай и никогда не стремился, но всё же Аяна взрастила в нём сына своей матери, внука Баатара, который никогда не был готов сдаваться, несмотря на то, что несколько месяцев назад был прикован к больничной койке и не хотел жить.

- То, что ты встал на ноги, означает, что ты можешь отринуть жалость к себе, но одного этого качества недостаточно для моего внука.
- Shì. - Снова соглашается Алтан.
- Я готовил твою сестру, Юму, годами, пока ты выращивал цветы в оранжерее. И пока ты не докажешь свою ценность в моих глазах, до той поры ты так и останешься для меня Гладиолусом, но не Алтаном Дагбаевым. Встань.
Он медленно и осторожно поднялся, чувствуя упругость мата под ногами.

- Я дам тебе три шанса. Сейчас. - Юма поднялась со ступеньки у кромки ринга и затянула туже пояс на своем спортивном алом костюме.
- Три раза оказываешься на мате - и мы заканчиваем. - Лаконично поясняет она.
Алтан сглатывает, так как видит - сестра настроена решительно, поблажек давать не будет. Он знает - она тренировалась годами у лучших мастеров Китая, он знает - она будет наследницей Баатара, и ему попросту не на что надеяться. И он знает - жаловаться на несправедливость будет сравни глупости и слабости, которой от него и ожидают. Алтана тренировали всего два человека - один из них был Вадим, который сейчас находился за дверями, другой - тренер по кобудо в пятом колене переселенцев в Россию из Китая. В последнее время он возобновил тренировки с Вадимом, но их было недостаточно - сначала он не мог драться в полную силу из-за бывшей травмы, затем - попросту мешало то, что пропала сноровка. И сейчас, вставая в стойку перед лицом сестры, Алтан понимал, что шансы у него - мизерные. Юма тоже прекрасно это понимала, а потому - не оттягивая время, перешла в атаку. Ему удалось увернуться от двух замахов, затем - получить в живот с ноги, но не упасть - отшатнуться, снова принимая оборонительную позицию. Еще одна атака - выносит его с четырёх ударов, и Юма прижимает его к рингу, захватив руку.

- Вставай и нападай, - шипит сестра на ухо. - Я с тобой сюсюкаться не стану. - Одной этой фразы достаточно, чтобы Алтан сжал зубы и, подорвавшись, встал с мата.
Он идёт в атаку, но Юма уворачивается, прежде чем затем схватить вновь за руку и протащить дальше - заставив упасть на мат.
- И это всё, Гладиолус? - Хмыкает она и протягивает руку Алтану, на которую тот косится, затем хмурится и, перевернувшись, встаёт на ноги сам, без помощи.
Был бы здесь сейчас Вадим, он бы точно сидел с своим фирменным фейспалмом, а поле - устроил взбучку. Впрочем, почти наверняка он даже за дверьми слышал вскрики Алтана при каждом ударе Юмы, а также её воинственные выкрики.

Он делает удар, еще один, встречая блок, а после - ударяет с ноги, но и её перехватывают, и именно в этот момент у Алтана проносится мысль - это третий. Третий раз он падает на мат. Перед глазами крутятся лампочки на потолке, однако он ощущает глухой гнев, ярость и нежелание мириться с тем, что его вот так просто скинут со счетов, отправят в какую-нибудь Сибирь - туда, где семья добывает древесину, и забудут. Он видит сестру - возвышающуюся над ним, видит - её лицо, в котором читается и жалость, и сострадание, и в то же время лёгкое пренебрежение. И тогда он вспоминает один элемент, который выполняет скорее импульсивно - вскидывая ноги, обхватывая ими её бёдра и заваливая на мат - всей тяжестью тела оказываясь сверху, прижимая к нему лицом, вжимая щекой, тяжело дыша, слыша, как стучит кровь в висках и запоздало слыша свой собственный голос, которым он буквально рычит на неё:
- Никогда! Слышишь, больше никогда не смотри так на меня! - Надавив на голову сестры еще сильнее, он тут же её отпустил и отшатнулся. Собственные действия он осознает не сразу - прокручивает в голове, смотрит на свои ладони, а Юма - садится на мат и лишь тихо спрашивает:
- Кто тебя научил этому приёму?

Вадим. Ну разумеется, это был Вадим. "Используй всю свою гибкость и весь вес своего тела, когда противник сильнее тебя. Ты - твоё преимущество, ты - твоё оружие".

Алтан не отвечает - лишь оборачивается на Баатара, который молча встаёт и запахивает полы своего халата.
- Возможно из тебя что-то еще и получится. - Заключает он.
И с этими словами - уходит, оставляя брата с сестрой один на один в гробовом молчании.
- Научи меня лучше драться. - Наконец, произносит Алтан, нарушая тишину первым. - Я хочу стать сильнее и убить того, кто убил её.
Он впервые озвучивает эти мысли не при Вадиме, а при ком-то ещё. Он поднимает взгляд и видит, что Юма - смотрит на него широко раскрытыми глазами, не в силах поверить, что её младшей брат-садовод кому-то может желать смерти. И желать её с ясным и холодным взглядом, как будто он знал, что собирается делать.

***

От этого осознания у Алтана даже затряслись слегка руки, одной из которых он перенял стакан и сделал несколько жадных глотков.
- Оставьте эту бумагу у меня. Я приму решение к дню слушания завещания. - Сбивчивым тоном произносит он.
Когда Лианг уходит - Алтан еще некоторое время жадно изучает бумаги и даже ощущает от этой взбудораживающей новости, как ему становится жарко. Он ослабляет ворот рубашки, а затем видит, как картинка слегка плывёт перед глазами - буквы расплываются по бумаге. Через небольшой промежуток времени становится сложно дышать. Алтан встаёт, чтобы открыть окно, но ноги подкашиваются, так что он оседает на пол и начинает кашлять жадно глотать воздух и слюну, которая поступает в рот с бешеной скоростью.
Руки дрожат, пока он в панике шарит по карманам, находит телефон и, нажав на быстрый набор, слушает длинные гудки и голос Вадима на конце провода.
- В кабинете, - хрипит Алтан. - Дышать... Нечем.
Комната плывёт перед глазами, а когда в дверном проёме появляется Вадим, сознание, будто всё это время пытавшееся не откатиться, вырубилось.

***

Вадим лишь изображает послушание - в его бесстыжем и непокорном взгляде я вижу совершенно другой ответ. Он думает, что, наверняка, сделает это из-за своей прихоти, своей похоти, своей жадности, а не из-за моего приказа. Пускай думает, мне, собственно, плевать, главное - чтобы выполнил приказ. Он подхватывает меня под бёдра, и я обнимаю его ногами за пояс и руками - за шею. Мне нравится эта игра, нравится не знать, что именно будет дальше, ведь всё уже порядком приелось. Вадим - был непредсказуемым очень часто, и это меня заводило с пол оборота. И одна мысль о том, что он меня заводит - меня тоже бесит, как и он сам временами.
- О, тебе точно тогда понравилось подглядывать. Хочешь, чтобы я сравнил ощущения? - Фыркаю, оказываясь на столе. Мне это нравится. Выбор места весьма прозаичен, я не буду раскрывать карт и говорить, что представлял, якобы это он меня тогда трахал на этом столе. У Вадима и без того раздутое эго, но мне правда хочется сравнить.
Впрочем, тут и сравнивать нечего - он срывает с меня одежду рыками, я не успеваю возразить, хотя и возражать нечего - шмотки меня не заботят сейчас так, как то, что будет дальше.

- Я смотрю ты завёлся. - Лишь комментирую с усмешкой на губах, а затем опираюсь руками на стол, раздвигая ноги и таким образом давая ему устроиться между них. Мне любопытна его реакция, поэтому я изучаю её, чуть прищурившись и всё так же усмехаясь. Он ведь никогда не видел моих украшений под одеждой, а я и забыл об этом. Учитывая как давно мы знали друг друга и постоянно находились рядом, было удивительно, что эта маленькая деталь всё еще была для него в новинку.
- Смотря что для тебя сюрприз, - говорю тихо и весьма интимно, позволяя его фантазии дорисовать ответ на его вопрос.
Я тянусь корпусом вперед - следом за его движением, чувствуя, как грудь и плечи покрываются россыпью мурашек. Это было странное ощущение - когда за цепочку тянул кто-то из моих любовников и Вадим. Ощущения были разные, и меня это занимало. Вадик весьма быстро находит применение этой игрушке, чем заставляет меня тихо рассмеяться, смотря на него сверху вниз, пальцами пробегаясь по его широким плечам и накаченным рукам.
- Ты как ребёнок, что нашёл игрушку, - хмыкаю и ложусь на стол, запрокидывая руки над головой и выпрямляя их, расслабляясь и млея от приятных прикосновений, пускай местами и грубоватых, но контрастных с тем, к чему я привык, от чего внизу живота тянуло, а изо рта вырывались тихие вздохи блаженства.

Ощущать то, как Вадим притирается ко мне, пускай и через ткань, сбивало дыхание и мысли в голове. Это была та черта, где всякие прогнозы переставали работать, и я окунался в бездну неизвестности, что лишь подогревало интерес. Я позволяю ему меня раздеть догола, а затем, вплетя пальцы в его волосы, резко тяну за них назад, отрывая от своей груди, рывком садясь обратно на столе, чувствуя лёгкое головокружение от резкого подъема. Однако это не мешает мне хищно облизнуться и, подавшись вперёд, сокращая расстояние между нашими лицами - так, чтобы ловить дыхание друг друга и смотреть в глаза - с вызовом, ладонью сжать его пах, очерчивая член через ткань, надрачивая его ладонью, примеряясь и выдыхая:
- А мне нравится эта игрушка. - И с этими словами я весьма расторопно расстёгиваю его джинсы, командуя в губы, почти рыча:
- Снимай.

Подпись автора

котики-наркотики

Пол был холодным - это то, что Алтан осознавал чётко. А ещё - он всё так же не чувствовал ног. Все эти физиотерапии он считал пустой тратой времени, хотя он искренне пытался - до визита Баатара, который расставил все точки над i. Единственная мысль, что кружилась подобно стервятнику в голове Алтана было - может быть, я и должен был сдохнуть? Может быть, так было бы проще? Он вырос в парниковых условиях и не привык искать тяжёлых путей. Всю тяжелую работу за него делали другие люди, все трудности - решались по щелчку пальцев либо деньгами, либо мамой. Не то чтобы он этим кичился, но это была та жизнь, которую он знал. У него было будущее, он выучился на специальность, собирался поступать в магистратуру, а затем... Затем всё потеряло смысл, потеряло краски. Остались лишь глухая боль и нежелание смиряться с тем, что есть.
Мама была мертва, её похороны - Алтан не смог присутсвовать даже на них, потому что её похоронили в Китае, на её Родине, а Алтан не мог встать на ноги. Не мог и не хотел. Одной своей частью он желал присутствовать на церемонии, другой - понимал, что это его окончательно добьёт.

Уставившись на кафельную плитку перед своим носом, которая показалась за краем двери, Алтан сжал зубы, а затем - пальцы в кулаки, после чего поднял взгляд на Вадима - полный злобы. Его раздражало то, с каким ледяным спокойствием он смотрел на него сверху вниз, будто ничего здесь не происходило. Будто он просил его передать сахар с другого конца стола или же ручку с тумбочки.
- Ненавижу... - Буквально рычит Дагбаев.
Он знает, что проявляй Вадим к нему жалость, он бы всё равно злился. Однако и то, что сейчас у него было лицо кирпичом, выводило из себя по полной программе.
Однако Алтан пыхтит - но всё же упрямо ползёт, хватаясь за косяк, за стыки в кафеле, за стульчак, чувствуя, как дрожат от усилия руки. Он не намерен сдаваться так легко - нет уж, не этому наёмнику, который смотрит на него так свысока. Да, он собирается ползти вперёд назло - он не верит в физиотерапию, но куда больше не верит в то, что теперь на него все будут смотреть сверху вниз - как на грязь под ногами с завидным равнодушием.

***

Алтан делает первые успехи в физиотерапии через неделю после этого инцидента. Он делает первые шаги, опираясь руками на перила и прикрикивает на людей вокруг, чтобы они его не трогали и не помогали. Его поведение меняется в корне - его подпитывает злость на самого себя, на то, что он не смог присутствовать на похоронах, на Чумного Доктора, про которого уже успел посмотреть, кажется, все репортажи, какие есть. Однако вся эта злость улетучивается и сменяется новой апатией, стоит дверце чёрной машины захлопнуться за ним, увозя из больницы в пустой дом Дагбаевых.
После этого он не может спустить курок, пустив пулю в лоб.
Его тошнит в номере отеля.
Какой-то урод убивает Баатара.
И всё снова возвращается на круги своя, когда Алтан открывает глаза в белых тенах больницы, не сразу понимая, где он, а стоит ему прийти в себя - как ледяная рука страха сковывает его горло.
Разумеется, он не помнит, как Вадим обещает ему лечь костьми, пока он сам спал, и не может помнить, что хмурился в своём беспокойном сне, где его мучили какие-то бесформенные кошмары. Разумеется, он не помнит, как оказался в больнице и почему, но вспоминает, стоит взгляду сфокусироваться на лампочке в потолке. Впрочем, свет лампочки очень быстро меркнет, и мир накрывает тьма, и горло сдавливает вовсе не ледяная рука, а нарастающая паника, крик, который перерастает в громкое мычание, потому что кричать не выходит - дышать - не выходит тоже, потому что в лицо вжимают с силой подушку. У Алтана нет сил, чтобы сопротивляться - он пытается поднять руку, чтобы схватить обидчика за ворот, но не может - тело не слушается его.
И когда воздух снова поступает в лёгкие, а яркий свет лампы режет глаза - только тогда Алтан выныривает из пучины тёмной воды, жадно хватая ртом воздух, пытаясь отдышаться, кашляя, слыша какой-то звон, глухие звуки, и когда открывает глаза, откашливается, он видит Вадима с бездыханным (?) мужчиной восточной национальности.
- Кто это...? - Алтан снова кашляет, сгибаясь пополам и чувствуя жуткое головокружение. - Как я... Я помню, что позвонил тебе... Дальше всё, как в тумане. - Выдыхает он, чувствуя, как его то знобит, то кидает в жар. - Вадим, что происходит...?

***

- Что у тебя за звуки на фоне? - Алтан подпирает голову, просматривая полученные от ирландцев фотографии и документы с подробным отчётом. - Где финансист, ты в курсе? - Пауза с этой стороны провода, а затем Дагбаев издаёт вздох. - Ты - что?! - Он повышает голос, однако на том конце кладут трубку, что заставляет Алтана от злости сжать трубку телефона в руке, затем - прерывисто выдохнут, поиказывая себе успокоиться. Это же просто Вадим. Он всегда сначала делает - потом спрашивает. И потом думает.
Алтан пытается набрать номер ещё раз, но телефон упорно не берут, что бесит еще больше, поэтому, не долго думая, Атлан открывает смс, которое последовало за первым звонком, накидывает на плечи пиджак, берёт бумаги, медлит, достаёт из ящика стола небольшой пистолет, который дал ему Вадим на всякий случай, и спускается вниз, на ходу набирая водителя.

Дорога занимает не больше двадцаци минут по Западному скоростному диаметру, поэтому когда машина останавливается между складскими помещениями на улице Салова, Алтан успевает досмотреть все документы и сделать пару звонков.
В ангаре, где сегодня развлекался Вадим, был полумрак, узник был в полуживом виде, измученный, но живой, Вадик - явно довольный собой. Стук каблуков ботинок Алтана в этом ангаре отдаётся весьма чётко и явно - как похоронный марш, вопрос ещё - для кого из двух присутствующих. Пистолет - спрятан в нагрудном кармане пиджака, который всё так же накинут на плечи, и который Алтан подтягивает, не позволяя упасть с тонкого плеча.
- Прежде чем предпринимать какие-либо действия с человеком, ответственным за мои активы, сначала ставь меня в известность, - раздражённо произносит Дагбаев, поравнявшись с Вадимом, а затем морщит нос. - Выглядишь, как мясник. Что за дурацкая улыбочка маньяка? Не важно. Развяжи его и посади за стол, - Алтан отцепляет от своего ремня наручники и бросает их Вадиму. - Шуточки оставь при себе. - Сразу наперёд комментирует и усаживается за стол по одну сторону, ожидая собеседника с другой стороны.

- Итак. Я буду последователен, пока вы ещё в сознании, господин Давыдов. - Алтан пододвигает снимок к нему и указывает тонким пальцем на одного из человек на снимке. - Разумеется, вы узнаёте господина Шу на этом снимке. И на ещё трёх таких снимках, где вы замечены вместе с разное время с завидной частотностью. Выпики из вашей чековой книжки также свидетельствуют о том, что после этих встреч на ваш счёт капала приличная сумма. Мне стало любопытно - есть ли связь между этими двумя событиями? не поделитесь своими соображениями на этот счёт? - Алтан говорил отстранённо, однако, казалось бы со стороны - вежливо. На самом деле он не задавал вопросы, чтобы узнать ответы - они у него были. Он хотел узнать, какая будет реакция. Разумеется, многого ожидать не стоило от избитого и лишённого чести финансиста, но, как известно, они - крысы изворотливые, поэтому Алтан лишь вздёргивает одну бровь, когда в ответ звучит лишь тишина.

- Раз вы столь скромно молчите о своих подвигах, то я их суммирую. Господин Шу и еще несколько влиятельных бизнесменов являются акционерами Картэ и ещё ряда компаний, принадлежащих Дагбаевым. - В голосе прозвучали нотки стали. - Как человек, ответственный за финансы нашей семьи, вы имели полный доступ к внутренним процессам компаний и проблемам внутри семьи. Вы сливали информацию об этих процессах другим, тем самым получая на карман хорошие проценты, поскольку, будучи лицом заинтересованным и вовлеченным в дела компании вы не имеете права иметь на руках акции компании. Вы задушили Картэ, когда начались лесные пожары, вы были против вложения денег в Грин Проект, призванный вернуть плантации после их утраты. Вам это было не выгодно.

- Ты... сопляк. - Прозвучал глухой голос, Алтан столкнулся с налитыми кровью глазами, чужие кулаки ударили по металлическому столу, но Алтан не дрогнул. - Баатар сколотил империю. Его уважали. Его боготворили. На него молились... Ты - лишь тень его тени. Ты ошибка на страницах истории рода Дагбаевых.
- Я спрашивал не твоё мнение обо мне. На него мне глубоко плевать. - Перейдя на личности спокойно оборвал его Алтан. - Я могу тебе дать только два варианта. Либо сдохнуть в мучениях. Либо обеспечить лёгкую смерть. - На стол лёг пистолет - рукояткой к собеседнику.  - Только из уважения к вашему долгому труду на благо нашей семьи.
Чужие дрожащие руки, лишенные пары ногтей, быстро схватили пистолет, однако направив его вовсе не на хозяина, а на Дагбаева, который всё так же невозмутимо сидел, закинув ногу на ногу. В этом полумраке его глаза были похожи на два кроваво-красных отблеска.
- Это - твой выбор? - Спрашивает Алтан, переводя с дула пистолета взгляд на лицо. - Ты ещё более жалок, чем я думал. До последнего продолжаешь кусать руку, что кормит. - Он вздыхает.
У финансиста - руки дрожат и идут ходуном, поэтому он перехватывает пистолет крепче.
- Решил наводить свои порядки? - Голос его тоже дрожал. - Ищешь виновных и неверных? Тебе никто не будет присягать на верность, потому что ты слабак. Гладиолус - цветочек, который пытается выпускать шипы. Убивать всё вокруг. Баатар зря тогда разрешил оставить Аяне тебя. Бастарда. - Короткая пауза, и вместо выстрела - звучит осечка.
Пауза.
Ещё одна и ещё осечка.
Глаза финансиста расширяются, в то время, как усмешка на губах Алтана расцветает
- Кто сказал, что застрелиться - это лёгкая смерть? Жаль, что ты выбрал сдохнуть в мучениях. Вадим. Он твой. - Дагбаев поднимается и надевает пиджак удобнее, тут же кашляя. После отравления он всё еще не до конца оправился и иногда ощущал лёгкий озноб, но это не мешало ему командовать:
- Разберись с ним и приведи себя в порядок. Я на обед. После этого у меня назначена встреча. Я хочу, чтобы ты поехал со мной.

***

Меня забавит, как он продолжает отрицать очевидное - и пускай отрицает, я знаю, что это правда. И я знаю, что у него стоит на меня, что не скрыть ни за джинсами, ни за нижним бельем.
- О, за это не переживай, - я сглатываю подступившую ко рту слюну. Странный рефлекс, если подумать, потому что я никогда не брал в рот ни у одного из своих любовников, считая это верхом сабмиссивного положения, в которое я себя поставить не позволял. У меня был ограниченный набор поз и действий, которые я позволял по отношению к себе, однако с Вадимом этот шаблон почему-то рвался и трещал по швам. Ощутив в ладони вес его члена, я действительно на миг смутился и даже, возможно, немного испугался из-за размеров. Думая о Вадиме в этом ключе я, конечно, предполагал такие габариты, но ощущать их в своей тонкой ладони было совсем иным. Не говоря уже о сравнении с тем, каким достоинтвом обладали мои любовники. Сглотнув слюну, я поджал губы, поглаживая плоть и примеряясь, пытаясь прикинуть, сколько здесь сантиметров. Из размышлений и прикидок меня вырывают действия Вадима и его требование. Я вытягиваю одну ногу и упираюсь ей ему в грудь - как ультиматум.
- Ещё раз отвесишь шлепок - урою. - Предостерегаю его. Да, я дал ему зеленый свет выебать меня так, как он обычно это делает, но обращаться с собой, как с одной из его элитных проституток - не позволю. И всё же я делаю так, как он того просит, разводя ноги, веду ладонью по своей груди, чувствую, как жар приливает к щекам - и от чего только? - потому что Вадим осматривает меня в тех местах, где еще никогда не видел? Или от понимания того, что он чертовски большой, и от этого у меня сводит колени?

Это прикосновение к проходу слегка шершавыми, горячими пальцами заставляет мурашки пройтись по позвоночнику, я закусываю нижнюю губу и прерывисто выдыхаю. Понимание, что Вадим сейчас касается меня так, рушит крышу, у меня сбивается дыхание.
Я не могу понять - когда у меня начал так помутняться рассудок из-за него? Когда он стал спать в моей кровати из-за моих панических атак? Когда из всего мира от меня не отвернулся только он столько раз? Когда я понял, что могу доверять ему больше, чем себе, при этом не в силах сознаться в этом даже глядя в зеркало? Где-то глубоко в душе я злился -  на себя. Я совершенно точно знал, что последние несколько месяцев, когда я был с мужчиной, то замещал его в своей голове на Вадима. Соверешнно неосознанно, и непонятно почему - и это бесило. Вероятно этот момент был для меня способом понять - что особенного было в нём, и почему это происходило. Алкоголь в крови также твердил, что это прекрасная возможность удовлетворить свои потребности и, тогда, меня отпустит. Я предпочитал верить скорее в это, чем в то, что я был заинтересован в Вадиме.

Прогнувшись в спине, я потянулся к ящику с другой стороны стола, свешивая голову, я нахожу его ручку, открываю и достаю пакетик смазки и презервативы, так что, оттолкнувшись, я сажусь обратно на столе, и, не рассчитав траекторию, сталкиваюсь носом к носу с Вадимом, буквально ощущая его дыхание на своих губах. Так близко я его ещё не видел - по крайней мере, не припомню. Меня словно парализует на момент, глядя в его глаза, однако, очнувшись, я отворачиваю голову в сторону, оставляю смазку и презервативы на столе рядом с собой и раздраженно проговариваю:
- Может уже займешься делом, хватит глазеть? А то я могу и передумать. - Протянув стопу, я соскользнул ей со стола и веду пальцами ноги вдоль по его члену, смахивая с головки смазку.
- Уже течешь? - Хмыкаю довольно. - Готов поспорить уже нафантазировал всякого со мной?

Подпись автора

котики-наркотики

Юрист... Отравил... Слова с трудом складывались в предложения, потому что Алтан всё еще жадно глотал ртом воздух, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, уставившись на мужчину на полу. Было в нём что-то... поразительно знакомое. Одна мысль перескакивает через другую, Алтан вспоминает, что юрист предложил ему воды, вспоминает, что рассматривал...
- Бумага. - Хрипло говорит Алтан. - О владении кланом. Где она? - Алтан лихорадочно соображал. Если бы его убили, а он не успел подписать бумагу, то клан бы автоматически остался без потенциальной головы, которой, по традициям, должен был стать он. Юма не смогла бы перенять клан, потому что она женщина, и тогда...?

Новость поразила Алтана как гром среди ясного неба. Отец? Спустя столько лет он, наконец, встретил его, но при каких обстоятельствах? Его затуманенный взгляд распахнулся, и он жадно впился им в лицо на полу. Наверное, именно в тот момент он понял, почему Баатар был так требователен и строг к нему. Алтан увидел в этом лице много знакомых черт - своих собственных: скулы и линия подбородка, только глаза - Дагбаевские. Алтан нахмурился и попытался припомнить, как ему в детстве Аяна говорила, что он не смог быть рядом с ними и был вынужден уйти. И Алтан до сих пор не мог сложить кусочки паззла воедино, чтобы понять, что именно послужило тому причиной. Отец явно не нравился деду, и, пускай казалось, что этого было бы достаточно для Баатара, чтобы не принять в дом чужака, что-то здесь было не так.

- Он...? - В горле сухо, как в пустыне, поэтому Алтан не может договорить предложение до конца, закашливаясь. Короткого кивка Вадима достаточно, чтобы Алтан кивнул в ответ и распорядился:
- Разберись с телом. - Голос его был бесцветным и из-за хрипоты было невозможно в принципе угадать эмоции, которые не отражались и на бледном измождённом лице.
Несколько дней Алтан провёл в больнице, как в тумане - просыпался и засыпал обратно, ему меняли капельницы, и постепенно его и без того бледная кожа обрела более узнаваемые оттенки, осунувшееся лицо выправилось, и, вскоре, его выписали.

Вадиму было достаточно одного многозначительного молчаливого взгляда, чтобы понять, чего от него хотят. Алтан тоже сел в кровати, напротив него, готовый внимать.
- Рассказывай. - Вербально подчёркивает он, подталкивая Вадима к началу.
Алтан хочет знать всё - от и до, наконец разобраться в причинах и следствиях и понять, кем он является на самом деле. Он слушает внимательно и даже не перебивает, вглядываясь в лицо Вадика.

- Не ровня, - этом повторяет он. - Он не был из другого социального класса? - Вопрос скорее риторический, потому что Алтан прекрасно понимает, что так оно и есть. Разумеется, Баатар был в бешенстве. А отец - он вынашивал свой план мести многие годы.
Аяна погибла в теракте, и это стало отличным поводом начать подбираться к клану, в который его не приняли.
- Сначала он убил Баатара, затем нацелился на меня, чтобы заявить права как единственный мужчина, способный претендовать на пост из этой ветки. - Медленно и осторожно складывал цепочку Алтан. Он кивнул сам себе. - А затем планировал наверняка развалить клан, потому что долго бы он не просидел на этом месте, даже если бы пустил в клан своих людей. - Правда была жестокой, но Алтан был готов к ней и теперь понимал расклад всех карт.

Аяна совершала свои ошибки в юности - в тайне обручилась с отцом, а затем, когда Баатар оказался между ними, была вынуждена это скрывать. Затем этот брак вскрылся, но разорвать его в одностороннем порядке представлялось невозможным, а отец канул в небытие. Так эта история и осталась в подвешенном состоянии.

"Ты всё равно, что бастард" - Звучали эхом слова Баатара в голове.
"Твоя никчёмность от твоих испорченных генов".
"Если хочешь быть Дагбаевым, то докажи это".
"Пятно на родословной".
"Лучше бы ты умер вместе с ней".
"Слабым - не место в клане Дагбаевых".

А затем:
"Возможно, из тебя ещё что-то получится".
"Этого недостаточно, чтобы быть моим внуком".

"Он никогда не оставлял своих надежд на ваш счёт".

Алтан сам не заметил, как усмехнулся краем губ, а затем он тихо засмеялся, однако тут же закашлялся.
- Старый волк. Проверял меня на верность. - Собрав отросшие по пояс волосы в хвост, Алтан осторожно соскользнул с кровати и, еле ощутимо проведя ладонью по плечу Вадима, будто проверяя, на самом ли деле он спит, он подошёл к письменному столу, где поставил размашистую подпись, которая означала, что он отрекается от главенствования в пользу сестры.
- И даже после смерти он заставляет меня играть под его дудку, - Алтан упал в кресло и подпёр голову рукой, опираясь локтём на подлокотник.

Губы его были растянуты в кривой усмешке.
Что ни говори, но несмотря на всю свою строгость и нрав, Баатар продолжал вызывать как восхищение, так и ненависть.

***

- Тебя переучивать стучаться, прежде чем входить, - фыркнул Алтан, не отрывая взгляда от бумаг, которые заканчивал вычитывать перед подписью.
Его действительно раздражало, когда Вадим врывался в его пространство без предупреждения, порой забывая элементарные нормы приличия. Впрочем, стоило Дагбаеву поднять голову, как настроение закопать Вадима в ближайшей подворотне улетучилось. Костюм ему шёл, и шёл чертовски, пускай и выглядел он в нём странно - если знать, какой он человек на самом деле.
- Будешь выглядеть на миллион, если рта не будешь открывать на приёме, - бросает Алтан вместо комплимента. Вот ещё, комплименты ему отсыпать - а ещё что?
- Мы едем в гости к одному известному мозгоправу. - Дагбаев встал из-за стола и подошёл к зеркалу, чтобы поправить ворот чёрной рубашки. Поймав непонимающий взгляд Вадима в зеркале, Алтан снисходительно будничным тоном добавил:
- К Рубинштейну. - И, не дожидаясь ещё вопросов, подхватив со спинки стула чёрный пиджак, рукава которого были расшиты цветочным орнаментом под золото, Алтан произнёс:
- Мы были приглашены на день рождения. - И кинул Вадиму приглашение с адресом.

Уже в машине, пристёгиваясь, Алтан метнул в Вадима предупреждающий взгляд:
- Даже не смотри на меня так. Он сам был инициатором. И мы оба прекрасно знаем, что это он лечил Разумовского. Всё складывается идеально. - С этими словами он отвернулся к окну, обозначая, что разговор окончен.
Разумовский уже как год сбежал из-под стражи в Венеции при попытке передать его русским властям, с тех пор о нём не было ни слуху, ни духу. А Алтан был уверен, что он именно сбежал, а не погиб при крушении вертолёта и перестрелке. Эта рыжая тварь была слишком везучей и слишком расчётливой, чтобы сдохнуть так беспечно. К тому же, у него был сообщник, который, согласно официальным данным, был им же застрелен - пять раз в корпус, после такого не выживают, но...

"Как, говоришь, звали твоего знакомого наёмника, которому всегда везло?"
"Олег Волков" - Вадим сжал зубочистку зубами сильнее.
"Его везение могло спасти его и от пяти пуль?"
Вадим глубоко вздохнул и что-то прорычал.
Алтан знал, что теперь Олег Волков не просто его бывший коллега по цеху, но и их общий враг.

- Поехали. - Командует Алтан.

***

Дорога до Пушкина отняла около часа. Они остановились возле розового особняка на Павловском шоссе под адресным номером 12, и пока Вадим парковал машину, Алтан осматривал особняк снаружи. Ко входу вела двойная лестница, сам особняк был украшен белой лепниной и имел большие окна. Было видно, что дом претерпел капитальную реставрацию и, видимо, весьма свежую, потому что Алтан уловил еле заметные нотки краски, когда поднимался по лестнице.

- Господин Дагбаев, очень рад вас видеть среди гостей. - Хозяин вечеринки и, по-видимому, имения, приветствовал гостей лично.
- Вы неплохо устроились, доктор. - Отметил Алтан, пожимая ему руку.
Алтан видел смутно знакомые лица в толпе, а когда оказался в фуршетном зале, то решил подняться на балкон, чтобы лучше все рассмотреть. Очень вовремя рядом появился Вадим, и только тогда Алтан понял, что смог выдохнуть, до этого пребывая в напряжении, как струна.
- Я слышу, как они шепчутся за моей спиной, - зашипел он недовольно, опираясь на перила и смотря вниз на разномастную толпу.
Не то чтобы он этого не ожидал - в конце концов, их семья имела не малый вес в бизнесе Петербурга и России в частности, а Китай ныне был популярным направлением вложения денег.
Алтан к еде не притрагивается - нарочно, именно поэтому он до этого обедал дома, после отравления он не доверяет внешним источникам питания от слова совсем.

Помимо этого, он заводит небольшую оранжерею в своём новом доме на Каменном Острове, где теперь помимо красивых цветов выращиваются и ядовитые растения.

- Не правда ли красиво? - Виновник торжества решил сам подняться наверх, чтобы переговорить с глазу на глаз.
Рубинштейн был одет в глупый костюм, как подумалось Алтану - в клетку, которая полнила его и без того полное пузо. Впрочем, благодаря очкам-половинкам он всё еще создавал впечатление человека что-то, да знающего.
- Эта усадьба раньше принадлежал княгине Юсуповой. Время изрядно потрепало это здание, пережило войну, очень долго пустовало и буквально умирало на глазах, пока «Рест-Арт-Проект» не взялся за реставрацию. Мне повезло приобрести эту усадьбу почти за копейки, а всё благодаря Бондаренко Николаю Леонидовичу, главе администрации города.

Алтан слушал его весьма снисходительно, потому что его мало интересовала история приобретения этого здания, пускай оно и вправду выглядело весьма впечатляюще, как будто они оказались в прошлой эпохе.

- Но вы ведь не ради моих баек про усадьбу приняли приглашение, верно? - Рубинштейн сверкнул линзами очков, и Алтан вежливо приподнял уголки губ.
- Вы очень проницательны, доктор. Меня интересует один из ваших бывших пациентов.
- Конечно. Что именно вас интересует?
- Диагноз. Ваши методы лечения. Последствия. Прогнозы на его выживание. - Ровным тоном перечислил Алтан.
Рубинштейн закивал:
- Понимаю, у вас много вопросов, к сожалению, я не смогу дать ответы на каждый из них. Предлагаю перенести наш разговор на другой этаж, я бы тоже хотел вам кое-что показать. С глазу на глаз. - Доктор поднял взгляд на Вадима, и Алтан нахмурился. Ему явно это не понравилось.
- Вадим пойдёт со мной, это не обсуждается. За последние несколько месяцев моя семья подвергалась множеству нападений, риск сейчас - это большая роскошь для меня, доктор. Я доверяю Вадиму, как члену своей семьи. Его верность не вызывает у меня сомнений. К тому же, он знал приспешника Разумовского, и он имеет право слышать наш разговор.
Рубинштейн пожевал задумчиво губы, а затем, всё же, кивнул.
- В таком случае, прошу за мной, джентльмены.

***

Доктор провёл их в подвалы. Несмотря на антураж прошлого века, подвалы усадьбы были оборудованы электронными замками, которые открывались при помощи ключа-карты, а также были выложены металлом. Здесь было куда прохладнее, поэтому Алтан немного поёжился от неприятного ощущения. Хотя, возможно эти мурашки были также порождением его природного интереса, который граничил с ощущением, как если бы охотник подбирался к добыче. Так и ему казалось, что этот разговор мог помочь ему сделать один шаг навстречу поимке убийцы Аяны.

- Надо отметить, что Сергей Разумовский является уникальным случаем и уникальным пациентом в моей практике. Поначалу я думал, что у него Диссоциативное расстройство идентичности. Всё указывало на это - сейчас я поясню. - Они остановились в небольшой комнате перед очередной дверью. - Представьте, что существуют два брата близнеца, однако один брат - условно говоря, злой, а другой - его противоположность, добрый. А теперь представьте, что эти два брата находятся в одном и том же теле и попеременно перехватывают контроль над телом, в той или иной ситуации. Однако, с этим диагнозом всегда возникает очень много проблем, поскольку не все психотерапевты признают ДРИ как болезнь или отклонение. Однако было признано точно одно: Сергей не мог предстать перед судом, чтобы ответить за свои деяния, поскольку он утверждал, что не помнил о содеянном.

Алтан сжал зубы, еле сдерживая себя, чтобы не выплюнуть "что за спектакль одного актера?". Вместо этого он бросил взгляд на Вадима, словно проверяя - один ли он сейчас думает, что всё это звучит как какой-то дешёвый фарс.

- Следует отметить, что при подобном диагнозе существует также ядро - исконная личность носителя, иными словами, та личность, которая породила остальные, чтобы защищаться от внутренних или внешних угроз. Чаще всего подобная система появляется у детей в раннем возрасте в связи с психологической травмой. Всё это прекрасно вписывалось в случай Сергея - он вырос с детдоме и рано лишился родителей, его обижали одноклассники, кроме... - Он посмотрел на Вадима поверх очков. - Вам известного его друга, Олега Волкова. Но! - Рубинштейн начал набирать код на сенсорной панели. - Мне всё время казалось, что я что-то упускал из поля зрения. И, как оказалось, сознание Сергея зашло ещё дальше - на одной из сессий он признался, что проецировал на себя образ Олега, чтобы защитить себя от осознания его смерти. В этом призналась одна из его личностей. Это раскрыло мне глаза, и я понял, что Сергей являет собой сверх человека, который способен ломать наши стереотипы и установки и вырабатывать удивительные механики работы с собственной психикой.

Тут Алтан не выдержал, и всё же произнёс:
- Ваш Сергей - это не сверх человек, а чокнутый террорист. А вам, я смотрю, врачебная тайна не писана? - Он фыркает и скрещивает руки на груди.
Автоматическая дверь отодвигается в сторону, и Рубинштейн усмехается.
- Я понимаю весь ваш скепсис, и что ваша семья пострадала в теракте на площади Восстания, примите мои глубочайшие соболезнования, но я лишь выкладываю факты и ответы на ваши вопросы. И я скромно надеюсь, что мои нынешние разработки смогут убедить вас с обратном и изменить ваше мнение.
Внутри второго помещения были камеры - десять камер, из которых только три были заполнены. В каждой было по человеку. В одной сидел тощий темноволосый парень, который раскачивался из стороны в сторону, схватившись за голову, крепко зажмурившись и что-то бормоча себе под нос. Во второй находился чуть более крупный, с рыжей копной волос, в перчатках, которые были примотаны к его рукам клейкой лентой, и он ходил по кругу своей "клетки". В третьей - прикованный цепями к стенке сидел крепкий парень.
- Разработки? - Алтан уставился на доктора с ощущением, что это он здесь чокнулся. - Что с ними?
- Это мои пациенты.  Поэт, Огонёк и Кризалис.
- Что за дурацкие имена, как на детском утреннике? - Фыркнул Дагбаев.
Доктор снисходительно улыбнулся.
- Позвольте я вам объясню. После того, как Сергей сбежал из-под моего надзора, а затем пропал после инцидента в Венеции, а я всё же считаю, что велики шансы того, что он всё еще жив, я стал искать пациентов с похожими случаями. Эта тройка удовлетворяет некоторым критериям отбора, однако их случаи немного другие, впрочем, это не умаляет того факта, что они являются особенными людьми. Мне попросту требуется чуть больше времени и ресурсов, чтобы изучить их случаи подробнее и развить их способности.
- Вы планируете делать сверх людей из сумасшедших? Да вы сами чокнулись! - Алтан был настроен категорично.
- Технически они не являются сумасшедшими, большая сила требует большой жертвы. Все эти люди являются сиротами из приютов с тяжелой судьбой. Обратите внимание на поэта. Сейчас он находится в трансе, но несколько дней назад он заставил силой слова моего ассистента принести ему нож, слава Богу я оказался рядом, чтобы пресечь его попытку самоубийства. Огонёк - видите, у него руки в огнеупорных перчатках? У него тяга к огню, я могу поклясться, что с помощью щелчка пальца он может зародить искру пламени. И самый интересный кадр. Кризалис. Видите небольшие трещины на стекле его камеры? Он уже несколько раз пытался её разбить. Сейчас на нём прочные кандалы, которые он не может порвать, но он, с большой вероятностью могу сообщить, является сильнее вашего лучшего наёмника. Вадим, верно?

Алтан оскалился, смирив Кризалиса холодным взглядом.
- Я вижу, вы всё еще мне не доверяете. Давайте устроим эксперимент? Дадим Вадиму и Кризалису сыграть в армреслинг? Что скажете?
Алтану эта идея не понравилась, однако скепсиса в нём было куда больше, чем веры в то, что какой-то псих может уделать Вадима одной рукой.
- Вадим. - Алтан кивнул ему. - Только если цепи надежные и вы знаете, как утихомирить вашего бешеного в случае чего. - Несмотря, впрочем, на скепсис, он не хотел подвергать Вадима опасности.
- Не переживайте, его камеру оборудована усыпляющим газом в том числе. - Заверил доктор.
Он подошёл к панели управления, заставляя камеру открыться.
Кризалис приподнял голову. Прямо перед ним стоял стол, до которого он мог дотянуться.
- Этот человек хотел бы сыграть с тобой в армреслинг, не откажешь ему в услуге? Если ты победишь, то тебе принесут дополнительную порцию стэйка. - Мягко, как говоря с ребёнком, произнёс доктор.
Камера закрылась за спиной Вадима, Алтан подошёл чуть ближе, чтобы лучше видеть. Обняв себя поперёк одной рукой, вторую он согнул в локте и подпёр подбородок.
Вадим в его понимании тоже был сверх человеком. И он не был чьим-то экспериментом или психом.

***

- У тебя как у ребёнка стоит на всё, что нельзя? - Фыркаю в ответ на его ремарку про шлепок и склоняю голову к плечу, наблюдая за тем, как он прикусывает кожу на моих ногах. Было бы глупо отрицать, что меня эта картина заводила: Вадим, заигрывающий в каком-то смысле с моими ногами, порождали много мыслей - одна другой краше.

- А ты сразу планируешь в меня член вставить? - Парирую, явно не желая признавать, что о размере я как-то не подумал. Вернее, я думал о нём настолько часто, что о такой детали, как презервативы, которые бы на Вадима налезли, я совсем забыл. В конце концов, практически у всех моих любовников был одинаковый размер, и уж точно ни у кого не было такой дубины в штанах, как у Вадима. Стоило, правда, сознаться в том, что этот размер меня воодушевлял, пускай немного и пугал, но назад пути уже не было.

Вадим кусает меня за губу, и я мычу в ответ - возмущенно, пальцами впиваясь в край столешницы, а затем одной цепляюсь за его бок, сжимаю на нём пальцы, выпуская в кожу ногти, будто в отместку, чтобы не повадно было.
- Ведешь себя, как зверь. Надо было оставить тебя в клетке у Рубинштейна. - Усмехаюсь я. Он знает, что это не правда, и я бы никогда так не поступил, но мне жутко хотелось поддеть его, раззадорить, заставить вовлечься в процесс еще больше, чтобы у него не появлялось ни единого сомнения в голове, чтобы отступить или передумать.
Мне нравится эта игра - нравится отчитывать его, угрожать суровым наказанием или давать оценку его действиям, потому что мне нравилась его реакция - он скалился, обнажал свой оскал, колкий язык. Он был единственным, кто не боялся ответить мне, единственным, кто не смотрел мне в рот, а был готов распахнуть свою драконью пасть в ответ, чтобы извергнуть пламя.

Я охаю, когда Вадим тянет меня за ноги, ложусь на стол обратно и упираюсь взглядом в лепнину на потолке.
- Тогда придумай что-нибудь, зачем мне это знать? - Безразлично и с какой-то ноткой раздражения отвечаю ему. Впрочем, Вадиму удаётся вытянуть меня из транса буквально сразу - заставив взорваться от возмущения, я даже забыл, как дышать на мгновение, и не нашёл слов, лишь выдал:
- Какого...!? - И на этом мой словарный запас закончился, я даже не смог выдавить из себя "идиот", "кретин" или "извращенец", потому что ощущения захлестнули меня ударной волной. Я ощутил дрожь на кончиках пальцев, из-за чего сжал пальцы в кулаки. Со мной ещё никто там себя не вел, никто не вытворял подобной... дерзости. Это было грязно, влажно, волнующе (?), я попытался прислушаться к своим эмоциям, затуманенным алкоголем, и череда коротких почти беззвучных стонов шёпотом расставили всё на вои места, стоило только языку Вадима оказаться внутри.
- Ты рехнулся... - Выдыхаю я между стонами, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Я понимаю, что теряю контроль, отпускаю поводья, и Вадим, чувствуя это явно, лишь еще больше разворачивает свою вакханалию, вырывая из меня признание в виде стона уже в голос, в виде прогиба в спине и разведения ног чуть шире, чтобы ощутить его язык в полной мере.

Следом за языком я ощущаю пальцы - грубые, плотнее, чем язык, более настойчивые, из-за темпа действий я чувствую непрошенную влагу в уголках глаз и смаргиваю её, отворачиваю лицо в бок, чтобы Вадим этого не видел и не счёл за слабость - больно не было, был в начале лишь лёгкий дискомфорт, но он быстро прошёл. Он явно знал, что делал, и мысль о том, с кем и как часто он это вытворял, почему-то придавала мне ярости и упрямства, чтобы не сдаться ему так быстро на растерзание. Как будто мне не было плевать, с кем он спит и куда уходит вечером. Как будто мне не было всё равно, есть ли у него постоянный партнёр. Пф, чепуха какая-то.

В тот момент, когда внимательный взгляд появился перед моим взором и заглянул прямо на дно меня, я понял - это всё вовсе не чепуха, что мне далеко не плевать, что мне просто необходимо это знать, как дышать, чтобы контролировать его, чтобы владеть - эгоистично держать при себе, как ручного пса. Не знаю, что именно это было за озарение - реальное или же окутанное шлейфом возбуждения, но в тот момент я ощутил это явственно. И его шёпот - так близко, так громко, заставил мурашки пробежаться по моему телу.

- Раскомандовался... - Вяло парирую, тут же срываясь в голос на стон, чувствуя, что несмотря на всё упрямство и желание продержаться как можно дольше, будто ему назло, я действительно скоро кончу.
- Даже не мечтай... - Прерывисто выдыхаю между стонами, - ... живым отсюда не уйдешь. - Рычу ему в ответ и извиваюсь от укуса, от ощущения его языка на груди, бурно кончая, жадно глотая воздух и пытаясь приглушить череду стоном от оргазма, кусая свои губы и сжимая его пальцы внутри себя.

Я чувствую себя странно опустошённо и как будто покинуто, стоит пальцам Вадима исчезнуть, а ему самому - скрыться за дверью. Откинув голову обратно на стол, сведя ноги в коленях, я переводил дыхание, и в какой-то момент подумал: а что, если он не вернется? Ведь имеет все шансы, пускай и никакого права. Это же Вадим. От него можно ожидать чего угодно. Почему-то эта мысль меня даже не расстраивала, а злила. Как всегда, впрочем, я предпочитал злиться на Вадика, чем признавать, что у меня к нему могут быть какие-либо другие, причем положительные, чувства. Это было глупо.

Я провёл несколько раз по своему животу, собирая остатки спермы, приподнял руку и посмотрел на эту склизкую жидкость через призму света от лампы, а после, хмыкнув, снова развёл ноги, привстав немного на носках, чтобы размазать эту смазку по проходу и проскользнуть двумя пальцами внутрь. От этого действия чувство пустоты немного отступило, прикрыв глаза, я облизал пересохшие губы и прерывисто выдохнул, наконец, успокоив дыхание и поймав свой ритм.

Меня даже не особо заботит скрип двери и голос Вадима - я лишь улыбаюсь самому себе, своим мыслям - не сбежал, вернулся. Значит, не струсил. Значит - хочет. Хочет - меня.

Получит.

Я открыл глаза ровно в тот момент, когда он оказался снова рядом. Вадим возвышался надо мной, и было в этом что-то... сексуальное. То, о чем я думал уже так долго.

- Вопрос готов ли ты. Не передумал ещё? - Припоминаю ему его же вопрос и усмехаюсь, тут же ощущая его плоть вплотную к моей. Я замираю, задерживая дыхание, ловлю взгляд Вадима и не отвожу глаза - будто бросая вызов.

Приоткрывая рот, я судорожно втягиваю воздух и так же судорожно его выдыхаю, чувствуя, как растягиваются стенки под размеры Вадима, как напрягается всё внутри. Я стараюсь расслабиться, чтобы пропустить его дальше, прекрасно зная, как это работает, поэтому всё же прикрываю глаза, разрывая контакт и концентрируясь на ощущениях. Через несколько толчков, я начинаю привыкать - и физически и эмоционально, я чувствую жар чужого тела на своём, снова открываю глаза и вижу всё те же внимательные, дерзкие глаза, в которых читается и забота. Я знаю этот взгляд слишком хорошо - наверное с него всё и началось.

Я высвобождаю руки и скольжу ими по его шее, по его тату, очерчиваю пальцами рисунок и обнимаю Вадима за шею - для удобства, говорю себе я.
- Я ещё не распробовал, - усмехаюсь весьма кокетливо , однако тут же теряю лицо от очередного точка, который заставляет меня отозваться протяжным стоном. - Добавь ещё смазки. - Хмурюсь и веду пальцами по его загривку, а второй рукой обхватываю свой член, чтобы отвлечь от остаточных странных ощущений.
- Так лучше, - выдыхаю, когда он удовлетворяет мою просьбу. - Ты обещал со мной не церемониться, а ведешь себя как джентльмен. - Всё же поддеваю его, потому что не могу не.

Отредактировано Kevin Monahan (17.06.2022 02:00:56)

Подпись автора

котики-наркотики